Алексей Федорович Лосев. Раписи бесед

Переводы Карпова нудность, сплошной славянизм. В то время как Платон живой, подвижный, непостоянный, его таким вялым дураком изображают. Так что если эту мою статью напечатают, то свежим ветерком повеет в советской литературе.

Или Бог воплотился в человеке, и тогда Бог изобразим; или Он непознаваем, тогда и Христа не было! Изобразить человека дело маленькое, достаточно позвать портретиста. Но богочеловека… В иконе должна быть явлена сущность Божия. Сущность должна быть явлена именно как субстанция, поэтому икона праведника не просто изображение, она несет энергию того человека. В иконе, конечно, не та благодать, которая была в нем, но всё же. Икону нельзя прятать, ее надо вешать в комнате, потому что от иконы благодать излучается, свойственная святому. Между иконой и святым субстанциальное тождество. Несубстанциальное тождество есть в каждом художественном произведении; метафорическое или символическое тождество в пошлом смысле символа. Я-то символ, ты знаешь, понимаю глубже, как тождество не только чисто

переносное, образовательное, но также и благодатное, не только глазу дающее, но и побуждающее действовать.

Флоренский в девятом номере «Богословского вестника» пишет, что икона это окно в другой мир. Там же есть исследование Попова Ивана Васильевича, которого я хорошо знал. Что интересно, это рассуждение у Флоренского не только философское, но и богословское, и искусствоведческое; для него ведь это одно и то же.

5. 6. 1973. Для романтиков миф это реальность. У Гёте же нет с мифом налаженности определенной.

Статья Соболевского, разоблачающая абракадабру и махинацию Толстого.

Так что если твой брат работает на основании Вейсмана, или по Толстому [139], скажи ему: что хочешь, то и докажешь.

Этот старый дурак Толстой, идиот и вырожденец, выкинул из Евангелия всё, там осталась только тошнотворная толстовская моралистика.

Тюбинген доказывает, что когда в Евангелиях упоминаются три ипостаси, то это позднейшие вставки. А нашли армянскую рукопись второго века нашей эры, где эти места есть. Так что они сели в лужу. Церковь есть тело Божие. Кто приобщается к этому телу, тот получает разумение. А что такое Евангелие, если оно только текст без предания… Я тебе его так переведу, что ты усиками затрясешь. Соболевского статью о Толстом со своим братом посмотрите. Правда, Соболевского тут жалели и он сам себя жалел, не упоминал этой своей статьи о Толстом. Всё-таки Толстой такая величина.

У Спасского, «Догматы Святой Троицы в ее историческом развитии», хорошо показано, как в первые века чуть не победило арианское учение: так называемый субординационизм, когда только верховный Отец есть единый истинный Бог, ниже его зависимый от него Сын, еще ниже Дух. Верховное божество постепенно расчленялось, эманировало, из него возник космос, сын Божий, и так далее. Первые три века всё христианство было пронизано этим. Даже почтенные личности, как Иустин мученик, если внимательно прочесть, имеют что-то от арианского учения. В 325 году Первый вселенский Собор должен был иметь дело со всеми этими недоношенными и непродуманными теориями. Вера все первые века была великая, неизмеримая, церковь стояла на крови мучеников, а разум хромал. В лице Ария сгустилась субординация, хотя сам Арий был очень образованный человек. На Первом вселенском Соборе после долгих прений было постановлено, что Сын равен Отцу. В Символе веры было записано: «Единосущна Отцу, Им же вся быша». С тех пор Священная история излагается по Символу веры. Но на Первом соборе были известны пока еще только две ипостаси, Отец и Сын. Дальше, после арианства, пошли всякие монофизиты, которые признавали, что Христос Бог, но не верили, что Он совершенный человек. На этой почве отвалились целые церкви, например армянская. Поскольку Христос не человек, то не может быть и его икон, всякие изображения расцениваются только в смысле благочестивого иллюстрирования, сила за этими образами не признается. Народ всё равно и к таким изображениям прикладывается, только, конечно, без излучающейся из них благодати. Но тогда надо и Церковь отрицать как тело Божие!

15. 6. 1973. Грузия, неоплатонизм в 12 веке там воскрес, в свете Ареопагитик. Иоанн Петрици тут главная фигура, он сделал перевод Прокла «Στοίχεϊωσις θεολογική» на грузинский. Петрици очень глубокий человек, учился в Византии, потом монашествовал в монастыре в Гелати, недалеко от Кутаиси. Основал там академию, где неоплатонизм процветал, причем с элементами пантеизма. Конечно, в целом это было православие. Но если божественные эманации понимать широко, как такую интересную пронизанность мира божеством, то можно и до ереси дойти.

В Возрождении несколько струй. Например, струя Леонардо ничего общего с неоплатонизмом не имеет. Это линия искусствоведческая.

Откуда пошел термин неоплатонизм? Ведь это термин новый. Откуда это началось?

А. Ф. выносит своё окончательное суждение о Леониде Ефимовиче Пинском. Он свёл всё на пантеизм, а это одна из самых бездарных и бессодержательных религий. Самодвижение Пинский, правда, понял. Но если уж мы дошли до самодвижения, то, наверное, в самодвижении есть какая-то закономерность? Солнечная система, например, это такая штучка, которая движется с точностью до секунды. Солнечная система ничтожество по сравнению со вселенским целым, а мы вот и ее не можем объяснить. Если же в самодвижении есть закон, то оно не просто движение, а разум, vcrix;. Теперь еще маленькое усилие мысли, и получаем единое Плотина. Оно действует в каждой вещи. Стол как таковой в его смысле, в его имени есть нечто абсолютно неделимое, т. е. в нем присутствует единое, Их. Возьми все вещи мира, в каждой из них и во всех них есть тоже абсолютно неделимое, целое.

Волей-неволей дойдешь до всего. И Ленин дошел до стакана. Стакан, он говорит, может быть деревянным, железным, но что есть стакан сам по себе? Правда, он это применил к профсоюзам. Но всё равно. Так что даже Ленин дошел до целости. Ему только не пришло в голову применить ее к миру.

Безбожники расстаются с Богом ценой расставания с миром. Ведь бесконечное движение материалистов это не мир, оно происходит в мире, а что такое мир в целом? Гегель говорил: меня берет жуть, когда говорят о бесконечности Бога; меня трясет от ужаса, когда Его такими атрибутами прославляют. Так что тут,

батюшка, мозгами надо шевелить, а без мозгов и до атеизма дойдем, и еще до чего-нибудь похуже.

Еще просьба. Тут на днях выходит Мандельштам. Ты знаешь, его приходится ценить, у него такое словотворчество и такой ум… Так что мне бы два экземпляра. Правда, у нас такое творится, что в какой-нибудь Караганде он будет, а в Москве нет, как раньше в библиотеке какой-нибудь конюшни был Лосев, а на Арбате не было. Доставать книги трудно. Тут нужен кум, или надо как евреи, machen sie gewesen. Что это такое этимологически, не знаю, но, видно, значит что-нибудь вроде спекуляции.

Все книги Платона как идеолога аристократии были у нас в немилости. Кто же кроме меня мог за него выступить? Один я не побоялся.

А. Ф. говорит о Бахтине по поводу этой своей апологии Платона: А пусть он сам выступит перед Академией наук. Я хотел показать, что Платон не просто музейный экспонат, а человек, который ездил на Сицилию, пытаясь чего-то достичь, бился, хотел тотчас переделать общество. Бахтин сильно отстал. По мировоззрению он чрезвычайно отстал. Он не работник сегодняшнего дня, и он ничего не может сделать. Следя в кабинете с Бибихиным за литературой, он мало что сдвигает [140]. А моя статья к изданию Платона будет огромным сдвигом. Первым кто начал реабилитацию Платона, скажут лет через 70, был Лосев, а не Аверинцев и не кто-нибудь еще.

Неожиданно за чтением Аркесилая А. Ф. спрашивает: а как по-французски всегда? Как по-французски прощайте, до свиданья? Я говорю. — Mes compliments.