Одиссея генерала Яхонтова

— Нет, господа, Англия — не проституточная Франция, — восклицали в те дни многие американцы, кого волновали события в Европе, — она не будет плясать в своих фоли-бержерах перед немецкими господами. Недаром в гимне поется — англичанин никогда, никогда пс будет рабом.

Премьер-министр Черчилль запросил экстренной помощи у Штатов. И получил. За 50 устаревших миноносцев Рузвельт взял с Англии восемь островов у побережья Америки. Воспользовавшись тяжелым положением сердечного союзника и родственника (через мать-американку Черчилль был в родстве с Рузвельтом), американский президент за металлолом хапанул стратегически важные территории. Это наивыгоднейшая сделка со времен покупки Луизианы у Наполеона! — захлебывались от восторга американские газеты. В клубе на Пятой авеню посмеивались: не такой уж дурачок этот Рузвельт. Но в целом там стояли на стороне Уэнделла Уилки.

Предстоящие в ноябре выборы тревожили Яхонтова. Если в 1936 году Рузвельт легко победил республиканского соперника и никто, в сущности, не сомневался в его победе, то сейчас положение было иное. Молодой и энергичный Уэнделл Уилки, восходящая звезда республиканской партии, автор нашумевшей книги «Мы — народ», в которой он пел гимн бизнесу и упрекал Рузвельта за гонения на бизнес (чего в реальности, конечно, не было и быть не могло), был серьезным соперником президента. Да и хватит, пожалуй, говорили многие, очень многие американцы. На третий срок в США еще не баллотировался ни один президент.

В конце концов Рузвельт одолел соперника. Но далеко не легко и не со столь большим преимуществом. Яхонтов, естественно, выступал за ФДР. Он все-таки поддерживал американо-советские связи. А Уилки — темная лошадка. Что касается циничной сделки с островами и миноносцами, то, может быть, это был предвыборный ход Рузвельта, может быть, президент демонстрировал большому бизнесу Америки, что в своем деле, в мировой политике, он сам бизнесмен, каких поискать? И еще Яхонтов надеялся, что ФДР будет иметь большее влияние на Черчилля, чем Уилки или вообще любой другой президент.

Виктор Александрович терпеть не мог Черчилля и не верил ему ни в чем. Будущее показало, что он, к счастью, ошибся в своих мрачных пророчествах. Но осенью сорокового года, крутя по ночам ручки своего «сверхсупера» и вслушиваясь в боли Старого Света, он опасался, что Черчилль отдаст Германии какие-нибудь колонии в Африке (как он отдал Америке острова за миноносцы), купит себе безопасность и повернет опьяневшего от побед фюрера на Восток. Может быть, и сам присоединится к этому походу, чтобы осуществить свою давнюю мечту об удушении большевизма в его колыбели. В конце концов сэр Уинстон высказывал в свое время похвалы Гитлеру, о чем сейчас, конечно, не любит вспоминать.

Зато вспоминали об этом завсегдатаи клуба на Пятой авеню. Яхонтов как-то сообразил, что теперь его туда ни за что бы не приняли — «красному генералу» там явно не место. Спасибо Майклу Устинову — его стараниями Яхонтов стал членом клуба. А теперь его не выгонишь — таков устав. А членство в клубе дает кое-что. Тихий островок в центре Нью-Йорка, хорошая кухня, роскошная библиотека, а главное — возможность поговорить с информированными людьми, кое-что узнать самому и, в свою очередь, что немаловажно для профессионального лектора, обкатать на них кое-какие идеи.

Однажды — это было уже в январе сорок первого гола — Яхонтов, встретив на улице Чарли Доули, пригласил его пообедать в клубе. Виктор Александрович не мог себе представить, какую услугу он оказал своему знакомцу. Чарли был вне себя от счастья. Едва он вошел в здание, как почтительно поклонился двум биржевым воротилам, на лицах которых прочел одобрительное удивление — откуда, мол, здесь взялся этот Доули. К тому времени состояние Чарли уже приблизилось к пяти миллионам, но, в таких клубах не говорят «деньги не пахнут». Здесь различают «старые деньги» и «новые деньги». У Чарли деньги были новые, и потому в глазах здешних клубменов он был выскочкой-плебеем. Однако то, что у него есть знакомые, приглашающие его сюда пообедать, в какой-то степени возвышало Доули в глазах «аристократов».

Чарли понимал, что Виктору мало интересны его биржевые баталии, и он рассказал о них коротко, подчеркнув, что в целом придерживается «яхонтовской стратегии» — готовится к большой войне. У Чарли хватало юмора подсмеиваться над собой.

— Вложив деньги в оружейный бизнес, — усмехаясь, говорил он, — я вынудил сам себя интересоваться внешней политикой. Вы знаете, генерал, многие бизнесмены говорят, что Гитлер надолго останется нашим торговым партнером, что его и на длительную перспективу надо рассматривать только в таком качестве. Воевать он хочет только в Европе. Так ли это?

Яхонтов достал пачку библиотечных карточек с наклеенными вырезками:

— Прочтите-ка, Чарли. Меня удивляет, почему здесь, в Штатах, это высказывание фюрера прошло почти незамеченным.

Чарли прочел слова Гитлера, сказанные на совещании главарей рейха в марте тридцать девятого года:

«Германия предпримет величайшую за всю историю операцию: используя британские и французские владения в Америке в качестве базы, мы сведем счеты с еврейскими королями доллара в Соединенных Штатах. Мы уничтожим эту еврейскую демократию, и еврейская кровь смешается с долларами. Еще сегодня американцы могут оскорблять наш народ, но настанет день, когда они, хотя и слишком поздно, горько раскаются в каждом слове, произнесенном против нас».

Но на Доули гитлеровское заявление не произвело впечатления. Вернув карточку Яхонтову, он только пожал плечами:

— То, что Гитлер против евреев, я знаю. Но я не еврей. Правда, моя прабабка была еврейкой — не то из Польши, не то из России, я не помню, у матери где-то записано название города, откуда ее привезли в Штаты еще девочкой…

Яхонтов рассмеялся:

— Считайте себя, Чарли, врагом фюрера. По расовым законам третьего рейха такой, как у вас, доли еврейской крови достаточно, чтобы числиться недочеловеком. Но главная ваша ошибка не в этом. Знаете, какой анекдот шепотом рассказывают в Германии? Когда нацисты забирали моего соседа-еврея, все молчали. Мол, бог с ним, с евреем. Потом увезли коммуниста. И опять все молчали — красные, они, конечно, особая статья. Потом взяли социал-демократа. Потом католика… Когда брали меня, и возмущаться было некому.

— Значит, мои коллеги совсем неправы?

— Не совсем. Вот мой прогноз, Чарли: Гитлер не пойдет на Америку до тех пор, пока не разделается со своими врагами в Старом Свете. Теперь давайте рассуждать — сможет ли он с ними разделаться? Боюсь, что с отдельно взятой Англией — сможет. Но боюсь я и другого — те же англичане исподтишка, да и сами германские генералы все-таки науськают фюрера на СССР…

Эти слова услышал проходивший мимо них член клуба Билл Донован. Молодец, генерал, подумал он, мгновенно узнав Яхонтова. Жаль, нельзя ему кое-что показать. Накануне Донован вернулся из Вашингтона. Комиссия экспертов во главе с Эдгаром Гувером приняла ответственное решение — признать подлинным документ, который достал в Берлине разведчик суперкласса Сэм Вудс, действовавший под крышей торгового атташе американского посольства. Документ был не что иное, как одна из немногих копий директивы № 21, иначе говоря — плана «Барбаросса», утвержденного Гитлером 18 ноября 1940 года, — плана нападения на СССР.

Еще ранее американская разведка получила от англичан «секрет века» — ключ к коду, которым пользовалось немецкое командование. Англичане, как писала уже после войны пресса, «проявили широту мышления» и поделились тайной с американцами. Теперь они были в курсе всех крупных операций. Черчилль знал и об операции «Лунная соната», как кощунственно назвали фашисты план уничтожения Ковентри в ноябре сорокового года. Знал — и не предпринял никаких мер, чтобы хоть уменьшить жертвы. Он боялся выдать немцам свой секрет и ради «высших целей» отказывался предотвратить гибель мирных жителей. («Само собой», Рузвельт и Черчилль и не подумали поделиться своим знанием с советским союзником в самые тяжелые месяцы войны.)