Владимир Высоцкий — жизнь, легенда, судьба

Впервые смерть показала свой оскал в тысяча девятьсот шестьдесят девятом. В Москву на кинофестиваль приехали Влади и ее три сестры с мужьями. Они хотели не только посетить историческую родину, поучаствовать в кинофоруме, но и познакомиться с Высоцким, человеком, который так очаровал их Марину. Встрече, которая была спланирована на вечер, предшествовали события, которые послужили некоторой причиной произошедшего в этот день с Высоцким.

Во второй половине дня состоялся большой официальный прием для участников фестиваля. У гостиницы «Москва», откуда автобусы повезут гостей к месту праздника, собрались все делегации. Было много народа.

Марина и Высоцкий вместе подошли к гостинице, и пока ждали отправления автобуса, она представила его своим друзьям, иностранным артистам из разных концов света. Но когда Влади прошла в автобус вместе с Владимиром и другими актерами, служба, занимающаяся проверкой документов, грубо вытолкала Высоцкого. В своей книге «Владимир, или Прерванный полет» Марина Влади так описывает сложившуюся ситуацию: «Я бросаюсь вперед, пытаясь объяснить ситуацию, но взглядом ты останавливаешь меня. Ты бледен: унижение, столь частое в твоей повседневной жизни, сейчас становится невыносимым. Ты не хочешь терять лицо перед удивленными иностранцами. Усталым жестом ты показываешь мне, что все бесполезно. Двери закрываются, автобус уходит. В окно я вижу тебя на тротуаре, маленького раненого человека, напоминающего героев Чарли Чаплина: ты ударом ноги отбрасываешь в сторону пригласительные билеты, они разлетаются по земле».

Вечером Владимир Высоцкий должен был прийти в дом Абдуловых, московских друзей Влади, Елочки и ее сына Всеволода, чтобы встретиться с сестрами Марины. Он приходит туда в час ночи бледный, шатающейся походкой, и все решают, что он очень пьян. Праздник продолжается, все веселятся, поют, и через некоторое время Марина обнаруживает, что Высоцкого нет рядом, и идет искать его по большой старинной квартире. Она находит его по стонам в ванной: у Владимира из горла идет кровь. Спазмы то проходят, то возобновляются. Гости расходятся, по совету одного из них, зовут частного врача, который прописывает Высоцкому отдых и несколько капель успокоительного. Но спазмы возобновляются, кровь уже заполняет тазик, поставленный около кровати. Высоцкий слабеет на глазах. Приезжает «скорая», два врача и медсестры констатируют факт, что помочь уже ничем нельзя, большая кровопотеря и больной при смерти. Медработники собираются уходить, но Марина загораживает им выход и умоляет, кричит, требует, чтобы Высоцкого отвезли в больницу. «После короткого консилиума, ругаясь, они уносят тебя на одеяле… — описывает Влади в своей книге произошедшее тогда. — Я сажусь в машину, несмотря на их возражения; силы мне придает мое отчаяние…»

Этот случай, когда Владимир Высоцкий впервые попал в институт Склифософского и врачи 18 часов боролись за его жизнь, дал повод Андрею Вознесенскому написать «Оптимистический реквием, посвященный Владимиру Высоцкому». С измененным названием это стихотворение поэту удалось опубликовать в «Дружбе народов». Пришлось заменить «Высоцкий воскресе» на «Владимир воскресе». И хотя заголовок был «Реквием по Владимиру Семеновичу, шоферу и гитаристу», у знавших о тяжелой болезни Высоцкого не возникло сомнений, что посвящены стихи именно ему. Валерий Золотухин также отметил произошедшее в своих дневниковых записях:

«26.07.1969. 24 июля был у Высоцкого с Мариной. Володя два дня лежал в Склифосовского. Горлом кровь хлынула. Марина позвонила Бадаляну. «Скорая» приехала через час и везти не хотела: боялась, умрет в дороге.

Володя лежал без сознания, на иглах, уколах. Думали: прободение желудка, тогда конец. Но, слава Богу, обошлось. Говорят, лопнул какой-то сосуд. Будто литр крови потерял, и долили ему чужой. Когда я был у него, он чувствовал себя «прекрасно», по его словам, но говорил шепотом, чтобы не услыхала Марина. А по Москве снова слухи, слухи… Подвезли меня до Склифосовского. Подошел сдавать кровь на анализ. Володя худой, бледный, в белых штанах с широким поясом, в белой, под горло, водолазке и неимоверной замшевой куртке: «Марина на мне…» — «Моя кожа на нем…»

Алла Демидова спросила Высоцкого после его первой клинической смерти, что он чувствовал — и тот ответил: «Сначала темнота, потом ощущение коридора, я несусь в этом коридоре, вернее, меня несет к какому-то просвету. Просвет ближе, ближе, превращается в светлое пятно: потом боль во всем теле, и открываю глаза — надо мной склонившееся лицо Марины».

Другой случай произошел за год и день до смерти Владимира Высоцкого. Было это 24 июля 1979 г. Друг Владимира Семеновича, актер Всеволод Абдулов, также как и в первый случай оказался рядом.

За день до произошедшего. Небольшой город Кызылкум. Шестьдесят градусов жары. Идет пятое выступление Высоцкого в день. В. Абдулов видит, что певцу плохо, и просит его:

— Володь, пожалуйста, я не приказываю халтурить. Но ты все-таки можешь поменьше спеть, побольше рассказывать. Ты очень вымотан…

Высоцкий долго слушал и молчал.

— Чего молчишь?

— Ты знаешь, что я так не могу…

По воспоминаниям друзей, бывших на последних выступлениях Высоцкого, его каждое последующее выступление было гораздо сильнее первого, потому что ему были очень важны люди, перед которыми он выступал, и у него было ощущение какой-то вины перед зрителями. Скажут, пятое выступление, устал, халтурит. Нет, пятое было еще мощнее, еще лучше, он пел больше и насыщеннее.

На следующий день была Бухара, где Высоцкому стало плохо и наступила клиническая смерть на восемнадцать минут. «Мы готовились к выезду на очередное выступление, он схватился за сердце, и я нему бросился, — вспоминает Всеволод Абдулов. — Слава Богу, рядом с нами был товарищ-реаниматор, который пытался вывести его из этого состояния всеми возможными способами. Дальше он сделал крайнее, что только можно: сделал укол в сердечную мышцу. Мы свернули гастроли — у нас было там несколько еще выступлений, и уехали в Москву…»

Лечиться Высоцкий не считал нужным. Через два дня после клинической смерти он уже встречал в аэропорту тех, кто вернулся из Бухары с концертным атрибутом и другим грузом.

Год 1980, високосный, начался для него трагически. Первого января он и несколько друзей встречали новогодний праздник на даче под Москвой. Надо было отвезли в столицу Янкеловича и Абдулова, который на следующий день играл в спектакле. Высоцкий вызвался сделать это. Выехали поздно и потому в Москве оказались около десяти часов вечера. Высоцкий всегда гонял как сумасшедший. Обычный для этого времени года гололед и скорость «Мерседеса» 160–180 км/час привели к сильнейшей аварии на Ленинградском проспекте. Владимир Высоцкий выбивает головой лобовое стекло и отделывается ушибами, а два его друга попадают с травмами в больницу. «Он каждый день бывал у нас в безумном совершенно состоянии, — вспоминает Всеволод Абдулов, — потому что он считал себя виновным». Переживания из-за друзей усугублялись еще тем, что было заведено уголовное дело по факту аварии. Высоцкого и раньше пытались втянуть в судебные процессы над его администраторами, а тут был очевидный повод привлечь его к ответственности. И как он пел — «обложили меня, обложили»:

(Моя цыганская. 1967)

Друзья видели, что он погибает.

По воспоминаниям Абдулова, когда он выписался из больницы и пришел к Высоцкому, был дикий скандал. Вадим Туманов кричал: «Ты должен сейчас же лечь в больницу. Ты должен прийти в себя. Отдохнуть». «Да ладно, перестаньте», — переводил Володя все это в шутку. «И наконец, когда я почувствовал, что все кончено, что говорить уже больше не о чем, — рассказывал позже об этом времени Абдулов: «Володя, я был рядом с тобой в самый страшный момент. Сейчас я… Я понимаю, что уже ничем не могу помочь. Ты не хочешь лечь в больницу, не хочешь заняться своим здоровьем. А быть рядом и смотреть, как ты умираешь, я не могу. Поэтому, до свидания. Я ухожу. Нужно будет — позвони». И я хлопнул дверью…»