Гевара по прозвищу Че

Потери врага были не так уж велики, зато партизаны захватили важное для них вооружение: «автоматическую винтовку «браунинг», пять «гарандов» и пулемет с боекомплектом. Еще одна винтовка «гаранд» была захвачена людьми Эфихенио Амейхейраса».

Победители устроили себе праздничный завтрак из горячего шоколада. Но тут в небе угрожающе прогудел легкий самолет, за которым следовало несколько бомбардировщиков «Б-26».

Че находился в Эль-Омбрито до конца сентября и посылал оттуда случайные сообщения, имитируя связь с Рене Рамосом Латуром, взявшим на себя руководство конспиративной сетью Сантьяго и Мансанильи и координацию действий со Сьеррой. Рамос Латур жаловался, что Че не сотрудничает с ним, пытается организовать конкурирующую сеть, вместо того чтобы довериться его структуре, и пишет всем, кроме той группы, с которой он, по предположениям, должен был работать. 3 октября Рамос Латур написал обстоятельное письмо, в котором просил Че не пользоваться вновь установленными связями, не убедившись в том, что им можно доверять, и соблюдать установленную дисциплину, так как его действия ослабляют организацию и сводят на нет усилия по централизации движения. Че имел дело не с самыми лучшими людьми, подчеркнул он: «Не будьте слишком доверчивы, не давайте им никаких полномочий». Было бы лучше иметь дело с Сантьяго, который, в конце концов, находится всего-навсего в двадцати минутах от Ла-Пальмы. Рамос Латур закончил письмо словами: «Мы надеемся получить краткий список всего, в чем вы нуждаетесь. Мы также работаем над организацией системы снабжения в двух зонах, о которых вы упоминаете». В письме он раскрыл и некоторые детали создаваемой структуры:

«Взносы, предназначенные для оплаты расходов на действия в Сьерре, прибывают к нам в виде наличности из каждого города и области страны. К настоящему времени только Мансанилья и Баямо откладывают пожертвования для обеспечения потребностей отрядов близлежащих районов. Все остальные посылают большую часть собранного в Революционный Директорат, который взял на себя ответственность за удовлетворение потребностей партизан».

Рамос Латур имел серьезные основания желать развития и укрепления связи между Равнинами и Сьеррой, но и Че был прав, организуя свою собственную систему снабжения, замыкавшуюся непосредственно на партизан. По мере того как Че развивал усилия по обеспечению автономии партизан и формированию параллельной сети поддержки, напряженность в отношениях нарастала.

Примерно в это время Че познакомился с Рафаэлем Момпье, доверенным проводником отряда Фиделя. Они вместе гуляли по горам; во время одной из таких прогулок Че достал из рюкзака какие-то книги и, увидев реакцию крестьянина, предложил ему одну из них. Тот сознался, что не умеет читать. Момпье вспоминал: «Он прекратил читать, закрыл книгу, заложив страницу указательным пальцем, и некоторое время смотрел на меня. Он ничего не сказал и снова принялся читать. Но я прочел в этом взгляде, что мне следует учиться... Тот взгляд остался со мной и оказал влияние на всю мою жизнь».

Следующие дни были заняты обучением и переходами, которые были прерваны в связи с поимкой дезертира по имени Керво. Он грабил местных кампесинос и входил в банду мародеров. Когда его доставили в лагерь, он попытался пожать руку Че, но тот кратко ответил, что велел привести его для того, чтобы расстрелять, а не здороваться.

Расстояние между двумя колоннами вынудило Фиделя и Че перейти на письменное общение. В те месяцы они затрагивали в своей переписке самые различные темы, от высочайшего поли тико-стратегического анализа и планов кампании до самых мелких подробностей, обращая внимание на все происходившие несообразности. Например, вот что Че писал Фиделю:

«Камило говорит, что ты давал ему пистолет, но он не взял его, посчитав, что у меня уже есть один (но ты забрал его у меня). Он оказался без пистолета, но при этом попросил у Чичо один — пистолет Сото — и когда перешел в другую колонну, не вернул его. Чичо оказался в ощутимом проигрыше. Тебе нужно разобраться со всем этим».

Несколькими днями позже, по дороге к реке Пеладеро, где партизанам предстояло соединиться с отрядом Фиделя, они реквизировали революционный налог в виде мула и, по имени прежнего владельца, немедленно дали ему кличку Баланса. В то время как партизаны решали, съесть ли его или взять с собой, мул доказал свои высокие достоинства, продемонстрировав

«высокую технику скоростного спуска с гор в таких местах, где можно было только соскользнуть, держась за лианы или изо всех сил цепляясь за выступы. Он показал выдающийся гимнастический талант, а потом последовало повторное представление, когда он переправлялся через реку Пеладеро. В месте, полном огромных валунов, он произвел между камнями несколько прыжков, при виде которых захватывало дух, и это спасло ему жизнь».

Баланса стал мулом Че.

Но представление мула-акробата было далеко не самым важным из событий, происходивших в отряде. Все предшествующие месяцы атмосфера оставалась очень напряженной. Согласно описанию, сделанному Энрике Асеведо, который был навсегда прикреплен к тыловому охранению (Че прозвал их на аргентинский манер «дескамисадос» — во время его юности такое прозвище носили перонисты из народа), обстановка была очень далека от идиллической. «Если сравнивать, то колонна была монастырем, а наш взвод — китайским публичным домом».

В отсутствие Че — он был на совещании у Фиделя — «Дало Сардиньяс, пытаясь ударить пистолетом по голове одного из чересчур недисциплинированных солдат, случайно нажал на спуск и убил его на месте». Энрике Асеведо вспоминал:

«Весь ад вырвался на свободу. Многие из тех, кто искал благовидного предлога, чтобы выйти из партизанской кампании, воспользовались выгодными обстоятельства ми; некоторые были друзьями убитого, другие — просто зрителями... Сумасшедший Роберт схватил винтовку и бросился к капитану — который уже находился под арестом, — чтобы прикончить его. Лейтенант Каньисарес закричал, что уйдет из отряда, если суд не состоится безотлагательно».

«Мы оказались на грани мятежа. Я немедленно поместил Дало под арест. Товарищи были настроены ко мне очень враждебно и требовали немедленного суда и казни».

Физические наказания среди партизан были строго запрещены, кроме того, многие думали, что убийство не было случайным. С другой стороны, Сардиньяс был весьма заслуженным и уважаемым бойцом. Однако спор едва не подорвал остатки дисциплины в отряде. Фидель лично участвовал в подготовке публичного суда, чтобы услышать народные мнения. И он, и Че считали, что Сардиньяса нужно наказать, но, конечно, не признавая виновным в убийстве, что подразумевало бы смертный приговор и назначение расстрельной команды. После горячих дебатов

«пришла моя очередь говорить, просить людей обдумать вопрос. Я пытался объяснить, что смерть товарища следует рассматривать с точки зрения условий борьбы, военной ситуации и что главным виновником случившегося является диктатор Батиста. Но мои слова звучали перед враждебно настроенной аудиторией не слишком убедительно».

При свете факелов глубокой ночью Фидель подвел итог. «Той ночью его исключительные ораторские способности подверглись серьезному испытанию. В результате голоса разделились почти поровну: семьдесят человек требовали смертной казни, а семьдесят шесть высказались за иную форму наказания. Дало был спасен». Но это решение привело к тому, что довольно большая группа покинула партизанский отряд, а некий Конте Агеро со слов Сумасшедшего Роберта написал очерк, опубликованный затем в журнале «Боэ-мия», где изобразил партизан бандой злостных преступников. «Дало Сардиньяс был лишен звания; ему предстояло заново завоевывать свои звезды, сражаясь против врага в составе малочисленного отдельного патруля... Взамен капитана Сардиньяса Фидель дал мне одного из своих лучших бойцов, Камило Сьенфуэгоса, который был назначен командиром нашего авангарда».

Вместе с Камило, другом Че, в отряд прибыл и Дариэль Аларкон.