Воспоминания

Меня давно интересовал вопрос об усилении краев отверстий в металлических листах, подвергающихся действию растяжения или сжатия. Задача эта представляет практический интерес особенно для кораблестроителей и я решил ею заняться. Метод решения был ясен — нужно было только выполнить значительное количество арифметических вычислений. Времени для этого было достаточно и я засел за работу.

Ждать ответа из Загреба пришлось недолго. Через какую‑либо неделю получил письмо от ректора Политехникума с предложением приехать для переговоров. Решил ехать не откладывая, хотя меня сильно смущало то обстоятельство, что для переговоров с ректором у меня не было подходящего костюма. В Белграде было много военных беженцев и моя военная форма не привлекала особого внимания посторонних, но в Загребе, по моим сведениям, военных беженцев не было. Пришлось одеть штатское платье, в котором за пол года до этого я приехал в Ростов. У меня долго хранилась моя карточка в этом костюме и я всегда потом удивлялся, как мне удалось проникнуть в кабинет ректора в таком наряде.

Ректор был заблаговременно извещен о дне моего приезда и в ректорском кабинете я застал всех деканов Политехникума. Все они до окончания войны были инженерами австрийской монархии и наш разговор шел на немецком языке. Из инженерной литературы они знали о некоторых работах Тимошенко и когда из разговора выяснилось, что я и есть автор этих работ, то они сразу мне предложили занять у них кафедру Сопротивления Материалов. Преподавание этого предмета должно было начаться с осени, но они предложили зачислить меня немедленно в профессора, чтобы дать мне время для усвоения языка. Это меня вполне устраивало и я согласился переехать в Загреб в ближайшем будущем.

Покончив с делами, занялся осмотром города. Загреб был настоящий европейский город с мощеными улицами, электрическим освещением, канализацией, водопроводом, трамваем. На центральной площади располагался оперный и драматический театры. Там же помещался старый Хорватский университет, а вблизи находились новые здания университетских лабораторий и университетской библиотеки. Под самым городом находились обширные парки — было достаточно места и дли отдыха и для прогулок. В Белграде я никаких парков не видал. Невольно возникала мысль, что в Хорватии, находившейся столетия под «игом» Австрии, национальная культура развивалась успешнее, чем в независимой старой Сербии.

По возвращении в Земун усердно занялся заканчиванием моей теоретической работы и только изредка бывал в Белграде. Число русских профессоров-беженцев все возрастало. Их было достаточно не только для замещения вакансий в Белградском Университете, но также и во вновь открываемых университетах в других городах Югославии. Было организовано общество бывших русских профессоров. Оно помогало Министерству Народного Просвещения разбираться в разнообразных документах прибывающих профессоров, доцентов и преподавателей и в оценке их научных трудов. Конечно, научное достоинство этих людей было весьма разнообразно, но вне всякого сомнения их дальнейшая деятельность имела благотворное влияние на быстрое развитие высшего образования в Югославии.

Покончив с моей работой и распрощавшись с знакомыми, я в конце апреля отправился в Загреб. Тут сразу начались затруднения с квартирой. Специальный квартирный отдел городского управления распоряжался всеми комнатами в гостиницах. Приезжающие отправлялись прямо с вокзала в этот отдел и там получали разрешение на определенную комнату. Разрешение было действительно только на три дня, а дальше нужно было опять идти в квартирный отдел за новым разрешением. Переменив за неделю три гостиницы, я положительно устал от этих перемещений и решил обратиться за помощью к ректору. Он знал о квартирных трудностях в Загребе и предоставил мне временно устроиться в отведенном, мне служебном кабинете. Это была хорошо обставленная комната с мягким диваном и я, естественно, воспользовался предложением ректора.

Опять началась спокойная жизнь и я мог приняться за работу. Прежде всего, конечно, нужно было приняться за изучение языка. Я решил начать эту работу с чтения хорватской газеты. Язык был близок к русскому и церковно-славянскому, на котором велось богослужение в русских церквах. Зная эти два языка, смог без особых трудностей понимать газетные статьи. Но от умения разбираться в прочитанном и до умения разговаривать — дистанция большого размера.

Говорить правильно на языке близком к родному особенно трудно.

Занялся также восстановлением письменной связи с знакомыми мне профессорами в Западной Европе. Вспоминаю случай с известным английским специалистом теории упругости — Лов. Он впоследствие мне много помогал в опубликовании моих работ в английских журналах. Я решил послать ему из Загреба красивую открытку, изображавшую развалины старинной крепостной стены. Под картинкой имелась хорватская подпись, которая в переводе на русский язык значила «У стены». Через несколько дней получился ответ Лова. На конверте кроме моего имени и названия города, вместо городского адреса, стояли только два хорватских слова, означавших «У стены». Как с таким адресом письмо до меня дошло, осталось мне неизвестным.

Переселение семьи

Мои спокойные занятия в Загребе длились только несколько дней. 15 мая прочел в хорватской газете, что польская армия начала наступление на Украину и уже заняла город Киев. Это было как раз то, о чем я мечтал. Надо было действовать. От ректора я получил удостоверение, что состою профессором в Политехникуме. Хорватские власти дали разрешение на обратный въезд и австрийский консул поставил визу на моем русском паспорте. Стоявшая там английская виза производила везде на консулов благоприятное впечатление. Через три дня я уже мог начать мое путешествие в Киев. До Вены путь был прост, а о дальнейшем придется думать позже.

Поезда ходили исправно и за сутки я был в Вене. Здесь, прежде всего, повидался с бывшим профессором Киевского Политехникума Ганецким. Он был связан с украинцами и я надеялся от него узнать, не могу ли я получить какое‑либо содействие от Украинской Директории, которая, по моим сведениям, пребывала в Вене. Чтобы переговорить с членами Директории, Ганецкий посоветовал отправиться вечером в цирк. Выяснилось, что члены Директории очень интересуются борьбой и вечера проводят в венском цирке, где выступают целый ряд известных борцов. Последовал совету Ганецкого и вечером, в первый и последний раз в моей жизни, смотрел борьбу, а потом беседовал с именитыми украинцами. В моем плане поехать в Киев они не могли оказать никакого содействия.

На следующий день я отправился в польское посольство. Посол принял меня очень любезно. Видимо заинтересовался моим делом и хотел помочь. Виза была выдана без всякой задержки. Так же легко была выдана чешская виза и я мог ехать в Варшаву. В Варшаве надеялся встретиться с моим братом, занимавшим тогда какой‑то министерский пост при Директории, но брат оказался в командировке. Отправился в украинское посольство. Посол решил мне помочь. Я ему передал все имевшиеся у меня документы и он пообещал добыть от военных властей разрешение на мой въезд в Киев. Оставалось ждать результатов хлопот посольства и тем временем можно было заняться осмотром Варшавы.

До войны много раз посещал этот город во время моих поездок в Западную Европу. За войну город не пострадал. Никаких боев ни в Варшаве, ни в ее окрестностях не происходило. Теперь я заметил, что исчез Русский Православный Собор, построенный во времена Александра Третьего. Цель этой постройки была явно политическая. Из таких же политических соображений польское правительство эту постройку уничтожило. На главной улице встретил ряд моих бывших товарищей по Институту Инженеров Путей Сообщения. До мировой войны в нашем Институте было много польских студентов. По окончании Института они обычно служили на русских железных дорогах. Теперь же, спасаясь от большевизма, эти люди переселились в независимую Польшу. Из разговоров узнал, что один из моих товарищей по выпуску занимает пост Министра Путей Сообщения. Мой сосед по чертежной — Пилсудский — оказался племянником Диктатора. В моем беженском положении не хотелось безпокоить этих важных особ.