Самоубийство Владимира Высоцкого. «Он умер от себя»

– Давай, рассказывай про всех наших ушедших друзей… Как жили…

Дружников рассказывал по мере своих сил…

А потом спросил:

– Володя, а правда, что у тебя два «Мерседеса»? А правда, что у тебя квартира 120 метров?

– Да, правда…

Обыкновенная зависть… И это не понравилось Володе…

– Ну, я пошел. Валера, ты его проводишь…

И ушел к себе…»

В тот же день с Высоцким встречался Штурмин, которого он даже сразу не узнал. Когда они обнялись, Штурмин почувствовал «напряженное, твердое, как камень, тело» барда. Знаменитый каратист отметил, что Высоцкий был в ужасном состоянии, а присутствовавшие в квартире «все время хотели вывести Володю из этого состояния – шампанским… А Володя все время показывал пальцем – шприц! шприц! А они говорят:

– Ничего, ничего… Еще один день, и он выскочит!»

Значит, серьезность положения не сознавалась Федотовым и Янкловичем вплоть до 24 июля. Они надеялись, что терапия Федотова даст свой результат.

Барбара Немчик в этот день Высоцкого не видела, только позвонила на Малую Грузинскую и убедилась, что дела – хуже некуда: «К трубке подошел Валера Янклович.

– Как у вас там дела?

Валера ответил:

– Сама не слышишь? (Было слышно, как Володя стонал: «А-а! А-а!»)

– И так все время?

– Все время…»

Оксана Афанасьева подтверждает слова Барбары: «Я приехала днем…

А Володя стал падать… А все сидели за столом и говорили:

– Это при тебе он так выкаблучивается… О-о… Смотри, опять упал… А тебя не было – нормально…

А вечером приехали эти врачи… Федотов все время делал уколы… Седуксен и что-то такое, что делают перед операцией.

Я Федотову говорила:

– Толя, ты мне объясни: как может реагировать организм на два совершенно противоположных препарата?!

С одной стороны, он колол успокаивающее, снотворное, а с другой – вводил тонизирующие препараты. Он делал настолько странные вещи, что даже я удивлялась:

– По-моему, происходит разлад нервной системы  – ведь ей непонятно, какую команду выполнять: не то отдыхать, не то бодрствовать…

– Да нет, – говорил Толя, – это специально так… Он как бы отдыхает и в то же время в тонусе…

А Володя уже никак не реагировал».

Состояние Высоцкого стало всерьез беспокоить Янкловича и Федотова. Они попытались что-то сделать. Янклович вспоминал: «Мы поехали в Склиф, я разговаривал с Сульповаром и со Стасом Щербаковым… С этого дня, я думаю, в квартире была Нина Максимовна, Володя был уже совсем плох. Он стонал, кричал все время… Все время накачивал себя шампанским…»

Про шампанское говорит и Федотов: «Бутылки две-три в день выпивал… Шампанское на наркоманов лучше действует…»

Леонид Сульповар вспоминал: «Утром 23-го в Институт Склифосовского приехали Янклович и Федотов. Федотов попросил у меня хлоралгидрат – есть такое средство, которое мы назначаем при перевозбуждениях. Но даем только с помощью клизмы. Этот хлоралгидрат в таких больших ампулах – 400 миллилитров.

Федотов попросил… Янклович сказал мне, что он – реаниматолог. А я слышал от Володи, что у него есть такой надежный человек, который часто его сопровождает… Хлоралгидрат я дал…»

Хлоралгидрат – это успокаивающее, снотворное и анальгезирующее средство; в больших дозах, близких к токсическим, обладающее наркотическими свойствами. Оно может вызвать сон продолжительностью до восьми часов. При приеме внутрь всасывается быстро, обладая раздражающим действием. Хлоралгидрат также угнетает процесс возбуждения, в больших дозах снижает артериальное давление. В сочетании со снотворными, седативными, противосудорожными нейролептическими средствами эффект усиливается. Очевидно, Федотов использовал хлоралгидрат в сочетании с седативными средствами просто как сильное снотворное.

Сам Федотов так объясняет происходившее в тот день: «23 июля при мне приезжала бригада реаниматоров из Склифосовского. Они хотели провести его на искусственном аппаратном дыхании. Был план, чтобы этот аппарат привезти к нему на дачу. Наверное, около часа ребята были в квартире – решили забрать через день, когда освобождался отдельный бокс. Я остался с Володей один – он уже спал. Потом меня сменил Валера Янклович».

Сульповар в целом подтверждает его слова: «23 июля я дежурил. Ко мне приехали Янклович и Федотов. И говорят, что Володя совсем плохой. Что дальше это невозможно терпеть и надо что-то делать.

Мы поехали туда. Состояние Володи было ужасным! У него уже были элементы цианоза – такая синюшность кожи. Запрокинутая голова, знаете, как у глубоко спящего человека, особенно выпившего, западает язык… Мы положили его на бок, придали правильное положение голове, чтобы язык не западал… Прямо при нас он немного порозовел. Стало ясно, что или надо предпринимать более активные действия, пытаться любыми способами спасти, или вообще отказаться от всякой помощи…

Мы посоветовались (вместе со мной был Стас Щербаков, он тоже работал в реанимации и хорошо знал Володю) и решили: надо его брать в больницу. На что нам ответили, что это большая ответственность и что без согласия родителей этого делать нельзя… Договорились, что заберем Володю 25 июля».

Оказывается, роковая задержка с госпитализацией была связана с тем, что на принудительную госпитализацию нужно было согласие родителей. Очевидно, речь опять-таки шла о госпитализации в наркологическое отделение. Но ведь, принимая во внимание состояние Высоцкого, речь могла идти об экстренной госпитализации по жизненным показателям посредством «Скорой помощи». Для этого никакого согласия родителей не требовалось. И ни Янклович, ни Федотов ничего не говорят о том, что 23 или 24 июля они каким-либо образом смогли получить согласие на госпитализацию их сына у Семена Владимировича и Нины Максимовны.

Станислав Щербаков вспоминал: «Наша последняя встреча, если ее можно так назвать, – вечером 23 июля. Почему мы его не взяли тогда?..

Приезжаем, открывает дверь какая-то девушка. На диване под одеялом лежит человек и вроде слегка похрапывает. Это был Федотов – тогда я в первый раз с ним столкнулся. Спрашиваю:

– А где Высоцкий?

– Там, в спальне.

Проходим туда и видим: Высоцкий, как говорят медики, в асфиксии – Федотов накачал его большими дозами всяких седативов. Он лежит практически без рефлексов… У него уже заваливается язык! То есть он сам может себя задушить. Мы с Леней придали ему положение, которое и положено наркотизированному больному, рефлексы чуть-чуть появились. Мы с Леней анестезиологи, но и реаниматологи тоже, видим, что дело очень плохо. Но ведь и Федотов – реаниматолог-профессионал! Я даже не знаю, как это назвать, это не просто халатность или безграмотность!.. Да если у меня в зале лежит больной и я знаю, что он умрет, – ну нечего ловить! Но когда я слышу храп запавшего языка, я спокойно сидеть не могу.

Ну а дальше пошел весь этот сыр-бор: что делать?»

Почему Сульповар и Щербаков поддались уговорам Федотова и Янкловича и не забрали Высоцкого в больницу немедленно? Наверное, если бы они так сделали, то агонию Высоцкого удалось бы продлить еще на несколько месяцев. Вероятно, окружение Высоцкого до последнего не хотело, чтобы ему официально диагностировали состояние наркотического опьянения и надеялось обойтись домашним лечением. Более того, его, как кажется, собирались всерьез поставить на ноги к очередному «Гамлету» 27 июля и к вылету в Париж 29 июля. Неужели надеялись, что госпитализация продлится всего два-три дня?

Врачи Склифософского утверждают, что, по крайней мере, мать Высоцкого не возражала против госпитализации. Сульповар предложил следующую методику: «Взять человека на искусственную вентиляцию легких… Держать его в медикаментозном сне несколько дней и вывести из организма все, что возможно. Но дело в том, что отключение организма идет с препаратами наркотического ряда. Тем не менее хотелось пойти и на это. Но были и другие опасности.

Первое: Володю надо было «интубировать» – то есть вставить трубку через рот. А это могло повредить голосовые связки. Второе: при искусственной вентиляции легких очень часто появляется пневмония, как осложнение… В общем, все это довольно опасно, но другого выхода не было».