Махно

не вступить ли нам с ними во временный военный союз?

– Ста-анет, станет он с вами разговаривать. И знаешь почему? Потому что больше никто с ним сегодня разговаривать не хочет. То есть, позиция у вас для переговоров самая что ни на есть выгодная и своевременная.

– А кроме того – они и на мир с нами, тоже должны быть согласные. Абы против них не шли, да еще и хлебушка иногда давали.

…И теребили опасно телеграфиста, пока он не достучался своим ключом до харьковского комиссара. И пригнали Махно большевистский мандат, и известили Кремль о намечающемся решении украинского вопроса и визите нового союзника.

Вот так Нестор очутился в поезде. И пара хлопцев для охраны.

Москва. Кремль

«Председатель Совета крестьянских, рабочих и солдатских депутатов Республики хлеборобов Новороссии».

Ну что ж. Ничего особенного. На территории бывшей еще год назад Российской Империи – сегодня за тридцать новых государств. Мировой пожар, развал тюрьмы народов. А велика ли Республика-то? А и ничего – от Харькова до Екатеринослава, от Александровки до Луганска, так примерно. Това'гищи, да это же чуть не четверть Украины, это же как… половина Прибалтики! Да сегодня у нас самих ненамного больше в прямом управлении – от Питера до Тулы да от Смоленска до Ярославля…

– Еще бы не п'гинять! Обязательно п'гинять, батенька!

Ох был непрост Махно. Ох был смекалист. Многое успел передумать за тюрьму и каторгу. И умел слушать тех, кто старше и образованней – мотал на ус.

Несколько дней в Москве жил он по залегшим на дно анархистам, Волин и Аршинов дали адреса и устные инструкции. Расспрашивал. Ходил в большевистские клубы, слушал доклады и дискуссии – уяснял текущий политический момент, уточняя линию будущего разговора.

Он провел в Кремле два дня. В первый – был принят в ЦК и имел долгую беседу с Бухариным. «Коля-балаболка» при гарантиях собственной безопасности был ужасным сторонником террора.

– Правильно и неограниченно применяемые репрессии против врагов революции, товарищ Махно, – это чудодейственное оружие, способное приносить победу даже маленькой, но сплоченной группе в борьбе против полчищ врагов, разлагаемых собственной мягкотелостью!

– Вы когда-нибудь озверевших мужиков видели, товарищ Бухарин?

– Вот пусть это и будет последним, что суждено увидеть в жизни нашим непримиримым врагам!

– Немец – хороший солдат. А мадьяр – он и сам часто зверь. Классовый враг помещик от нас пощады не имеет. А вообще сила сегодня не на нашей стороне. Если зверями себя поставить – резню они устроят селянству, товарищ Бухарин. («А вот это то, о чем Волин предупреждал. Мы с самостийниками порежем друг друга, а потом большевики придут на пепелище и установят свою диктатуру».)

– А если силенок вам подбросить? Военному делу подучить?

– Мы думаем, именно такой союз мог бы принести пользу и нам, и вам.

– Да вы с чего же себя от нас отделяете?

– Да я здесь вот именно, чтоб говорить об объединении.

Назавтра перед Махно распахнулась дверь с другой табличкой: