Десант на Эльтиген

Последние строчки письма:

После выхода первого издания книги стали приходить письма отовсюду. К радости нашей, многие из товарищей, которых мы считали погибшими, здравствуют и поныне. Пишет мне бывший пулеметчик, а ныне слесарь Ростсельмаша А. Г. Журавлев. Волнующее письмо прислал Сергей Рубенович Асатурьян. Он входил в состав группы из 30 человек, которая должна была продержаться в Эльтигене, пока десант не покинет плацдарм. Группой командовал лейтенант Евгений Котляров. Бойцы выполнили приказ. Но в живых остались немногие, и еще меньше выжило после фашистских зверств. Ныне Сергей Рубенович — директор спортивной школы во Владимире, судья всесоюзной категории.

Отважно сражались в Эльтигене Федор Сергеевич Чинякин, проживающий ныне в городе Отрадном Куйбышевской области, Иван Владимирович Долгокеров, ныне работающий в Керчи, Михаил Павлович Гавозда, ныне путеец Северо-Кавказской железной дороги, и многие другие товарищи, приславшие мне весточки. Спасибо, дорогие друзья, за добрую память, за то, что вы живы, за тепло ваших сердец!

По вражеским тылам

Итак, прощай, "Огненная земля"! Мы многое оставляем здесь. Многое уносим с собой. Стрелка часов приближалась к 20.00. К этому времени должны были подойти вызванные на КП командиры полков.

Поджидая офицеров, я всматривался в темноту. Над Эльтигеном беспрерывно взлетали ракеты. Этот рыбацкий поселок, превращенный фашистами в груду развалин, никогда не забудут новороссийцы. В сущности, при всем отчаянном положении, десант покидал плацдарм победителем. Враг не сумел ничего с нами сделать. И теперь мы снова навяжем ему свою волю. Явились Блбулян, Ковешников, Нестеров и Челов. Мы уточнили потери за последний день, установили, сколько осталось людей, способных вести бой. Лучше всего было в морском батальоне и 39-м полку. В течение 5 и 6 декабря два правых батальона полка и морская пехота не испытывали особого давления со стороны противника. Я использовал их подразделения только при организации контратак и то лишь в крайних случаях, стараясь сберечь силы для прорыва. У Блбуляна и Нестерова потери были весьма велики, и люди до крайности вымотаны. Человский полк, в течение трех суток отражавший атаки румынской дивизии, находился в удовлетворительном состоянии.

Всего набиралось около двух тысяч человек, считая и раненых, способных передвигаться. Раненые были вооружены. Позже мы видели в бою: солдаты с рукой на перевязи забрасывали гранатами блиндажи немецких артиллеристов, уничтожали гитлеровцев, не добитых ушедшими вперед штурмовыми группами.

Командирам полков было приказано выдать каждому патроны и гранаты с расчетом на два дня напряженного боя, зарыть в землю материальную часть, которую нельзя взять с собой, уничтожить всю документацию в штабах. Запасы продовольствия позволили дать на человека горстку сухарей и банку мясных консервов на двоих.

Я окончательно объявил свое решение: в 22.00 начинаем атаку вражеской обороны в районе Чурбашского озера. Атакуем внезапно, без артиллерийской подготовки, без единого выстрела. Офицеры пометили на своих картах маршрут продвижения к Керчи. Крепко пожал каждому руку и пожелал боевой удачи и счастливой встречи на Митридате. Нестерову сказал на прощание: "Гвардейцы сегодня дрались прекрасно. Жду этого и впредь".

Копылов, сидя в углу блиндажа, жег в печке документы политотдела. Перед ним лежали стопки бумаги: политдонесения, материалы партийного учета, заявления о приеме в партию. Несколько слов, написанных карандашом на листочке бумаги: "Прошу считать меня коммунистом". За этими словами — беспредельная преданность делу партии и несгибаемое мужество.

Лейтенант Попельнишенко… Он со своими солдатами отбил за день семь танковых атак и гранатой остановил «фердинанда» над траншеей у школы. Ранен, остался в строю.

Рядовой Петр Зерин поклялся бить фашистов до последнего. "Кончатся патроны, руками буду душить", — говорил он на партийном собрании. Зерин отсекал вражескую пехоту от танков, стрелял из своего пулемета, держа про запас трофейный. Дважды ранен, остался в строю.

Коммунисты всегда оставались в строю. Даже когда умирали. Погиб Клинковский, но солдаты его батальона называли себя клинковцами, не иначе.

"Шурупов, Петров, Григорьев, Вьюнов…" — читал Михаил Васильевич, задерживая взгляд на листках бумаги, прежде чем бросить их в раскрытую дверцу печи. Ему было нелегко расставаться с этими бесценными документами. Огонь охватывал листки. Они, пламенея, трепетали, как живые.

Копылов глядел на растущую грудку пепла повлажневшими глазами. Вытащил из кармана носовой платок, вытер глаза. Достал махорку, набил трубку, затянулся и снова принялся за бумаги.

В другом углу майор Григорян уничтожал копии боевых донесений, разведсводок и журнал боевых действий десанта. Весь этот ценный коллективный труд также запылал в огне. Обращаясь к шифровальщику Теплицкому, майор говорил:

— Жалко уничтожать историю нашего десанта… Если кто из нас останется жив, будет что вспомнить. А ведь потом могут и не поверить, что вот была такая "Огненная земля". Приедешь сюда после войны и уже ничего не узнаешь. Позакопают траншеи и воронки, построят новые дома, огороды посадят, и фрукты будут расти…

— Ты что, жалеешь, что так будет? — спросил Теплицкий.

— Да нет же. Просто хотелось бы, чтобы люди помнили…

Артиллерия с таманского берега вела огонь по южной окраине Эльтигена. По противотанковому рву подходили к месту сосредоточения десантники. Санитары поддерживали раненых. Майор медицинской службы Трофимов энергичным шепотом командовал:

— Пошли вперед, пошли вперед, товарищи!

Последние минуты тянулись особенно медленно. На командном пункте собрались все офицеры штаба и политотдела. Полковник Ивакин сказал:

— Посидим перед уходом. Исполним русский обычай, чтобы было счастье в дороге.

Павлов нервничал:

— Бросьте вы, Василий Николаевич, хоть сегодня свои шутки!

— Отчего ж? — глянул на него полковник. — На том свете не будешь шутить.

Командующий артиллерией Никифоров передал последние цели на Тамань и тут же сказал:

— Мы сейчас будем похожи на древнегреческого героя Антея. Он был сильным, пока держался земли… Как оторвемся от земли…

Модин, вставляя капсюль в гранату, перебил артиллериста:

— Просто вы страдаете, полковник, что ваша должность теперь отпадает. Теперь нас будет поддерживать карманная артиллерия — вот она! — Инженер встал, весь обвешанный гранатами, дисками от автомата.

Глядя на него, я подумал, как много этот хороший, умелый, жизнерадостный человек сделал для всех нас. А он, расправляя свои широкие плечи, продолжал в том же шутливом тоне:

— Ну берегитесь, фашисты, беда будет, кто попадется мне!

Однако в голосе его чувствовались горечь и волнение.

В 21.30 все части были сосредоточены на северной окраине плацдарма около КП дивизии. Ночь выдалась темная. Слегка моросил дождь. Люди принимали установленный боевой порядок. Усталые, обессиленные дневным боем, с лицами, обострившимися от голода. Но настроение решительное. Командир улавливает волю и решимость коллектива по многим признакам. Уверенный ритм в движении подразделений. Отсутствие суеты. Оружие и снаряжение пригнаны — никаких лишних шумов. В темноте негромкие голоса:

— Атакуем без выстрелов и без крика, — наставляет кто-то из офицеров.

— Неужто пробьемся к своим? — слышится в другом месте.

— Только бы траншею проскочить. А там — степь!