Орджоникидзе

Орджоникидзе перебил:

— Скажите, городской голова, вы сомневаетесь, что каштаны украшают город?

Цирульников ошалело:

— Да, да! Конечно, каштаны очень украшают город… Однако же я вас не понимаю. Цель моего визита…

— Разве не ясно? — Серго встал. — На бульваре много поврежденных деревьев. Кое-где каштаны совсем вырублены. Какой же вы к черту городской голова? О каких гарантиях с вами можно говорить?! Разве что после того, как вы приведете в порядок бульвар на Александровском проспекте и парк над Тереком. Я проверю.

Более круто Орджоникидзе обошелся с Фальчиковым, когда тот на заседании съезда принялся притворно жаловаться на "незаслуженные обиды, постоянно причиняемые маленькой, самоотверженной группе социал-революционеров".

Серго плечом отодвинул хорунжего в сторону. В полный голос сказал:

— Я с этой трибуны заявляю, что Бичерахов — контрреволюционер, провокатор. Все, кто его поддерживает, — негодяи.

Фальчиков легонько ударил по коленке урядника Звягина. Тот вскочил, расправил бороду, без запинки отчеканил:

— Представитель центральной советской власти, чрезвычайный комиссар Юга России Орджоникидзе допустил непристойную брань по адресу казачества, чем оскорбил съезд. Мы требуем от гражданина Орджоникидзе принести свои извинения перед съездом!

Аплодисменты, негодующие крики, гортанные возгласы горцев — все перемешалось. Опрокидывая стулья, грохоча сапогами, к трибуне бросились десятки разгоряченных людей. Заблестели кинжалы. Серго завладел колокольчиком, потребовал тишины.

— Я говорю открыто. У меня всегда хватит мужества подтвердить то, что я сказал. Я заявляю, что не оскорблял трудового казачества. Если вы хотите сорвать съезд, то для этого не надо искать причины в Орджоникидзе. Я сказал, что Бичерахов — провокатор, негодяй и все, кто с ним, — негодяи. Вот мои слова! А трудовое казачество я не оскорблял и оскорблять не буду… Если трудовое казачество скажет, чтобы я извинился, ибо оно поняло мои слова как оскорбление, нанесенное лично ему, то я извинюсь. Но перед Бичераховым и его приспешниками Орджоникидзе, если бы ему даже пришлось болтаться на веревке, все-таки извиняться не будет!

Закончилось заседание совсем мирно. Директор Народного клуба, в недавнем прошлом кузнец железнодорожных мастерских Федор Серобабов, пригласил делегатов на премьеру пьесы "Волки и овцы". Спектакль понравился. Актеров шумно приветствовали, долго не отпускали. Разошлись около полуночи.

Кто жил в рабочих слободках за Тереком, уже не смог добраться до дому. К мостам не подпустили патрули полковника Беликова.

На углу, возле гостиницы "Бристоль", Серобабова и председателя городского Совета слесаря Камалова, возвращавшихся со спектакля, схватили казаки. Обоих узнали. Тут же зарубили.

Цокали копыта по деревянным настилам городских мостов. Из предрассветной сгустившейся черноты с гиканьем выносились казачьи сотни и артиллерийские упряжки. Подтягивались офицерские роты полковника Соколова, друга детства Бичерахова.

И число, и умение, и внезапность — все, что обусловливает воинскую победу, было на стороне бичераховцев. Завязался неравный бой. Рабочие железнодорожных мастерских и грузинский отряд Гегечкори не подпускали мятежников к вокзалу и Курской слободке. Китайские добровольцы дрались в здании реального училища, в особняке барона Штейгеляна. Госпитальной улице, там размещалось правительство Терской республики. Они оказались в самом центре вражеских сил, в плотном кольце.

На берегу Терека, между парком и мостом, заняли рубеж молодые осетины во главе с Колкой (Николаем) Кесаевым, одним из организаторов революционно-демократической партии "Кермен". Убежденный социалист, он в поисках правды без гроша в кармане обошел Германию, Францию, Швейцарию… В честь весьма почитаемого им Карла Маркса отпустил себе лохматую шевелюру и поразительно густую бороду.

Долгими очередями из станкового пулемета Колка отгонял белоказаков, рвавшихся к кадетским корпусам. Там, в давно пустовавших дортуарах, ночевали делегаты съезда народов Терека. С ними и Серго.

Беликов бросил на немногочисленный отряд Кесаева две сотни казаков из мятежных Архонской и Тарской станиц. Тяжело раненного Колку захватили в плен. Его поспешил навестить сам Георгий Бичерахов.

"Косоротая лисица" свидетельствовала свое высокое уважение:

— Ты, Кесаев, молод, у тебя все впереди. Я мог бы тебя сделать министром! Напиши обращение к своим керменистам и вообще к осетинам-христианам, пусть поддержат мое казачье-крестьянское правительство. Тем более что ингуши наши общие враги.

Сил у истекавшего кровью, избитого Колки оставалось мало. Спорить не хотелось. Плюнул в лицо Бичерахову.

Расстреляли Колку в палисаднике за домом. Вахмистр хотел повернуть лицом к стенке, завязать глаза. Кесаев не позволил.

После гибели отряда Кесаева конница и пластуны мятежников овладели шоссе, скопились в кустарниках перед кадетскими корпусами. "Время от времени к каменной ограде и воротам подъезжали верховые, предлагали выдать комиссаров. Объявился и городской голова Цирульников. Его грузную фигуру опоясывала широкая лента с какими-то бренчащими регалиями. Цирульникова впустили внутрь. Он попросил встречи с Орджоникидзе.

— У меня нет секретов от съезда, — сказал Серго. — Пригласим руководителей всех фракций.

Вместо перебежавшего к мятежникам Фальчикова сильно поредевшую казачью делегацию представлял батареец Волгского полка Александр Дьяков. В родной станице Марьинской священник проклял его, господа старые казаки приговорили "предать земле". Александру удалось бежать в ночь перед казнью. Тогда станичный атаман приказал на майдане перед правлением расстрелять мать Дьякова…

— Слава всевышнему, — провозгласил городской голова. — С анархией узурпаторов власти и диктатурой насильников покончено. Многострадальный Владикавказ возвращен в руки истинных патриотов.

— Прошу прощения, — вмешался Серго, — зачем поганите святое слово "патриот"? Или вы не знаете разницы между негодяями и патриотами?

Цирульников шумно выдохнул. Демонстративно отвернулся от Серго. Сердито продолжил:

— Я позволю себе ответить словами, нашего высокочтимого лидера, господина Струве. В одной из своих высокоэрудированных статей профессор гениально определил: "Быть патриотом — значит любить свое отечество как частную собственность"…

— Покорно благодарю, — склонил голову Серго. — Откровенничайте дальше. Выкладывайте, зачем вас прислали к нам, не любящим частной собственности.

Ничего особенно неожиданного городской голова не предложил. Дума собирается чествовать освободителей Владикавказа. Желательно, чтобы в торжественной церемонии приняли участие и делегаты съезда, за исключением комиссаров, ингушей и китайцев. Неприемлемо также присутствие чеченцев и евреев.

— Сопротивление должно быть прекращено немедленно. Все оружие надлежит сложить у раскрытых ворот кадетских корпусов, — уточнил Цирульников. Его, не теряя времени, выставили. Вдогонку Орджоникидзе бросил:

— А за вырубленные каштаны я с вас, Цирульников, строго спрошу. Второй раз предупреждаю!

Наступала развязка. Казаки начали штурмовать кадетские корпуса. Несколько раз прорывались к каменной ограде. Здесь их встречали залпами из винтовок и револьверов, забрасывали гранатами. В особенно опасные моменты военный комиссар Бутырин пускал в дело последний резерв — станковый крупнокалиберный пулемет. Никому не доверяя, Яков сам вел огонь. Серго исполнял обязанности второго номера — набивал ленты, заботился о воде. Очень кстати пришлась и старая специальность фельдшера. Чрезвычайный комиссар Юга ловко и быстро перевязывал раненых.

В сумерках бой приутих. Серго надел чесучовые брюки, сатиновую косоворотку, вышитую петушками и крестиками, сандалии — типичную летнюю одежду владикавказцев. Коротко остриг непокорную шевелюру и низко нахлобучил бабарку — белую войлочную шляпу. Покончив с туалетом, отправился вместе с Александром Дьяковым в разведку. [65] Хотелось самому во всем убедиться, прежде чем осуществить давно задуманное.