Льюис Кэрролл

Глава десятая

«Алиса» выходит в свет

Поначалу Доджсон не собирался публиковать свою рукопись, однако сказку, записанную им для Алисы Лидделл, но еще не снабженную его рисунками, читали его друзья. Среди них был Джордж Макдональд (MacDonald), проповедник, профессор, сказочник и поэт.

С Макдональдом Доджсон познакомился в апреле 1860 году в Гастингсе, куда он поехал навестить тетушку Генриетту Латвидж. Он намеревался также посетить доктора Ханта, известного автора книги о заикании (Hunt J. Stammering and Stuttering). Макдональд, страдавший туберкулезом, с октября 1857 года жил в Гастингсе: считалось, что климат южного побережья Англии благоприятен при этой болезни. Благодаря покровительству леди Байрон Макдональд снимал там дом. Он, как и Кэрролл, страдал заиканием. В доме Ханта они и встретились. Для семьи Доджсон это был животрепещущий вопрос: брат Чарлза Эдвин и почти все сестры также заикались. Чарлз прошел у Ханта курс лечения. 11 апреля 1860 года он писал из Гастингса сестре Мэри: «Мне очень нравится система доктора Ханта; я думаю, она мне помогает».

К времени их знакомства Макдональд был уже известен благодаря сборнику «Стихотворения» и книге «Фантазион: волшебный роман» (1858), успех которой дал ему возможность вскоре переехать с женой и детьми из Гастингса в Лондон, где он занял пост профессора литературы в Бедфорд-колледже. Его романы о родной Шотландии, опубликованные несколько позже, принесли ему широкую известность.

Макдональд был поэтом-мистиком, высоко ценил немецких романтиков и особенно выделял Новалиса, оказавшего несомненное влияние на его поэтическое творчество. Впрочем, у него было немало общего с Кэрроллом, весьма далеким от немецкого романтизма, и они прекрасно понимали друг друга. Подобно Кэрроллу, Макдональд много размышлял о природе сна, занимавшего немало места в его творчестве. В его романе «Фантазион» действие происходит в пространстве снов, а в позднем романе «Лилит» (1895) автор размышляет о зыбкости грани между бодрствованием и сном.

В его сказках 1860-х годов порой звучали шутливые интонации (примером тому может служить «Принцесса Невесомость», не раз выходившая на русском языке), которые отчасти сближали его с Кэрроллом; однако с годами они уступили место более мрачному тону. Как и Кэрролл, Макдональд задумывался над тайной творчества. В написанном им позже эссе «Воображение» он заметил: «Человек, когда ему в голову приходит новая мысль, не столько думает, сколько слышит то, что ему диктуется». Этот феномен отмечают и другие поэты и писатели, в том числе и Кэрролл.

Вскоре после встречи в Гастингсе Чарлз познакомился с двумя детьми Макдональда — Мэри и Гревиллом, будущим биографом отца. Это произошло в студии Александра Манро, где шестилетний Гревилл позировал для скульптуры «Мальчик с дельфином», предназначавшейся для Гайд-парка. Тут же была семилетняя Мэри, которая как старшая сестра «приглядывала» за ним. «Я тотчас познакомился с детьми, — записал в тот день Кэрролл, — и начал доказывать Гревиллу, что он должен не упустить возможность обменять свою голову на мраморную. Не прошло и двух минут, как оба — и Гревилл, и Мэри — совершенно забыли о том, что они меня совсем не знают, и спорили со мной, как со старым знакомцем. Я сказал Гревиллу, что мраморную голову не надо причесывать ни гребешком, ни щеткой. При этих словах мальчик повернулся к сестре и произнес с великим облегчением: “Слышишь, Мэри? Не надо причесывать!” Я уверен, что его пышные волосы, такие же длинные, как у Галлема Теннисона, причиняли ему немало неприятностей. В конце концов он заявил, что мраморная голова не может говорить, и как я ни старался убедить их обоих, что это только к лучшему, мне пришлось сдаться».

Гревилл в воспоминаниях писал о Кэрролле: «Дядюшка Доджсон (так иногда называли его дети, с которыми он был особенно дружен. — Н.Д.) и не подозревал, чем он был для нас, и за это мы его очень любили. Мы ползали по нему, в то время как он рисовал пером и чернилами безумцев и романтичные или семейные сцены, рассказывая при этом истории, в которых никогда не было нравоучений. Я хорошо помню, как он доказывал мне — совершенно в стиле “Алисы”, — что мраморная голова будет для меня гораздо удобнее: ее не придется причесывать и от нее нельзя будет требовать, чтобы она учила уроки. И он изобразил также для меня, в какой ужас придет от моей мраморной головы скульптор Манро, которому я позировал».

Дружбу с Макдональдом и его семьей Кэрролл сохранил на долгие годы. Дети каждый раз бурно радовались его приходу Кэрролл фотографировал писателя, его жену и детей; многие из этих снимков сохранились. На одной из фотографий, сделанной в 1863 году, мы видим Кэрролла сидящим вместе с детьми и миссис Макдональд на траве — чувствуется, что он только-только успел добежать и сесть рядом с ними!

В течение последующих лет Кэрролл поддерживал самые теплые отношения со всем семейством Макдональд. Годы спустя Гревилл вспоминал: «Я его очень любил. На Риджент-стрит был игрушечный магазин, куда он водил нас, чтобы мы выбрали себе игрушки. Одна из них останется со мной, пока я буду его помнить. Это была некрашеная деревянная лошадка. Я любил ее, как девочки любят свою куклу».