Певцы Родины

удовлетворение дарит она творцу!

"Умба-река". Свинцовая, злая, белопенная. Она ярится не зря. Трудно

преодолеть пороги на пути к Белому морю. А море рядом. Ревет река, ворочает

огромные валуны, грохочут камни. Ветер гнет ель, срывает клочья пены с

гребней волн. На берегу село Ум-ба. На высоком крутояре сосновый лес.

"Лесное озеро". Седые лапы елей раскинулись над темным зеркалом воды.

Густое зеленое кружево дремучего леса манит побродить по чаще, послушать

шепот Берендеева бора.

...Многие большие русские живописцы писали бор. Виктор и Аполлинарий

Васнецовы, Нестеров, Шишкин. Каждый по-своему. И у Ромадина свой особенный

язык. Никто, как он, не умеет, сохраняя лирическое состояние, превосходно

чувствуя живописную среду, так ювелирно писать интимные детали, столь

характерные для природы России. Посмотрите на золотой дождь листьев, на

огоньки куста рябины, на колючую хвою елей.

- Какое счастье бродить по России, видеть прекрасный мир. Работать,

писать и пытаться донести эту красоту людям...

Ромадин - станковист. Взгляните на его небольшие полотна. Манера

письма, тонкая, присущая только станковой живописи, почитаемая не только

искушенными ценителями искусства, но и массовым зрителем. Именно сегодня

особенно дорого и необходимо искусство, воспевающее природу, воспитывающее в

людях любовь к прекрасному, к Родине, к ее нивам и рощам, озерам и лесам.

Не случайно поэтому, что такие с первого взгляда мирные и, казалось,

почти старомодные пейзажи Ромадина оказались весьма современными, боевыми

средствами ведения большой битвы за Человека, за Прекрасное. Таково

призвание истинного искусства.

Аркадий Пластов

Вечер. Тихо. Слышно, как звонко льется в миску тугая струйка молока,

как негромко вздыхает приглушенный мотор трактора, как шелестят травы и поет

в бескрайних просторах летний, напоенный горьким ароматом трав и цветов

ветер.

Ужин трактористов. Немудреный. Но нет вкуснее его и желаннее. Потому

что сдобрен он трудом великим. Да потому, что накрыли стол - саму землю

нашу - милые сердцу руки.

Сама жизнь в каждом мазке, каждой жилке полотна Пластова "Ужин

трактористов", написанного в 1951 году.

Много лет прошло с той поры, как молодой парнишка Аркадий Пластов

пересохшими от волнения губами прошептал: "Быть только живописцем и ничем

более!" С тех пор, как в 1911 году из далекого села Прислониха Симбирской

губернии, покорный велению сердца, в Казань пришел восемнадцатилетний

Пластов, чтобы поглядеть выставку знаменитого Поленова.

"Был я тогда поднят до каких-то заоблачных высот - ведь я видел картины

одного из тех, кто, по моим тогдашним понятиям, коснулся вершин возможного.

Поленов сразу же привлек меня свежестью красок и световых эффектов. Они мне

казались ярче самой действительности", - вспоминал мастер.

Какое время пережил художник, сколько увидел, сколько перечувствовал,

прежде чем создал свой "Ужин трактористов" - картину, в которой вся упругая

сила народная.

...Вечереет. Лучи зари с искусством гениального скульптора вылепили

набухшие жилы на руках тракториста. Неумолимо прорезали суровые борозды

морщин на лице бывшего солдата. Нежно коснулись румяной щеки паренька,

прошлись по вихрастой макушке. Мягко наметили обаятельные черты девочки в

белом, скользнули по былинкам выгоревшей травы и разлились по вздыбленным

пластам поднятой целины.

Земля... Русская, раздольная, раскинулась до самого края небес, там,

где сизые предзакатные облака сливаются с горизонтом. Земля и человек. Они

воспеты в этой картине, отражающей само время.

Необычайна красота полотна. По-суриковски густо написан характер героя,

внешне ничем не примечательного, но красивого приверженностью земле, Родине,

своему делу. В колорите холста угадываются звучания врублевского "К ночи",

куинджевских закатов, рериховских былинных сказов. Но это Пластов.

Интересен творческий путь Аркадия Александровича Пластова.

Вот несколько строк из его воспоминаний:

"Наше село лежало на большом Московском тракте, и, сколько себя помню,

мимо нашего дома вечно тянулись бесконечные обозы, мчались тройки с

ямщиками-песенниками. Кони были сытые, всяких мастей, гривастые, в нарядной

сбруе с медным набором, с кистями, телеги и сани со всякими точеными и

резными балясинами, дуги расписные, как у Сурикова в "Боярыне

Морозовой". С тех пор запах дегтя, конское ржание, скрип телег,

бородатые мужики приводят меня в некое сладостное оцепенение.

Блаженством, которое не повторится, пролетело детство. Три года

сельской школы. Лимонно-желтая азбука как будто вчера раскрыла передо мной

чудеса звучащих и говорящих закорючек. Крохотный синий томик Пушкина -

"Капитанская дочка" и кольцовское "Что ты спишь, мужичок" было первое, что я

узнал из литературы и что пытался иллюстрировать. Зачем? Кто знает! Не помню

сам..."

Если, например, Василий Иванович Суриков с детства прикипел сердцем к

древности, к истории Руси и всю жизнь был верен этой благородной теме, то

юный Пластов, получив первую школу у деда и отца - ико-носписцев и

наглядевшись вволю на "веселых кудрявых богомазов", приглашенных подновить

роспись Прислонихинского храма, очарованный чудом "рождения среди розовых

облаков какого-нибудь красавца гиганта, крылатого, в хламиде цвета огня",

решил стать певцом своих современников, родного села, его летописцем.

Пролетело детство.

"В 1912 году я кончил четыре класса семинарии. Друзья и покровители

устроили мои дела самым наилучшим образом. Губернская управа постановила

выдавать мне стипендию на художественное образование по двадцать пять рублей

ежемесячно. Я еду в Москву. Устраиваюсь в мастерскую к... И. И. Машкову для

подготовки к конкурсу в Училище живописи, ваяния и зодчества. Это было

месяца за два до экзамена. Сам не свой брожу я по Москве. Башни и соборы

Кремля, Китай-город с кустиками на седых стенах, Василий Блаженный, Красная

площадь и, наконец, Третьяковская галерея... Невозможно описать эти

переживания. Я задыхался и еле стоял на ногах. Никогда я не чувствовал

столько сил для любой победы на избранном пути, как тогда...

Но вот и конкурс. Три дня огромного напряжения - и в результате

провал".

Но упрямый паренек из Прислонихи не сдался. Он идет в Строгановку

вольнослушателем в скульптурную мастерскую. Бегут месяцы, "стипендии на

жизнь не хватало", но молодой Пластов добивается своего.

"В 1914 году я поступил на скульптурное отделение Училища живописи,

ваяния и зодчества. Посидев в Строгановке за скульптурой, я пришел к мысли,

что неплохо бы ее изучить наравне с живописью, чтобы " дальнейшем уже иметь

ясное понятие о форме. Сказывалось, конечно, чтение о мастерах Возрождения.

Живописью же я полагал пока так и продолжать заниматься на дому.

Три года был я в училище, кончил головной, фигурный, натурный классы...

На лето уезжал в свою Прислониху, писал этюды, постигал премудрость передачи

действительности с большой точностью, до натуралистической сухости".

Казалось, путь художника начал определяться, он лежал в привычном

кругу, очерченном мастерской, вернисажами, успехами и неудачами. Но судьбе

угодно было распорядиться по-иному.

"Революция (Февральская) застала меня на третьем курсе... В конце