Мария Каллас

Уже во время репетиций Марии пришлось поволноваться из-за своих голосовых связок. 29 декабря она почувствовала сильную боль в горле. Руководство театра запаниковало. Карло Латини, администратор театра, помчался в отель «Квиринал», где остановились супруги Менегини. Каллас приняла его, лежа в постели, и говорила с ним жестами, чтобы не утомлять горло. Карло Латини был настроен самым решительным образом: об отмене спектакля не могло идти и речи. Прежде всего ей не была предусмотрена замена, а главное — предполагаемое присутствие президента Итальянской республики.

К счастью, ничего страшного не произошло. Мария весь день провела в своем номере. И ей помог бог, покровительствовавший певцам: утром следующего дня ее состояние намного улучшилось. Более того, она праздновала наступление Нового года в «Шахматном клубе», самом модном заведении тогдашних снобов и богачей, в обществе мужа и еще нескольких представителей высшего света. Мария веселилась от души. Шампанское лилось рекой, и ее бокал был всегда наполнен до краев.

Конечно, такой режим не мог не повлиять на здоровье певицы. Последствия не заставили себя долго ждать: 1 января Каллас потеряла голос. И снова в ее номер в гостинице «Квиринал» ворвался Карло Латини, снова были мольбы и просьбы, снова были протесты Менегини… Окружившие Марию люди своими жестами, криками, мимикой напоминали комедию дель арте… Мария приняла самостоятельное решение: она не будет петь. Мы уже знаем, что у певицы был весьма упрямый характер и ее трудно было в чем-то переубедить. И все же к концу дня с помощью компрессов и лекарств, предписанных по телефону ее лечащим врачом, миланским доктором Семерано, с помощью молитв и частого обращения к самой себе со словами: «Мария, ты должна петь! Это твой профессиональный долг! Подумай о президенте республики!» — Каллас отказалась от своего решения. Она будет петь, во всяком случае она попробует — жест насколько мужественный, настолько и неосторожный.

За несколько часов до спектакля самочувствие певицы немного улучшилось и руководство театра вздохнуло с облегчением. Однако у нас возникает вопрос: почему администрация столь упорно отказывалась от замены певицы? Ведь тогда удалось бы избежать самого шумного скандала в истории оперного искусства. И волки были бы сыты, и овцы целы.

В оперный театр Мария приехала очень рано в сопровождении Титта и прибывшей для ее поддержки Эльзы Максвелл. Несмотря на то, что она уже не пользовалась особым расположением певицы, старая газетная сплетница не хотела упускать ее из своих цепких рук. Потеряв надежду на «взаимность» со стороны оперной дивы, она старалась сохранить свой престиж.

В назначенный час маэстро Габриэль Сантини дал музыкантам знак начинать и занавес поднялся. В первом акте «Нормы» Каллас храбро вышла на сцену и пела… как могла. Она расходовала последние силы в заранее проигранной битве. В ее голосе появлялись настораживавшие разрывы, она была не в силах справиться ни со своим вибрато, ни с эмиссией звука. На сцене уже была не Каллас, а женщина, которая вела отчаянную борьбу с судьбой. Публика, от которой тщательно скрывали состояние здоровья певицы, пребывала в полном недоумении. Уже начали раздаваться отдельные свистки, а аплодисменты, которыми зрители наградили Марию в конце первого акта оперы, были только данью вежливости.

Ситуация оказалась драматичной. В своей гримерной Мария, заливаясь слезами, упала в кресло. Она не могла больше продолжать выступление. Вокруг нее начался настоящий переполох. Карло Латини умолял Марию сделать над собой последнее усилие. Что скажут зрители, заплатившие за билет 24 тысячи лир? Что подумает президент Итальянской республики Джованни Грончи, начинавший уже проявлять признаки нетерпения в своей почетной ложе? Менегини охотно бы забился в мышиную нору, если бы таковая оказалась поблизости. И только Максвелл, как всегда готовая к бою, подбадривала Марию словами. Впрочем, при всем своем желании как могла певица вернуться на сцену? Никогда еще она не чувствовала себя настолько слабой и уязвимой… Со своей стороны, Маргарита Вальманн и Габриэль Сантини, вопреки всякому здравому смыслу, пытались уговорить Марию продолжить выступление. Посреди всеобщей паники кто-то из присутствовавших предложил: «Вы могли бы сыграть оставшуюся часть спектакля лишь декламируя под музыку свой текст». Можно представить реакцию Каллас на подобные слова, которые она посчитала за оскорбление в свой адрес.

Между тем в зрительном зале, где затянулось ожидание, публика не знала, что и думать. И вновь то тут, то там раздавались отдельные свистки. Театральный служащий, посланный Карло Латини, потихоньку сообщил президенту Джованни Грончи, что спектакль прекращен за отсутствием ведущей исполнительницы. И президенту Итальянской республики ничего не оставалось, как с достоинством удалиться из театра, чтобы убедиться в том, что в его машине никого не было по причине отсутствия шофера. Воистину это был вечер катастроф! Рассудив, что его хозяин просидит весь вечер в театре, шофер с легким сердцем отправился в кино. Потеряв свое место, он стал первой жертвой проклятия, которое нависло в тот день над оперным театром.

Второй жертвой едва не стала сама Каллас. Когда один несчастный доброволец взял на себя труд объявить зрителям, что они могут расходиться по домам, поднялся невообразимый шум и гам. Все эти люди, собравшиеся, чтобы восторженно аплодировать Каллас, теперь были готовы предать ее анафеме. Сотни разгневанных любителей оперы осадили служебный выход, предназначенный для артистов. Их злобные выкрики доносились до гримерной Марии. Супруги Менегини вместе с Максвелл оказались в западне, и спасти их могло только чудо! Между зданием оперного театра и отелем «Квиринал» имелся тайный подземный ход, которым и воспользовалась эта троица, чтобы избежать столкновения с разъяренной толпой. Это бегство было похоже на мелодраму из криминальной бульварной литературы… Видимо, так уж Каллас было предначертано судьбой, что трагедийные события в ее жизни то и дело соседствовали с комедийными.

Если не удалась физическая расправа над оперной дивой, то уже на следующий же день итальянская пресса начала уничтожать ее морально на страницах газет! Вот только некоторые цитаты из статей:

«Никакой талант, никакая слава не может оправдать подобное поведение», — писала «Мессаджеро».

«Эль Джорно» пошла еще дальше: «Эта артистка второго мира, итальянка по мужу, жительница Милана по причине неоправданных восторгов некоторой части публики «Ла Скала», интернационалистка из-за опасной дружбы с Эльзой Максвелл, на протяжении нескольких лет слишком многое себе позволяет. Последний эпизод показывает, что Мария Менегини-Каллас — актриса со вздорным характером, не имеющая представления об элементарной дисциплине и корректном поведении».

Переменчивость толпы… Неблагодарность публики…

Не прошло и дня, как любовь сменилась на ненависть. Еще вчера ее называли национальным достоянием, а сегодня уже звали чужестранкой…

Можно сказать, что по полуострову пронесся циклон. День за днем в Италии только и говорили, что о случившемся, словно была попрана национальная честь. Дело дошло до того, что в парламенте какой-то депутат выступил с идиотским предложением квалифицировать поступок Марии как «покушение на государственное достоинство Италии»! Если вспомнить о событиях всего лишь пятнадцатилетней давности, когда фашистские полчища оккупировали греческую территорию, то становится понятно, что для итальянцев греки являлись людьми второго сорта!

Контракт певицы с оперным театром предусматривал еще три представления «Нормы». Однако дирекция театра аннулировала договор. Своим указом префект Рима запретил Марии появляться в театре. Несчастье с Каллас получило настолько широкую огласку, что слухи о нем вышли за пределы Италии и «просочились» во французскую прессу.

Марии не оставалось ничего другого, как принять единственное решение: спасаться бегством. Ее отъезд представлял собой весьма эффектное зрелище. Похожая на греческую статую, изображающую скорбь, в черном костюме, который подчеркивал стройность фигуры, и, конечно, с любимой собачкой по кличке Той на руках, она спустилась по лестнице в холл отеля «Квиринал», где собрались десятки газетных репортеров и фотографов. Песик, словно сопереживая хозяйке, окидывал присутствовавших строгим взглядом… Для полной картины не хватало только Эльзы Максвелл. Следует заметить, что ее присутствие могло быть не так истолковано прессой, а бойкость языка — привести к новым крупным неприятностям. С Эльзой попрощались и отправили восвояси заранее. После отъезда Марии из Рима дирекция оперного театра потребовала у нее через суд 3 миллиона лир, чтобы компенсировать свои потери и расходы на гостиницу. Впрочем, певица выиграла этот процесс. Супруги Менегини даже в самых расстроенных чувствах никогда не забывали о том, что деньги счет любят…