Адольф Гитлер. Жизнь под свастикой

Судьи своим подходом к рассмотрению дел по обвинению в государственной измене часто доводили меня до бешенства. Так, они однажды вознамерились было помиловать предателя, поскольку он «первым делом» занимался контрабандой, и потому его следует в первую очередь считать контрабандистом и соответствующим образом наказать. Лишь с огромным трудом удалось убедить министра юстиции доктора Гюртнера в необходимости быть жестокими и безжалостными по отношению к государственным изменникам...

Я заявил Гюртнеру, что твердо решил в случае, если обычный суд вынесет слишком мягкий приговор, отдать приказ подразделению СС забрать изменника из тюрьмы и расстрелять... Каждый государственный изменник должен быть казнен, невзирая на размер причиненного им ущерба.

Приговоры, выносимые созданным в 1938 году Народным трибуналом (в чью подсудность входили политические преступления, в том числе и измена родине. — Б. С.), сперва тоже были не столь суровыми, как мне бы хотелось. Даже приспособить законодательство к четко выраженным интересам государства оказалось совсем не так просто, поскольку многие юристы из числа членов правительства с большим трудом соглашались признать государственную измену идеологическим преступлением.

Я постоянно вынужден был указывать на то, что не бывает государственной измены, совершаемой по идейным соображениям. Если и есть преступление, подпадающее под категорию государственной измены и в определенной степени объясняющееся идейными мотивами, то это отказ нести службу из-за религиозных убеждений. Этим элементам, не желающим воевать из-за религиозных убеждений, нужно прямо заявить, что они, очевидно, хотят есть добытое другими, но это недопустимо по соображениям высшей справедливости, и поэтому их будут морить голодом. И если это не было исполнено и так называемые толкователи Библии (свидетели Иеговы. — Б. С.), общим числом 130 человек, были просто расстреляны, то этим они обязаны моему мягкосердечию. Впрочем, расстрел этих ста тридцати, подобно грозе, очистил атмосферу. У тысяч их единомышленников при сообщении о расстреле пропало всякое желание со ссылкой на какие-то места из Библии пытаться уклониться от военной службы.

Тот, кто хочет успешно вести войну и вообще помочь своему народу пережить тяжелые времена, не должен сомневаться в том, что в эти времена каждый, кто активными действиями или в душе отторгает себя от народного сообщества, будет этим сообществом ликвидирован.

Тот, кто во имя гуманизма отходит от этого четкого принципа, не сможет предотвратить распад государства, начало которого мы в настоящее время можем наблюдать в такой стране, как Швеция».

Террор против оппозиции внутри страны рассматривался Гитлером как способ подготовки и ведения войны. Частью террора также стал провозглашенный фюрером принцип коллективной ответственности за политические преступления. По этому поводу 1 июля 1942 года он заявил: «На те семьи, которые играют особенно значительную роль в политической жизни, распространяется принцип коллективной ответственности. И если выходец из такой семьи использует свое политическое влияние во вред, то вполне естественно, что кара должна также пасть и на головы всех остальных членов этой семьи. В конце концов, что мешало им заблаговременно отмежеваться от этого подрывного элемента?» В годы Второй мировой войны этот принцип широко применялся на оккупированных территориях в виде казней заложников и репрессий против семей тех, кто боролся с оккупантами. В самой же Германии «коллективную ответственность» начали применять по отношению к членам семей участников заговора 20 июля 1944 года, а также в самые последние месяцы войны против родственников дезертиров.

В «Застольных разговорах» 1942 года фюрер похвалялся: «Если я сумел назначить на большинство руководящих постов людей, успешно выполняющих поставленные перед ними задачи, то это не в последнюю очередь объясняется тем, что они заняли эти посты не потому, что получили юридическое образование, а потому, что прошли школу жизни и достойно выдержали ее испытания».

Юристы в национал-социалистическом государстве вообще были на вторых ролях, ибо право при Гитлере «отдыхало». Единственного юриста из своего ближайшего окружения, начальника личной канцелярии рейхсканцлера статс-секретаря Ганса Генриха Ламмерса, фюрер характеризовал как человека, который «знает, что он здесь для того, чтобы изыскать правовое обоснование для нужд государства, и не путает юридические абстракции с реальной жизнью. Несмотря на свое юридическое образование, Ламмерс сохранил в себе здравый смысл», т. е. ловко приспосабливает существующие законы под нужды национал-социалистической доктрины. В апреле 1942 года фюрер получил от рейхстага неограниченные полномочия «Верховного судьи», и судебная система Рейха стала чисто формальным институтом. А 20 августа 1942 года в своей ставке в Виннице (объект «Вервольф») Гитлер издал указ «Об особых полномочиях министерства юстиции», окончательно превративший в фикцию все правовые нормы как в Рейхе, так и на оккупированных территориях. Там, в частности, говорилось: «Для выполнения задач Великогерманского Рейха необходимо твердое правосудие. Сим я даю полномочия министру юстиции и поручаю ему, согласно моим указаниям и во взаимодействии с шефом рейхсканцелярии и с руководителем партийной канцелярии, систему национал-социалистического судопроизводства и провести все необходимые для этого мероприятия. При этом ему разрешается отходить от норм существующего права».

Гитлер был убежден, что строение тоталитарного государства подобно биологическому организму, в основе существования которого заложены законы природы. Поэтому, подобно всем живым организмам, государственный аппарат должен обновляться. В «Застольных разговорах» он утверждал: «Нет никакого сомнения в том, что через какое-то время любая организация или учреждение стареет. По мере продвижения по бурным рельсам обыденной жизни все становится неразумным, ломается, образуются шлаки, ржавчина и т. д.» С точки зрения фюрера, национал-социалистическая революция призвана была влить молодую кровь в государственный организм Германии.

На партийном съезде в сентябре 1934 года, когда была подавлена всякая оппозиция Гитлеру как в Германии, так и в НСДАП, Рудольф Гесс провозгласил: «Мы видим, как благодаря фюреру возрождается вермахт. Величие будущего — только оно позволит оценить величие фюрера. Фюрер — это Германия! Его приговор — приговор нации. Германия — это дом для немцев всего мира».

Теперь можно было приступать к осуществлению ближайших внешнеполитических целей. Они сводились к прекращению репарационных выплат, признания военного равенства Германии с другими великими державами, ремилитаризации Рейнской области и воссоединения Саара с Рейхом. Все эти цели, провозглашенные в программе НСДАП, были достигнуты уже в 1936 году без какого-либо серьезного противодействия со стороны держав Антанты.

А такого противодействия Гитлер серьезно опасался. 3 февраля 1933 года, выступая перед руководством рейхсвера, он прямо заявил: «Самое опасное время — это время создания нами мощной армии. Тогда станет ясно, имеет ли Франция настоящих государственных мужей. Если имеет, то она не даст нам для этого необходимого времени, а нападет на нас (вероятно, вместе со своими восточными приспешниками)». В том же выступлении фюрер призвал внутри страны полностью покончить с пацифизмом, истребить марксизм, «согнуть того, кто не дает себя согнуть», перейти к «строго авторитарному» руководству государством, ликвидировать «раковую опухоль» демократии и ввести смертную казнь «за измену государству и народу». Для восстановления мощной армии Гитлер потребовал ввести всеобщую воинскую повинность, что и было осуществлено в 1935 году. Вермахт, как заявил фюрер генералам, может быть использован как «для обретения новых возможностей для экспорта», так и, что более вероятно, «для завоевания нового жизненного пространства на Востоке и его беспощадной германизации».

Чтобы быстрее пройти угрожаемый период, нацисты форсированными темпами увеличивали военные расходы и соответственно — дефицит бюджета. К середине 1939 года вся германская промышленность по сравнению с 1928 годом выросла почти на 37 процентов. К этому времени германские военные расходы вдвое превышали военные расходы Франции и более чем на треть — военные расходы Великобритании. В 1932/33 хозяйственном году доходы германского бюджета составили 6,4 миллиарда марок, а расходы — 7,3 миллиарда. В следующем финансовом году военные расходы составили 1,9 миллиарда из общих расходов в 8,1 миллиарда марок. А в 1938/39 хозяйственном году военные расходы достигли 18,4 миллиарда марок, или 58 процентов из общих расходов в 31,8 миллиарда марок. Соответственно и общий дефицит государственного бюджета в этом году возрос до 14,5 миллиарда марок. Также и общий объем государственной задолженности с конца 1932 года до конца 1939 года увеличился с 8,5 миллиарда до 47,3 миллиарда марок, а в конце войны, весной 1945 года, государственный долг Рейха достиг астрономической величины в 387 миллиардов марок. Гитлер и его соратники рассчитывали, что долги будут покрыты за счет контрибуций с побежденных противников и эксплуатации оккупированных территорий.