Сердце прощает

- Садись, Ванек, закурим, - предложил ему Игнат. - О чем задумался?

- Да вот смотрю, уж больно хорошее утро, - ответил Кудряш и поправил выбивающиеся из-под кепки волосы. - Если бы не война, взял бы корзину и пошел за грибами. Люблю лес. Каждое дерево свое обличье имеет, хоть дуб, хоть сосна. И куда ни глянешь, все-то радует глаз.

Игнат невольно поддался настроению младшего товарища:

- А я бы сейчас взял косу да и давай махать. Роса-то какая! Да и травищи вон сколько пропадает.

- А мне бы подойник, да к своим буренушкам, на ферму, - мечтательно сказала подошедшая к ним Аксинья.

- А разве плохо рыбачить! - вмешался в разговор сидящий поблизости пожилой партизан с густой бородой. - Теперь самый подходящий момент для клева. И сом, и шелеспер так и бросаются на насадку, словно после голодовки. Только успевай вытаскивай. А щуку взять, эта хоть и хищная, но разборчивая, принципиальная, ей что втемяшится: или жрет все подряд, даже жестянку, или упрется, хоть в пасть ей пихай карася, не берет, да и все тут...

Мужик хотел что-то еще сказать, но в этот момент по траншеям и окопам полетела команда:

- Внимание! Противник!

Игнат с Иваном припали к замаскированному пулемету. Далеко откуда-то доносилось уже знакомое урчанье моторов. Прошло несколько минут, и вдруг на поляну из оврага один за другим выползли три танка, сопровождаемые пехотой.

- Вот гады, снова пустили танки! - выругался Кудряш.

- Сколько же ихней солдатни за танками прет! - с тревогой произнесла Аксинья и, поправив перекинутую через плечо санитарную сумку, приникла к своему автомату.

Находясь в отряде, Аксинья настойчиво училась военному делу. Она хорошо стреляла из винтовки, научилась владеть пулеметом, метать гранаты. Потом к военной специальности стрелка-автоматчика добавилась квалификация санинструктора-медсестры. И все же Аксинья никогда не расставалась с автоматом. Он принадлежал ее постояльцу - немецкому гауптману - и невольно напоминал о родном доме, о сыне, о тех днях, когда она выхаживала на своих руках Игната.

Расстояние между окопавшимися на опушке леса партизанами и наступающей фашистской цепью продолжало сокращаться: пятьсот, триста, двести метров... И вот по окопам и траншеям от партизана к партизану полетела команда:

- Огонь! Огонь!

Вцепившись в пулемет, Игнат все еще медлил с огнем, выглядывая, где покучнее держится фашистская пехота... Танки, на ходу ведя огонь, шли напролом. И вдруг один из них со скрежетом остановился, выбросил облачко черного дыма, а затем вспыхнул красноватым пламенем. В тот же момент Игнат нажал гашетку и ударил по цепи фашистов, стараясь отсечь их от двух других танков. Огонь его пулемета косил вражеских солдат, затормозил их продвижение и наконец прижал плотно к земле. Тогда Игнат ударил по ближайшему танку, целясь в смотровую щель. Кудряш, подхватив гранаты, метнул их одну за другой. Они разорвались возле гусениц, не причинив им вреда, и танк, развернувшись, пополз прямо на пулеметное гнездо. В тот же миг где-то совсем рядом разорвался снаряд. Игната с ног до головы обдало землей. По щитку пулемета пробарабанило несколько пуль. Кудряш, оседая, подался назад и свалился на дно траншеи. Игнат со всей силой жал на гашетку, но напрасно: пулемет бездействовал.

- Берегись, Игнат! - почти над самым его ухом крикнула Аксинья. Игнат успел еще увидеть, как на солнце блеснули отполированные гусеницы и как упали сраженные Аксиньей два солдата. Через мгновенье, под грохот рвущихся снарядов и рокотанье танкового мотора, стенка траншеи дрогнула и рухнула вниз...

Соединение партизан, в составе нескольких бригад после упорных оборонительных боев, перешло линию фронта. Через несколько дней короткого отдыха оно совершило прорыв линии фронта и снова ушло в тыл врага.

Отряд, в котором сражался Зернов, был сильно потрепан. Часть его состава подалась в глубь леса и ушла от преследования противника. В этой-то группе и оказался Игнат Зернов. Вначале его товарищи с чувством тревоги вспоминали, как немецкий танк сдвинул грунт и заживо накрыл землей Игната и его друзей в траншее. Так бы они и остались лежать в сырой земле, если бы не зоркий глаз их собрата, молодого парня Антона. Обосновавшись в одиночном окопе со своим противотанковым ружьем, он видел, как был раздавлен пулемет Игната, как танк перевалил траншею и, войдя в лес, лишился тактического маневра. Здесь-то он и подставил свою бронированную утробу под его дуло. Атака фашистов захлебнулась. Разделавшись с танком, Антон бросился на выручку товарищей. Прошли дни. Стихли бои. И вот тут-то в часы досуга друзья, вспоминая былое, частенько подшучивали над Игнатом:

- Ну как, Игнат, побывал на том свете?

- Побывал, на тс я и солдат, - отшучивался он.

- Ну, и как житуха там? - иронизировали друзья.

- Да ничего, вроде подходящая, жаловаться нет оснований.

- А кабаки есть? - спрашивали, усмехаясь, другие.

- А как же, и кабаки, и закусочные.

- А цены как?

- Да что вы, братцы, смеетесь! Какие могут быть цены? Там же все бесплатно, - на полном серьезе отвечал Игнат.

- Вот это да, не жизнь, значит, там, а малина! - потягивая "козью ножку", зубоскалил губастый партизан. - А как на том свете по части женского пола? Порядок или запрет?

- Вот чего не знаю, того не знаю, - сказал Игнат. - И вообще некогда было наводить об этом справки. К тому же с нами была Аксинья. Ну, сам понимаешь, она вроде нас и придерживала. Да и боялся я: проговорится еще при случае бабе моей, и тогда пиши пропало.

- Не придержи вас, вы ведь и в омут за бабами полезете, посмеивалась Аксинья.

- Ну, и промахнулся же ты, Игнат! Видно, бес тебя попутал взять с собой Аксинью Ивановну, - сокрушенно качал головой губастый. - И надо же подумать, самый главный жизненный вопрос, а ты его и не выяснил. Если бы знал Антон, лучше бы тебя и не откапывал, - под общий дружный смех заключил балагур...

Глава семнадцатая

Майор Бломберг и гауптштурмфюрер Фишер стояли друг против друга. Полный раскрасневшийся майор всей своей внушительной фигурой, казалось, готов был раздавить невысокого сухощавого Фишера, только что получившего чин гауптштурмфюрера. Новоиспеченный гауптман не проявлял робости перед майором, а скорее, наоборот, стремился подчеркнуть свою независимость: ведь он был не просто капитан, он был еще и гауптштурмфюрер СС, то есть принадлежал к элите гиммлеровских охранных отрядов. И все же майор Бломберг (он был просто майор войск СС) почел своим долгом выразить неудовольствие поступком Фишера, подавшим рапорт якобы о недостойном поведении лейтенанта вермахта Франца Штимма.