Ингмар Бергман. Жизнь, любовь и измены

Харриет Андерссон поистине покорила Бергмана, причем не только своей эротической аурой. Она была “необычайно сильной, но ранимой личностью, чье дарование отмечено гениальностью”. Камеру воспринимала “непринужденно и чувственно”, обладала “технической суверенностью” и за секунду могла перейти от “сильнейшего сопереживания к трезвой отчужденности”. Отличалась грубоватым, но не циничным юмором. В книге “Образы”, вышедшей в 1990-м, Бергман описывает ее как интересное научное открытие: “Харриет Андерссон – один из кинематографических гениев. На извилистом пути через киношные джунгли лишь изредка встречаются столь яркие экземпляры”.

Вильгот Шёман вспоминает случай, когда они с Ингмаром Бергманом обсуждали исполнителей для “Вызова”, съемки которого проходили в декабре 1951-го и январе 1952-го.

Сама Андерссон трезво оценивает свою тогдашнюю харизму. В книге интервью о своей жизни она рассказывает соавтору, Яну Лумхольдту:

По поводу бергмановского утверждения, что у них якобы состоялись “тщательные костюмные пробы”, она презрительно фыркает. Вообще-то ей пришлось самой подбирать себе платья. И учить режиссера, как изъясняется молоденькая стокгольмская девчонка, ведь “он понятия об этом не имел”. Бергман и сам признавался, что совершенно не знал особой манеры поведения молодежи и никогда с ней не сталкивался. Главным источником вдохновения ему служил Яльмар Бергман и его “манерные описания молодежи”, и он думал, что фильмам упомянутого периода присуща общая слабость.

пишет он в “Образах”.

“Лето с Моникой” стало возвращением Бергмана. Пока шведская киноиндустрия стояла, ему приходилось обеспечивать не только себя, но и растущее число оставленных членов семьи. Выход нашелся – съемки целой серии рекламных роликов мыла “Бриз”, которое выпускала компания “Унилевер”. И это были отнюдь не заурядные рекламные ролики. Бергман использовал все свое профессиональное мастерство и работал со своей командой – оператором Гуннаром Фишером и, в частности, актерами Биби Андерссон, Карлом-Густавом Линдстедтом, Ёстой Прюцелиусом, Йоном Ботвидом и Турстеном Лиллье-круной. В общей сложности Бергман снял девять роликов и ничуть не сомневался в правомочности проекта, наоборот:

пишет он в “Образах”.

“Лето с Моникой” частью снимали на взморье. Съемочная группа базировалась на острове Урнё, и вся компания разместилась в Клоккаргордене, приземистом красном деревянном доме постройки 1864 года, который использовали как школьный класс, учительское жилье и праздничный зал. Условия примитивные. Харриет Андерссон и секретарь режиссера Биргит Нурлинд обитали в тесной чердачной комнатушке, где ночевали на матрасах. Сам Бергман, разумеется, занимал самую большую комнату.

Бергман и Нурлинд познакомились в Опере, когда он служил там ассистентом режиссера, а она танцевала в балете. Они подружились и после работы совершали сообща пешие прогулки. Бергман тогда жил скудно и позднее всегда вспоминал ужины у матери Нурлинд, утверждая, что они спасли ему жизнь. Теперь же она, стало быть, получила у Бергмана работу секретаря с важной задачей фиксировать все детали съемок, записывать отступления от сценария и следить за расходом времени. Она сама считала, что толку от нее немного, и Бергман был с ней согласен.

“Ты чертовски хорошая танцовщица, но секретаря режиссера из тебя не получится никогда”, – сказал он ей.

“Афтонтиднинген” в репортажах со съемок сообщила, что Клоккаргорден принадлежал легендарному жителю шхер Филипу Ульссону и что в лице Ульссона “Свенск фильминдустри” нашла бесценного географического эксперта, который мог в один миг, словно по волшебству, подыскать для съемок нужное место: “Если какой-нибудь камень в южных шхерах ему незнаком, значит, этот камень не заслуживает внимания, а уж для съемок тем паче не годится”. Весьма полезное обстоятельство. Изо дня в день они на рыбацких моторках спозаранку выезжали на дальние острова – Будшер, Борген и Саделёга, неподалеку от Урнё и Утё. “Лето с Моникой” в некотором смысле поставило древнюю историю шведских шхер себе на службу. Саделёга некогда был казенной рыболовной гаванью, то есть государство забирало налог прямо у рыбаков, натурой, а существовал этот налог с 1550-х годов. В 1719 году, когда русские разорили стокгольмские шхеры, на острове сожгли дотла единственную арендаторскую усадьбу, на Саделёге и на соседнем острове Будшер сохранился десяток фундаментов от рыбацких хижин.

писала “Афтонтиднинген”.

Репортер по-настоящему не вникал в здешние возможности провести свободное время. Участники съемок находили где “развлечься” и ночами смывались кто куда. Как режиссер рассказывает в “Бергман о Бергмане”, рано утром к началу работы собиралась романтичная и несколько усталая группа. Август был чудесный, вспоминает он, слегка скромничая. Он и Харриет Андерссон присматривались друг к другу, и однажды вечером он пригласил ее к себе на чашку чаю с бутербродами. Почему бы нет? – подумала Андерссон. Конечно, она была помолвлена с Пером Оскарссоном, с которым снималась в “Вызове” у Вильгота Шёмана, а Бергман по-прежнему был женат на Гюн, но, как и раньше, подобные детали не имели большого значения, когда он увлекался. А сейчас он увлекся.

Андерссон явилась в длинной плотной фуфайке, которая только-только прикрывала ее “прелести”, как она пишет в книге интервью, и для Бергмана это стало конечно же неодолимым соблазном. Они сидели на диване и смотрели друг на друга, потом поцеловались.

Вильгот Шёман вспоминает телефонный разговор, состоявшийся как раз в ту пору. Ему позвонил хозяин Клоккаргордена, Филип Ульссон, сообщил, что Ингмар Бергман приехал в Урнё. Душа радуется смотреть на них, сказал он Шёману, который поневоле спросил, кого он имеет в виду, и услыхал в ответ: Харриет и Ингмара.