Прозрение

Спустя много лет в одной из его книг я прочитал: "Уже слышалось, когда наступали холода, вместо: "Рус, сдавайся, буль-буль Волга!"-другое, радовавшее нас: "Рус, давай ушанку". Может быть, такие факты покажутся кое-кому не стоящими внимания, для нас же такие донесения о моральном состоянии войска противника имели большое значение. Мы пристально изучали эти настроения, делали из них собственные выводы". И я снова мысленно перенесся в декабрь 1942 года, вспомнил, как дней через десять после отъезда из 62-й армии меня разыскал в политуправлении фронта майор Шелюбский и возбужденно рассказывал о том, что большая часть пропагандистов уже на КП, первые добровольцы из перебежчиков отправлены в опорные пункты немцев, а число пленных, как и перебежчиков, стало увеличиваться.

* * *

В седьмом отделе подполковник Здоров дал мне справку: только на Сталинградском фронте издано (и распространено в армии Паулюса) свыше 2 миллионов экземпляров листовок, обращений, газет, лозунгов, пропусков и других пропагандистских материалов. Но на окруженную армию издавали листовки еще и политорганы Донского и Юго-Западного фронтов! Кроме того, специально для Сталинграда Главное политическое управление выпустило 50 различных агитационных изданий. Всего же в декабре было распространено среди окруженных солдат более 5 миллионов экземпляров...

Среди этого множества печатной продукции выделю листовку "Секретный приказ немецкого командования", доставившую немало хлопот противнику.

Дело в том, что в этой листовке была склиширована копия совершенно секретного приказа командира 376-й пехотной дивизии, адресованного командиру 672-го пехотного полка этой дивизии, от 6 декабря 1942 года. Командир дивизии указывал: "Мне известно, что среди рядовых солдат и даже офицеров... советская листовка за подписью генералов Еременко и Рокоссовского вызвала стремление к капитуляции, так как создавшееся положение рассматривается как безнадежное". Далее командир немецкой дивизии сообщал, что до него дошли сведения "о случаях неповиновения во время атак, переходов на сторону врага, особенно групповых, о выступлениях перед рядовыми солдатами с призывом складывать оружие и сдаваться в плен". А посему он приказывает "пресечь разговоры солдат или офицеров о капитуляции - вплоть до расстрелов" и требует внушить строжайшее исполнение приказа фюрера: "Немецкий солдат должен умереть на совершенно безнадежном посту". Но именно копия этого совершенно секретного приказа попала в руки русских. Об этом рассказывалось в коротенькой преамбуле листовки: 7 декабря 1942 года был сбит немецкий транспортный самолет Ю-52, в котором находились 25 офицеров 384-й пехотной дивизии. Через два дня был сбит другой Ю-52 - с 29 офицерами 376-й пехотной дивизии, и у одного из них обнаружена копия этого приказа. Она и была целиком склиширована в листовке. "Гвоздем" приказа был пункт третий: "Имеющееся в вашем распоряжении горючее выдавать только с моего личного согласия, так как оно предназначено для транспортировки воздушным путем персонала штабов, которая, согласно желанию фюрера, должна начаться завтра с отправки корпусных штабов". В примечании к третьему пункту предлагалось все мероприятия, связанные с его исполнением, "сохранять в строжайшей тайне". Комментировать немецким солдатам смысл этого приказа, и особенно его третьего пункта, не было надобности. Солдатам только предлагалось ответить на вопрос: "Куда летели офицеры?" Тем, кто затруднялся подыскать правильный ответ, листовка подсказывала его: "Генералы и офицеры удирают, а вас, солдат, оставляют на.гибель". Следовательно: "Берите судьбу в свои собственные руки! Силой заставляйте офицеров сложить оружие! Посылайте к нам своих делегатов с предложениями о сдаче в плен!"{55}

Листовка, как показывали пленные, ослабила доверив солдат к офицерам, хотя и не подорвала его полностью. А их повиновение - даже в критической ситуации - оставалось серьезным препятствием на пути к массовой капитуляции.

* * *

Работа по разложению окруженной группировки изнутри могла стать более эффективной. Конечно, отправка агитаторов-добровольцев из числа пленных через линию фронта была связана с какой-то долей риска: отпущенные в свои части пленные могли вернуться к нам и привести новых пленных, но могли и не вернуться - гитлеровские офицеры не упустят случая, чтобы схватить, их. И все же в тех условиях разложение противники изнутри сулило наибольший успех. К сожалению, некоторые командиры и политработники по-прежнему не проявляли инициативы в этом направлении. Из беседы о начальником политуправления фронта генералом П. И. Дорониным мне стало ясно: работа по разложению окруженных изнутри в какой-то мере сдерживалась. А ларчик открывался просто - использовать этот прием мешала нерешительность члена Военного совета фронта Н. С. Хрущева. Неизвестно, как долго колебался бы он, если бы не разговор командующего фронтом генерала А. И. Еременко с И. В. Сталиным. Командующий, в частности, спросил, куда девать пленных немецких летчиков, выбросившихся с парашютом из подбитых самолетов, и получил ответ - послать их обратно к Паулюсу с предложением начать переговоры о капитуляции. Собрав пленных летчиков, А. И. Еременко сделал им соответствующее предложение, но они сказали: "Если мы вернемся и предложим герр генералу Паулюсу начать переговоры о капитуляции, нас неминуемо расстреляют. С вашего разрешения, герр генерал, мы не пойдем к Паулюсу, а останемся в плену, каким бы горьким для нас он ни стал".

И хотя летчики отказались вернуться к своим, сам факт такого указания И. В. Сталина положил конец всем колебаниям, и работа по разложению изнутри получила на этом фронте "зеленую улицу". Начальникам политорганов было приказано устанавливать "живую связь" с немецкими солдатами, склонять их к переходу в плен или к капитуляции, направлять в окруженные войска парламентеров от имени командиров частей Красной Армии. Политорганы получили также указание создавать на сборных пунктах и в пересыльных лагерях антифашистские группы из пленных, готовить из них агитаторов, которые затем могли бы быть посланы, разумеется добровольно, во вражеские части.