Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня

Наконец — к этому пора было уже перейти — какую причину для расторжения брака выдвигают император и императрица? Для сведения заупрямившихся собеседников Камбасерес оглашает проект прошения: Наполеон просит считать недействительным брак, совершенный в отсутствие священника — приходского кюре — и свидетелей.

— Но разве весь Париж не знает, что церковный брак был совершен по всей форме? — заметил один из аббатов.

Тогда Камбасерес объяснил, «что в субботу 1 декабря 1804, в канун коронации, его величество в предвидении того, что происходит сегодня, не соглашался, чтобы брак был освящен пасторским благословением», но что, «устав от настояний императрицы, он велел кардиналу Фешу дать им венчальное благословение, которое кардинал и дал прямо в спальне императрицы без кюре и свидетелей».

Ошеломленный аббат Рюдмар потребовал документ об этой нелегальной церемонии.

— Его нет, — отрезал архиканцлер.

— А располагаете вы выпиской о крещении императора?

— Нет.

— Но это же документ, который мы обязаны потребовать.

— Представить вам его я не могу, но видел его, — заявил Камбасерес, который, разумеется, ничего не видел.

И цареубийца добавил:

— Мне кажется, с вас должно быть довольно ручательства князя империи. Мы хотим, чтобы дело закончилось быстро, и нам как можно скорее необходимо получить решение суда.

— Ваше высокопревосходительство, — уперся аббат Рюдмар, — это дело — предположим, что вопрос о компетенции суда решен положительно, — должно быть расследовано и рассмотрено так же, как если бы оно было делом любого из подданных его величества.

— Что? — взорвался архиканцлер. — Вы хотите соблюсти всю проформу? Но это же все затянет, я сам юрист и знаю — проформа убивает существо вопроса.

— Иногда, ваше высокопревосходительство, но соблюдение ее весьма способствует установлению истины, и мы не можем от нее отказаться, иначе все наши действия будут юридически несостоятельны. Разумеется, нет никаких сомнений, что все будет проделано с глубочайшей почтительностью к его величеству.

Короче говоря, четыре клирика требовали, чтобы вопрос об их компетентности был «повергнут на рассмотрение» комитета при кардинале. «Затем, — пишет аббат Рюдмар в своем „Рассказе“, — все разошлись».

Нетрудно представить себе изумление четырех духовных лиц, возвращавшихся в архиепископство. Выходит, властелин Европы хочет убедить, что его принудили и заставили жениться на Жозефине! Наполеон — «жертва насилия»! Не тот же ли это довод, к которому прибегают в церковном суде робкие девушки?

Через два дня, не получая никаких сведений, Рюдмар отправил Камбасересу письмо, в котором объяснял щепетильность церковного суда «боязнью увидеть среди подсудных ему лиц главу государства». По его мнению, «величие трона» несоизмеримо с компетенцией простого диоцезального духовного суда. Необходимо незамедлительно собрать всех находящихся в Париже кардиналов и поставить перед ними следующие три вопроса:

Заканчивал докладчик свое письмо следующими словами:

«Мы у ног его величества. Наша любовь и преданность ему безграничны. Его величество вправе требовать от нас всего, что не превышает наши силы. Наш долг следить для него все, что не уязвляет нашу совесть, и мы по-прежнему храним верноподданнические чувства к самому могущественному из государей, видя, как он выносит свою совесть на наш суд».

3 января один кардинал и четыре епископа сошлись на заседании под председательством кардинала Мори, архиепископа Монтефьясконского и Корнетского, и кардинала Казелли, епископа Пармского. Единодушно и с «покорностью» прелаты заявили, что «за отсутствием согласия, юридически доказанного в компетентном суде, брак между его величеством императором и королем и ее величеством императрицей Жозефиной недействителен с точки зрения права». Затем они умыли руки, добавив, что щекотливое дело «входит в обычную компетенцию диоцезального суда».

Последнему пришлось удовлетвориться этим решением, «ничего не говорившим, — вздыхает аббат Рюдмар, — о процедуре, которой надлежало следовать». Прежде всего выслушали кардинала Феша, который рассказал, как он тайно благословил Жозефину и Наполеона, испросив у папы «разрешение на льготу». Он не без смущения признался, что 4 декабря, через два дня после тайной церемонии, Жозефина попросила у него «свидетельство о даче венчального благословения»: в конце концов, после трех недель проволочек, он уступил настояниям императрицы и выдал ей требуемый документ:

— Но, — осмотрительно добавил Феш дознавателям церковного суда, — каково было мое удивление, когда, доложив о проделанном мной императору, я услышал от него сердитые упреки, и он не скрыл от меня, что все его поступки преследовали одну цель — успокоить императрицу и подчиниться силе обстоятельств. Он заявил, что в момент, когда им создается империя, он не может отказаться от потомства по прямой линии.

Затем дознаватели отправились к Бертье, князю Нешательскому, — этому «гусенку, превращенному мною в орла», — который, стараясь, как истый придворный, угодить властелину, в известном смысле обвинил императора в сознательном обмане Жозефины и церкви: тот намеренно устроил так, что благословение его дяди Феша оказалось недействительным.

«Мы заявляем по чистой совести и под присягой, — написал он, — что нам известно… как в дни коронации их величества получили венчальное благословение, хотя этот обряд не был совершен с должной торжественностью и в присутствии необходимых свидетелей; что такая странная форма исполнения обряда была избрана исключительно по желанию императора, который не пожелал составления свидетельства о вышеназванном венчальном благословении; что мы нередко слышали от него самого, будто он не хотел вступать в брак и потому не считает для себя обязательным акт, составленный не по форме и без достодолжной торжественности».

Дюрок не отказал своему любимому императору сделать заявление в том же духе. Талейран, четвертый и последний свидетель, к тому же сам бывший прелат, лучше Бертье и Дюрока знал цену свидетельству в подобном вопросе. Тем не менее он без колебаний заявил; «Его величество император неоднократно говорил в нашем присутствии, что благословение, которое он соизволил принять за несколько дней до коронации, не могло быть помехой тому, что, как он предвидел, ему придется в свое время сделать в интересах короны; и поэтому он ни в коей мере не считает себя связанным церемонией, которой не предшествовали и за которой не воспоследовали существенные условия, предъявляемые к браку каноническими законами, как, например, присутствие местного пастыря и требуемых свидетелей». Бывший епископ Отенский прекрасно знал, однако, что присутствие приходского священника и даже свидетелей вовсе не нужно, поскольку Феш получил от верховного главы церкви все права, «необходимые для выполнения им обязанностей великого капеллана».

Так пришло уже 6 января. В полдень 7-го, в воскресенье, полицейский комиссар принес аббату Рюдмару письмо от г-на Гье, секретаря Госпожи Матери, «заверенное его имп, выс. князем архиканцлером», Она уведомляла докладчика о том, что его заключения ждут к одиннадцати завтрашнего дня.