В белые ночи

22. ВЛАСТЬ И РАВЕНСТВО

Общепринятое определение государства включает три фактора: территорию, население и единую власть. Определение государства, введенное Лениным, включает всего два фактора: класс угнетателей и класс угнетенных. Государство, — писал Ленин, — есть машина для подавления одного класса другим. Цель пролетарской революции, по его словам, — ликвидация классов, что влечет за собой ликвидацию государства. После победы революции начинается процесс постепенного отмирания государства.

Во время моих странствий по России я не заметил никаких признаков отмирания государства. Наоборот, присутствие государства ощущалось в каждом городе и каждой деревне, на каждом предприятии, во всех деталях жизни советского человека. Государство определяет нормы и расценки труда для каждого из миллионов своих граждан, оно выбирает для гражданина место работы и прикрепляет, под страхом «перевоспитания», к этому месту. Советское государство можно не только постоянно видеть, но и беспрерывно слышать. Напрасно обращаются американцы к советским слушателям через мощные передатчики радиостанции «Голос Америки». Лишь в немногих советских домах имеются радиоприемники. Но существующие приемники отрегулированы так, что дают возможность слушать одну-единственную местную станцию, передающую новости из Москвы. Но если гражданин и поймает передачу из-за границы, он не настолько глуп, чтобы слушать ее при жене и детях. Большинство слушает радио на улицах: государство обращается к своим гражданам через рупор громкоговорителя с раннего утра до позднего вечера.

Любому ясно, что государство в Советском Союзе не только не отмирает, но, напротив, распространяет свою монополию на все области общественной и личной жизни. Если согласиться с определением Ленина, уместно спросить: где угнетатели и где угнетаемые в России после полной ликвидации дореволюционного класса угнетателей — помещиков и капиталистов? В связи с этим встает проблема общественного равенства в стране коммунизма. Я считаю, что коммунизм многого достиг не силой, а лозунгом о равенстве. Коммунизм обещал землю крестьянам, мир солдатам, хлеб голодным, обеспеченную жизнь бедным. Все эти обещания и тогда, когда их раздавали направо и налево коммунисты-ленинцы, могли показаться сомнительными дальновидному человеку. Теперь все видят, что для сомнений были основания.

Стремление человека к равенству так же естественно, как стремление к свободе. Покуда большая часть человечества искренне считала, что люди от рождения не равны, стремление к равенству открыто не проявлялось. Но после Французской революции и особенно после революции в сознании, происшедшей в результате Первой мировой войны, немногие продолжают верить в природные различия между обитателями дворцов и кварталов бедноты. Коммунизм призывает к бунту против этих различий. В этом призыве была и до сих пор остается его основная сила.

Не случайно коммунистическая революция победила, вопреки знаменитому утверждению Маркса, не в высокоразвитой, а в отсталой стране. В развитых странах не осуществился процесс, заложенный в основу предсказаний марксизма: постоянное обогащение одних и постоянное обнищание других. Этот процесс, по мнению автора «Капитала», должен был привести к образованию двух классов: обладающего всем меньшинства и не имеющего ничего большинства. Но такая пропасть между отдельными слоями населения была и остается по сегодня лишь в отсталых странах. Богатые слои населения этих стран, в эгоистической слепоте, отказываются сгладить различия, преодолеть разрыв. Они сами себя обрекают на гибель, а человечество в целом продвигается к равенству.

В России произошло нечто подобное. Обеспеченные слои населения были сброшены в пропасть. Революция победила. Все полагали, что с победой революции наступит подлинное равенство. Так ли это?

Вспоминаю женщину, приговоренную к пяти годам лагерей по «подозрению в шпионаже». Из ее рассказа можно было судить о ее разрушенном счастье, относительном счастье. Она привезла из Москвы меховую шубу. Ее муж был директором завода, получал большую зарплату — в несколько раз большую, чем зарплата рабочих того же завода. Он мог себе позволить купить роскошную шубу для жены. Он относился к жене, как относится к молодой любимой женщине пожилой богатый человек в любой стране. Но разве мог позволить себе такое хотя бы один из десятков миллионов советских рабочих?

На улице в Ташкенте я однажды встретил двух красивых женщин в великолепных меховых шубках. Дамочки благоухали дорогими духами. Они медленно прогуливались. Рядом с одной шел генерал, рядом с другой — человек в гражданском, красиво и элегантно одетый. Тут же стояли, шли, бежали рядовые советские граждане в своих обычных лохмотьях. Босые, голодные, вшивые. Только спустя много лет я снова увидел шубки, похожие на те, что были на советских дамочках, — на Елисейских полях в Париже.

Но не это главное. Куда важнее понять, являются ли эти привилегии — изысканная одежда, роскошная квартира, первоклассное питание — счастливым уделом одиночек или достоянием целых слоев населения? Если привилегиями пользуются люди одного слоя населения, этот слой превращается в класс даже с точки зрения марксизма.

В Советском Союзе я наблюдал четыре разных вида снабжения и торговли. Не могу утверждать, что их всего четыре, но те, с которыми я ознакомился в Ташкенте, Джизаке, Самарканде и Маргелане, — без сомнения, основные и наиболее характерные.

В Советском Союзе имеются спецторг, военторг, колхозный рынок и общий рынок.

Само название «спецторг» говорит о его особенности, но по названию трудно судить, с кем этот вид снабжения и сбыта связан и для кого предназначен. Оказывается, эта сеть магазинов является собственностью Наркомата внутренних дел. Ни один человек, если он не сотрудник НКВД с удостоверением советской секретной службы, не имеет права покупать в магазине спецторга. В этот магазин не может попасть ни высокопоставленный правительственный чиновник, ни ответственный партийный работник, ни высший офицер армии. Только сотрудники НКВД и члены их семей. В трудные военные годы, когда советские люди буквально умирали от голода, стойко и мужественно перенося все лишения, офицеры НКВД выносили из магазинов спецторга белый хлеб, масло, мясо и всякое другое добро. Часть этих продуктов непременно попадала на рынок, о котором я до сих пор не упоминал — его и на русском языке называют черным рынком. Некоторые из «стражей революции» не прочь подзаработать…

В военторге, предназначенном только для военнослужащих, тоже имеются товары, которых простые граждане в плаза не видят. Черный рынок частично существует и за счет военторга.

Свободный колхозный рынок открыт перед всеми гражданами. Здесь можно достать различные продукты питания. Иногда муку, иногда овощи и фрукты с приусадебного участка колхозника. Зато цены здесь в несколько раз выше государственных. Не каждый рабочий может себе позволить делать покупки на колхозном рынке, особенно в период, когда цены на товары беспрерывно растут — то из-за сниженного предложения, то из-за повышенного спроса, вызванных войной, массовой мобилизацией и наплывом беженцев.

Для простых смертных — рабочих и людей умственного труда — существует обычная сеть магазинов, в которых очень мало что можно купить по дешевым государственным ценам, в основном хлеб.

Итак, верх социальной пирамиды в России — это НКВД с его спецторгом; в самом низу — серая масса трудящихся; на промежуточных ступенях — партийные и правительственные работники. Деление общества — с точки зрения снабжения основными продуктами, пожалуй, — является основным и решающим. Если судить по денежным доходам, что также важно, на высшую ступень пирамиды поднимаются люди, поставляющие народу развлечения: певцы, музыканты, актеры, писатели и другие деятели искусств. У каждого слоя свой рынок, у каждого класса — свой привилегии.

Различия между отдельными слоями населения в России не похожи на различия в других странах, где в основе лежит частная собственность на средства производства. В капиталистических странах основой является имущество; в Советском Союзе — должность в аппарате власти. В России нет огромных количественных различий (характерных для других стран) между владельцами акций крупной компании и простыми рабочими или служащими. Отсутствием этих различий гордится каждый советский человек, даже те из них, кто помнит еще дореволюционные годы. Не раз мне приходилось слышать: