Гончаров

Вообще, этот отпуск 1857 года оказался для писателя счастливым во многих отношениях. Он не только закончил «Обломова» в Мариенбаде, но побывал в Париже, Дрездене, Кёльне, Франкфурте… Осуществилась давняя мечта Гончарова: взглянуть на шедевры Дрезденской галереи, Лувра. Судя по всему, он заходит в Дрезденскую галерею уже в середине июня 1857 года, возможно, вместе с поэтом H.A. Некрасовым, который оказался в Дрездене в те же дни и которому Гончаров служил переводчиком. Здесь он прежде всего припал к Рафаэлевой Мадонне. Гончаров прекрасно разбирался в живописи. В особенности ценил итальянцев и голландцев. Рафаэль, Тициан, Рубенс, Гвидо Рени, Грёз — эти имена часто мелькают в его письмах, статьях и даже романах. Из русских художников он чаще всего упоминал И. Крамского, Н. Ге, А. Иванова… В статье о картине Крамского «Христос в пустыне» Гончаров показал себя тонким знатоком русского искусства и настоящим мыслителем. Очевидно, вкус к живописи ему был привит ещё в университете, а затем в семье художника Майкова. Но Рафаэлевская Мадонна, которой восхищались многие русские писатели, начиная с В. А. Жуковского, затмила для него всё, что он видел до сих пор. В письме к Ю. Д. Ефремовой от 11 сентября он восклицает в каком-то священном ужасе: «Я от нее без ума; думал, что во второй раз увижу равнодушно; нет, это говорящая картина, и не картина, это что-то живое и страшное. Все прочее бледно и мертво перед ней». В Лувре он, по собственному признанию, «с полчаса в удивлении просидел перед Венерой Милосской». Но впечатление от Венеры всё-таки оказалось намного слабее. Образ Мадонны Рафаэля не раз будет всплывать в его статьях и письмах.

Роман практически был окончен. Более того, Гончаров, как всегда, имел желание обсудить новое произведение. Как раз в это время Тургенев, давно посвящённый в замысел «Обломова», находился в Париже. Ещё в ноябре 1856 года он писал Гончарову: «Не хочу и думать, чтобы Вы положили свое золотое перо на полку, я готов Вам сказать, как Мирабо Сиэсу: «Le silence de Mr. Gontcharoff est une calamite publique». [197] Я убежден, что, несмотря на многочисленность цензорских занятий, Вы найдете возможным заниматься Вашим делом, и некоторые слова Ваши, сказанные мне перед отъездом, дают мне повод думать, что не все надежды пропали. Я буду приставать с восклицанием: «Обломова!»» Оценка таких писателей, как Тургенев, Боткин, сильно интересовала Гончарова. Разгорячённый стремительным окончанием романа, жаждущий услышать мнение знатоков, он спешит из Мариенбада в Париж. 16 августа писатель был уже в столице Франции. В «Необыкновенной истории» он будет вспоминать: «С какой радостью поехал я со своею рукописью в Париж, где знал, что найду Тургенева, В. П. Боткина, и нашёл ещё Фета, который там женился на сестре Боткина. Я читал им то или другое место, ту или другую главу, из одной, из другой, из третьей части — и был счастлив, что кончил».