Двор Красного монарха: История восхождения Сталина к власти

– Заканчивайте с ними, – лаконично велел вождь.

В соответствии с «законом 1 декабря» все они были расстреляны через час после этого разговора. Та же трагическая участь ждала и их ни в чем не виноватых родных и близких. Всего в декабре 1934 года был казнен 6501 человек. В то время у Сталина еще не имелось четко разработанного плана по проведению Большого террора. Он пока лишь интуитивно догадывался, что партию можно подчинить, только очистив ее от противников. Другого же способа избавления от врагов помимо физического уничтожения он не знал. Сталин со своей сверхразвитой интуицией постепенно подходил к осмыслению стоящей перед ним задачи. Следователи НКВД не могли связать Ленинград с «московским центром» Зиновьева и Каменева, но чекисты обладали талантом убеждения арестованных. Террорист дал обвинительные показания против Зиновьева и Каменева. Соратники Ленина были приговорены к десяти и пяти годам тюремного заключения соответственно. Сталин распространил секретное письмо, в котором говорилось, что со всей оппозицией следует обращаться как с белогвардейцами – арестовывать и изолировать. НКВД работал, не покладая рук. Волна арестов вскоре превратилась в бурную реку. Лагеря затопил «Кировский поток».

В это же самое время Иосиф Виссарионович начал джазовую оттепель. «Жить стало лучше, товарищи, – не без юмора говорил он. – Жить стало веселее».

11 января 1935-го Сталин и большинство членов политбюро присутствовали на гала-представлении советского кинематографа в Большом театре. Мероприятие напоминало церемонию «Оскар». Только не было глупых шуток, и советских режиссеров награждали не позолоченными статуэтками, а орденами Ленина.

«Из всех искусств для нас важнейшим является кино», – говорил Ленин. Кинематограф был искусством нового общества. Сталин лично следил за развитием советского Голливуда и руководил им при помощи Главного управления кинопромышленности, затем Комитета по делам кинематографии. Эту организацию возглавлял Борис Шумяцкий, с которым Сталин когда-то сидел в ссылке. Вождь следил за каждым шагом режиссеров, за съемками фильмов и даже читал сценарии. Он обсуждал фильмы со своими соратниками и просматривал каждую картину перед выходом в прокат. Помимо всего прочего Сталин был еще и главным цензором – Йозефом Геббельсом и Александром Кордой в одном лице.

Вождь был помешан на кино. В 1934 году он так много раз посмотрел советский вестерн «Чапаев» и комедию «Веселые ребята», что выучил их наизусть. Григорий Александров снимал «Веселых ребят» под пристальным руководством Сталина. После окончания съемок Шумяцкий решил показать только первую часть, сказав, что съемки второй части еще не закончены. Иосифу Виссарионовичу картина понравилась.

Шумяцкий вызвал Александрова, который взволнованно ходил около кинозала:

– Вас ждут при дворе.

– Веселая картина, – сказал Сталин Александрову. – Я отдохнул, как после месяца отпуска…

Ободренный такой оценкой своего творчества Александров немедленно приступил к съемкам серии веселых и легких музыкальных комедий. После «Цирка» он снял самый любимый фильм Сталина – «Волга-Волга». Когда режиссер приступил к работе над последним фильмом этой серии, он назвал его «Золушкой». Сталину название не понравилось, и он подготовил список из двенадцати возможных вариантов названий. Александров выбрал «Светлый путь».

Когда за помощью к Сталину обратился Александр Довженко, снимавший картину «Аэроград», его в тот же день пригласили в «Маленький уголок». Кроме хозяина кабинета, там находились и Ворошилов с Молотовым. Сталин попросил режиссера прочитать сценарий. Позже он предложил Довженко тему для его следующего фильма.

– Ни мои слова, ни газетные статьи ни к чему вас не обязывают, – великодушно сказал вождь. – Вы свободный человек. Если у вас другие планы, занимайтесь ими. Не смущайтесь. Я хочу, чтобы вы это знали.

Вождь посоветовал режиссеру чаще использовать замечательные русские народные песни, которые любил крутить на граммофоне.

– Вы когда-нибудь их слышали? – поинтересовался Иосиф Виссарионович.

– Нет. – Довженко, у которого, как выяснилось, не было граммофона, покачал головой.

Позднее режиссер вспоминал: «После этого разговора не прошло и часа, а мне домой уже привезли граммофон, подарок вождя. Я буду трепетно относиться к нему до конца жизни».

Пока Довженко умилялся сталинским граммофоном, партийные руководители решали, как поступить с Сергеем Эйзенштейном, тридцатишестилетним режиссером-авангардистом, снявшим «Броненосец Потемкин». В жилах Эйзенштейна текла латышская, немецкая и еврейская кровь. Он слишком долго находился в Голливуде и, как сообщал Сталин американскому писателю Эптону Синклеру, «потерял доверие друзей в СССР». Сталин сказал Кагановичу, что Эйзенштейн – троцкист, а может, и еще хуже.

В конце концов Эйзенштейна уговорили вернуться. Ему поручили снять «Бежин луг». В основе фильма лежала история Павлика Морозова, юного героя, который выдал отца-кулака. Картина получилась чересчур помпезной и не понравилась Сталину. Но он знал, что Эйзенштейн очень талантлив. Когда отношения с фашистской Германией начали портиться, вождь поручил Сергею Эйзенштейну снять фильм об Александре Невском, разбившем шведских и немецких завоевателей. Картина «Александр Невский» должна была прославлять детище Сталина – социализм, объединенный с русским национализмом. Вождь остался доволен, историческая картина ему очень понравилась.

Сталин написал длинное письмо режиссеру Фридриху Эммлеру, в котором разбирал его фильм «Великий гражданин». В третьем пункте читаем: «Обращения к Сталину следует убрать. Сталина замените Центральным комитетом».

Скромность Сталина нередко была такой же показной, как и самые яркие проявления культа его личности, который провозгласили соратники. Он не возражал, потому что считал это победой над комплексом неполноценности. Микоян и Хрущев позднее упрекали Кагановича за то, что тот поощрял тщеславие Сталина и придумал сталинизм, предложив: «Давайте заменим слово „ленинизм“ во фразе „Да здравствует ленинизм“ на „сталинизм“!» Сталин подверг предложение критике. Но Железный Лазарь хорошо изучил Хозяина и знал, что идея пришлась тому по душе.

«Почему вы прославляете меня, будто я один принимаю решения?» – с наигранным возмущением спрашивал Сталин, а сам с удовольствием следил за тем, как в газетах расцветает культ его личности. В «Правде» в 1933–1939 годах его имя упоминалось в половине передовиц. Вождю всегда дарили цветы, его постоянно фотографировали с детьми. Появлялись статьи, авторы которых писали, как они познакомились с товарищем Сталиным. Имя Сталина было не только на земле, но и в небе. Пролетавшие над Красной площадью самолеты образовывали слово «Сталин». «Правда» восторженно писала: «Жизнь Сталина – наша жизнь, наше прекрасное настоящее и будущее». Когда вождь появился на VII съезде Советов, две тысячи делегатов, как один, вскочили на ноги и начали громко кричать, бешено хлопать. По словам одного писателя, в этом порыве объединились любовь, преданность и бескорыстность. «Как он прост! – восторженно прошептала рабочая с фабрики. – Как скромен!»

Культ личности был не только у Сталина, но и у других большевистских вождей – только, конечно, поменьше. Железный Лазарь или Железный комиссар, как еще называли Кагановича, смотрел на трудящихся с тысяч портретов, которые несли на парадах. Именем Ворошилова называли пайки в армии. Метких стрелков награждали значком «Ворошиловский стрелок». Дни рождения красного маршала отмечала вся страна. На них выступал сам Сталин. Детвора менялась почтовыми открытками, на которых были изображены народные герои. Храбрец Ворошилов, говорят, ценился значительно выше вечно угрюмого и насупленного Молотова.

Нельзя сказать, что скромность Сталина была на все сто процентов показной. Во многих сражениях между тщеславием и скромностью он поощрял похвалы в свой адрес и одновременно презирал их. Отвечая на просьбу директора Музея революции передать рукописи работ для того, чтобы сделать из них экспозицию, Иосиф Виссарионович язвительно написал: «Не думал, что в таком преклонном возрасте можно быть таким дураком. Книги издаются миллионными тиражами. Зачем кому-то нужна рукопись? Я сжег все рукописи!»