Анатомия предательства: "Суперкрот" ЦРУ в КГБ

Остается еще один не объясненный читателю вопрос. Знали ли Ларк и Кук, естественно, каждый в отдельности, о том, что Кочнов и Калугин работают на американские спецслужбы, и они подставлялись в угоду их просьбам? Ответ интересен для понимания методов работы разведки, выявления ошибок при проведении острых и рискованных разведывательных мероприятий, какими были эти дела.

Сначала о Ларке. После предложения Кочнова, конечно, в ЦРУ обсуждался вопрос: говорить или нет Ларку, что его будет вербовать предатель — советский разведчик? Как мне представляется, Китти Хок высказался за то, чтобы сказать. Он считал, и в ПГУ санкционировали вербовку на основании того, что Ларк совершил предательство не по идеологическим соображениям, а на почве возникшей любви к иностранке. На флоте и близкими к нему людьми он характеризовался положительно, имел блестящие перспективы на службе, конфликтных ситуаций у него не было. Ларк действительно мог пойти на сотрудничество с нашей разведкой. Однако в отрывочных материалах американской прессы проходили сообщения, что Ларк после вербовочного подхода сразу же доложил о нем ЦРУ. Если это соответствует действительности, то ЦРУ не обсуждало с ним подход, не готовило к “вербовке” и не последовало совету Китти Хока. Но даже в случае подготовки Ларка к его мнимой вербовке, ЦРУ не должно было сообщать ему, что Кочнов перешел на сторону американцев. Таковы правила конспирации во всех спецслужбах.

Однако факты все-таки свидетельствуют о том, что Ларк знал о предательстве Кочнова. Может быть, ему сказали об этом, чтобы убедить участвовать в столь рискованном и в общем-то чисто по-человечески не нужном ему мероприятии. На первых встречах с Ларком, как помнит читатель, мною постоянно поднимался вопрос о Net Fish, но материалов по этому проекту он не представил. Можно предположить, что они в каком-то варианте с частичной дезинформацией предназначались для Кочнова, чтобы вербовка Ларка выглядела в оценке резидентуры и Центра более весомой и результативной. Кроме того, Ларк якобы по своей инициативе написал письмо в резидентуру, в котором просил о том, чтобы работу с ним поручили только Кочнову, характеризуя его весьма положительно. В разведывательной практике такие факты встречаются очень редко, тем более Кочнов уже знал, что Центр возражает, несмотря на просьбы резидента о направлении его на постоянную работу в Вашингтон. Показательно еще и то, что за все годы нашего общения Ларк ни разу не интересовался Кочновым.

Если все-таки предположить, что Ларка не готовили к “вербовке” и решили его проверить, то вся задумка Китти Хока могла закончиться провалом. И если бы он согласился сотрудничать с советской разведкой, американцы были бы вынуждены обязательно лишить его любой разведывательной информации, что, естественно, не способствовало бы карьере Кочнова, или же арестовать его и объявить его “хендлера” персоной нон грата, то есть самим себе создать проблемы. Предупредив же Ларка, подготовив его к “вербовке”, ЦРУ ничего не теряло — он работал под жестким контролем и никогда бы не осмелился пойти на предательство, тем более понимая, что Китти Хок будет знать истинное состояние дел…

И последнее о Ларке. Калугин в книге исказил развитие событий венской операции. Он говорит, что Ларк умер, когда его волоком тащили к границе и чехословацкие врачи, которых он якобы вызвал, после безуспешных попыток его реанимировать констатировали смерть. Присутствие в группе врача Татьяны, ее настойчивые просьбы осмотреть еще живого Ларка и игнорирование их Калугин скрывает. Чтобы преподнести себя гуманным человеком, а в действительности инициировать жену Ларка Еву Бланку потребовать выдачи останков мужа у российских спецслужб, он в книге “хоронит” его под латышским именем на одном из московских кладбищ. Зная правду о кремации и утрате праха Ларка, это — отъявленное и, как мне представляется, непростительное кощунство и жестокость.

Кук должен был знать от ФБР, что Калугин стал сотрудничать с американцами. Об этом, кроме всего прочего, свидетельствует факт активного участия Калугина в деле Кука с 1978 года. Сигнал, поданный Куку в Лефортове, явился отчаянным шагом, на который его вынудило серьезное опасение, что Кук может признаться в принадлежности к спецслужбам США и выдать его. Только крайняя опасность вынудила его поступить именно так.

Следует ответить еще на несколько вопросов: какая американская спецслужба работала по Калугину и Куку, Кочнову и Ларку — ЦРУ или ФБР? Были ли допущены этими службами оперативные ошибки?

Из анализа доступных на сегодняшний день материалов видно, что Калугин инициативно завербовался в нью-йоркском отделе ФБР. Подставленные ему Кук и его жена являлись надежными агентами ФБР. Трудно определить, передавалось ли дело Калугина из ФБР в ЦРУ после его отъезда в Союз в 1959 году. Учитывая, что Калугин находился в США по линии американского отдела ПГУ, его вскоре должны были направить туда в долгосрочную командировку, о чем он, конечно, рассказал своим новым хозяевам. Возможно, с учетом этого и по его просьбе, связь с ним в Москве в 1959 и 1960 годах не устанавливалась, и его дело оставалось в ФБР. Тем более, что в эти годы резидентуры ЦРУ в Москве, как структурного подразделения, не было. Работники ЦРУ в американском посольстве выполняли конкретную разведывательную работу.

По возвращении в Нью-Йорк в 1960 году и до весны 1964 года Калугин находился на связи у ФБР. После отзыва его из-за предательства Носенко в 1964 году в Москву, его дело, вероятно, было передано в управление внешней контрразведки Энглтону, так как быстрое возвращение в США после предательства Носенко не ожидалось.

Вынужденный вывод Кука в Москву в 1964 году для прикрытия Калугина, с моей точки зрения, являлся оперативной ошибкой американцев, которая повлекла за собой через пятнадцать лет фактический провал Калугина как агента. Он был взят в разработку по шпионажу, переведен из разведки во внутренние органы, хотя и на высокую должность, но лишенный тех огромных разведывательных возможностей, какими располагал в ПГУ. Кука можно было вывести из США не в Союз, а в третью страну типа Франции, где он мог бы устроиться на работу и восстановить связь с нашей резидентурой. Калугин в своей книге везде, где только возможно, всячески подчеркивает, что его карьера, так блестяще начавшаяся с вербовки Кука, так же бесславно закончилась после его ареста. Складывается впечатление, что он этим укоряет американские спецслужбы в грубом просчете. Действительно, вывод агента ФБР Кука в Москву оказался настоящей ловушкой для их ценного агента, каким являлся Калугин. Только непониманием оперативной обстановки в Советском Союзе и низким профессиональным уровнем сотрудников американских спецслужб в работе против советской разведки можно объяснить проведение такой нелепой операции.

В 1965 году при выезде Калугина в долгосрочную командировку в вашингтонскую резидентуру ФБР вновь пыталось установить с ним связь. Но, как мне представляется, он отказался работать с ФБР и потребовал передать его в ЦРУ, чем вызвал глубокое недовольство прежних “хендлеров”. У Калугина, кроме претензий по Куку, имелись и другие основания для такого решения. Ему было известно, что в 1964 году в нью-йоркскую резидентуру нашей разведки неоднократно обращался сотрудник наружного наблюдения ФБР, работавший по советской колонии, с предложением купить у него за несколько тысяч долларов данные на агента ФБР из числа советских разведчиков. Но бывший в то время резидентом Борис Иванов посчитал эти действия провокационными, от контакта с наружником отказался и информация не была получена. Материал по этому случаю в 1964 году находился в производстве у меня, когда я работал в американском направлении Службы внешней контрразведки. С ним были ознакомлены также работники американского отдела (Калугин в книге говорит, что к этому работнику в 70-х годах делали вербовочный подход, но он от сотрудничества отказался).

Скорее всего, Калугин, опасаясь повторения подобных случаев, выдвинул ФБР условие — работать с ЦРУ. Вероятно, с этого времени у него и возник конфликт с ФБР, который, как видно, продолжается и до наших дней. Свидетельством такого вывода являются и неоднократные упоминания им в своей книге фактов публикаций, во время его нахождения в Вашингтоне, во влиятельных американских газетах “Вашингтон пост” и “Нью-Йорк Таймс” статей, показывающих его как сотрудника КГБ и по “непонятным причинам” не выдворенного из США. Калугин уверен, что статьи были написаны с “подачи” ФБР и в значительной мере отрицательно повлияли тем, что после Соломатина его не назначили резидентом. По его словам, Центр обоснованно опасался, что в любое удобное для американцев время он может быть выдворен из страны и тем самым резидентура на какое-то время останется без руководителя.