Двор Красного монарха: История восхождения Сталина к власти

– Я думал, что Кирыч похоронит меня, – печально сказал Орджоникидзе жене, вернувшись домой. – А вышло все наоборот.

Практически одновременно с похоронами начались казни. 6 декабря шестьдесят шесть «белогвардейцев», арестованных за подготовку терактов еще до убийства Кирова, были приговорены к смертной казни. Смертные приговоры выносила Военная коллегия Верховного суда СССР под председательством Василия Ульриха. Вскоре этот круглоголовый человек стал главным исполнителем воли Сталина, требовавшего расстрелов. Еще двадцать восемь человек были казнены в Киеве. 8 декабря из Ленинграда в Москву вернулись Николай Ежов и Агранов. Они три часа докладывали об охоте на террористов в колыбели революции.

Несмотря на трагедию и тревожные признаки того, что скоро расстреливать за убийство Кирова начнут не только террористов, но и большевиков, жизнь сталинского кружка продолжалась так же, как раньше. Разве что стала более мрачной и скучной. 8 декабря, после встречи с Ежовым, Молотов, Орджоникидзе, Каганович и Жданов, как обычно, пообедали со Сталиным, Василием и Светланой, Сванидзе и Аллилуевыми у него на квартире в Кремле. Светлана получила подарки. Девочка очень переживала потерю любимого «второго секретаря» Кирова. Сталин похудел и побледнел. В его взгляде появилась какая-то таинственность. Было очевидно, что он тоже сильно переживает смерть друга. Мария Сванидзе и Анна Аллилуева старались его утешить и ни на минуту не отходили. Алеша Сванидзе предупредил жену, чтобы она сохраняла дистанцию и не вела себя слишком фамильярно. Она не прислушалась к этому мудрому совету. Мария подумала, что муж просто ревнует ее к Сталину. Вождю показалось, что на столе мало еды. Он позвал Каролину Тиль и приказал принести что-нибудь еще. Сам Сталин почти не ел. Вечером он взял с собой Алешу Сванидзе, Светлану и Василия и поехал в Кунцево. Остальные пошли на квартиру Орджоникидзе.

Поскольку Сталин сразу после убийства Кирова обвинил в преступлении Зиновьева и его сторонников, неудивительно, что Ежов и НКВД быстро арестовали ленинградский и московский «центры» зиновьевцев. Списки людей, подлежащих аресту, вождь составил собственноручно. Главная цель многочисленных допросов Николаева – получить признание о его связи с Зиновьевым. Убийца Кирова молчал недолго. 6 декабря он во всем признался. Зиновьева и Каменева, двух ближайших соратников Ленина, арестовали. Бывшим членам политбюро не помогло даже то, что в 1925 году они встали на сторону Сталина в борьбе с Троцким и спасли его.

На заседании политбюро были зачитаны показания «террористов». Сталин лично приказал Вышинскому и Ульриху приговорить обоих старых большевиков к смертной казни.

После смерти Кирова «все изменилось», как говорил об этом Юрий Жданов. В первую очередь были значительно усилены меры безопасности. Это произошло в то самое время, когда казалось, что для поддержки безутешному вождю нужна простая жизнь его двора с весельем, экстравагантными поступками женщин и бегающими детьми. Но придворная жизнь изменилась навсегда.

5 декабря встревожился Ян Рудзутак. Этому гордому, почти необразованному, хотя и умному старому большевику показалось, будто Сталин показал на Рудзутака пальцем и обвинил в том, что он не мог быть выходцем из семьи рабочих, поскольку учился в институте. «Я бы не стал беспокоить вас подобными мелочами, – написал Рудзутак Сталину, – но я слышал о себе много сплетен. Очень печально, что они дошли и до вас».

Латыш Ян Рудзутак десять лет отсидел в царских тюрьмах. У него были усталые выразительные глаза. После долгих лет тяжелого физического труда в ссылке он слегка прихрамывал. В свободное время любил выезжать за город и фотографировать красоты природы.

Рудзутак входил в политбюро и был союзником Сталина, но сейчас все сильнее чувствовал, что в их отношениях появляется холодок. Он видел: вождь больше не доверяет ему.

«Вы ошибаетесь, товарищ Рудзутак, – холодно ответил Сталин. – Я показывал на Жданова, а не на вас. Мне хорошо известно, что вы не учились в институте. Я прочитал ваше письмо Молотову и Жданову. Они согласились со мной, что вы ошибаетесь».

Вскоре после убийства Кирова Сталин шел по Кремлю с одним морским офицером. В кремлевских коридорах теперь через каждые десять метров стояли охранники. Они провожали всех внимательными взглядами.

– Обратили внимание на солдат? – спросил Сталин своего спутника. – Идешь по коридору и думаешь: «Кто из них выстрелит?» Если вот этот, то он будет стрелять в спину. Если тот, то вы получите пулю в лицо.

21 декабря, вскоре после первой волны расстрелов, свита приехала в Кунцево отмечать пятьдесят пятый день рождения своего повелителя. Народу собралось много, мест не хватало. Мужчины со Сталиным во главе начали заносить в столовую дополнительные столы и стулья. Микоян и Орджоникидзе были тамадами. Сталин все еще оставался расстроенным смертью Кирова, но его настроение постепенно улучшалось. Несмотря на это, Алеша Сванидзе не разрешил жене прочитать стихи, которые она сочинила специально к этому дню. Ему показалось, что неумеренное восхваление Сталина или очевидное требование разрешить женщинам выезжать на Запад вновь испортит вождю настроение.

На первое в тот вечер был борщ, на второе подали телятину. Вождь принялся собственноручно, никого не пропуская, разливать борщ. Начал он с Молотовых и Поскребышева, который совсем недавно женился, а закончил Авелем Енукидзе и своими детьми. «Сталин ел борщ из глубокой тарелки, – вспоминает Артем Сергеев. – Он накалывал вилкой куски мяса».

В самый разгар праздничного ужина в Кунцево приехали Лаврентий Берия и его бывший покровитель, глуховатый Нестор Лакоба, руководивший теперь Абхазией.

Сталин предложил выпить за Сашико Сванидзе, сестру своей первой жены, Като, и Алеши. Этот тост вызвал ярость у жены Алеши, Марии. Между женщинами из окружения Сталина постоянно шла борьба за его благосклонность и внимание. Затем Сталин, как утверждает Артем, вспомнил про детей и налил ему, а также Василию немного вина. Заметив их нерешительность, вождь воскликнул:

– Не бойтесь! Выпейте вина!

Когда Анна Реденс и Мария Сванидзе так же, как Надя, заворчали, что детям не стоит давать вино, Иосиф Виссарионович весело рассмеялся:

– Разве вы не знаете, что вино полезно для здоровья? С его помощью можно вылечить много болезней!

Вскоре атмосфера за столом стала печальной. Во время похорон Кирова многие вспоминали Надю. Вот и сейчас, на празднике, появился дух Банко. Серго, который был тамадой, встал и произнес тост за Кирова:

– Его убил мерзавец, он отнял Сергея у нас!

Кто-то громко заплакал.

Затем кто-то предложил выпить за Дору Казан, жену Андреева, одну из любимых женщин Сталина, и ее учебу в Промышленной академии. Тост напомнил Сталину о Наде.

– Мы уже три раза говорили об академии, – сказал он, вставая. – Поэтому давайте выпьем за Надю!

Все встали, по лицам катились слезы. Один за другим гости молча подходили к грустному Сталину и чокались с ним. Анна Реденс и Мария Сванидзе поцеловали его в щеку. Марии показалось, что он стал «мягче, добрее». Когда все поднялись из-за стола, Сталин, как заправский диск-жокей, начал ставить на граммофон любимые пластинки. Начались танцы.

Наплясавшись, гости запели печальные грузинские песни. Сталин подпевал. Много лет назад он пел в церковном хоре, а сейчас стал всесильным дирижером огромной империи. Песни вновь настроили собравшихся на грустный лад. Чтобы встряхнуть гостей, Николай Власик, который не только охранял Сталина, но и исполнял обязанности придворного фотографа, предложил сделать групповой снимок. Так получилась замечательная картина двора Сталина накануне Большого террора.

Фотографирование стало причиной новых ссор между соперницами. На снимке Иосиф Виссарионович сидит в центре в окружении женщин, которые преклонялись перед ним. Справа от него расположилась бесцеремонная Сашико Сванидзе, дальше – Мария Каганович и сопрано Мария Сванидзе с высокой грудью. Слева сидит стройная и элегантная Полина Молотова. Мундиры перемешались с партийными френчами. Клим Ворошилов, нарком обороны, был в тот вечер в военном мундире. Станислав Реденс – в синей форме НКВД. На Павле Аллилуеве тоже военная форма комиссара. На полу сидят улыбающийся Серго Орджоникидзе, Анастас Микоян и Лакоба. Сюда же, практически улегшись на пол, сумели втиснуться Берия и Поскребышев.