Красный циркуляр

Через пару дней я пришел на встречу в министерство иностранных дел в Лондоне. Это внушительное, богато декорированное здание в неоклассическом стиле находится на улице Кинг-Чарльз-стрит, неподалеку от Даунинг-стрит, где расположена резиденция премьер-министра Великобритании. В приемной я представился, и меня проводили через большой двор к главному входу. Интерьер был выдержан в державном стиле викторианской эпохи: сводчатые потолки, мраморные колонны. Внутреннее убранство подчеркивало величие Британской империи того периода, внушая посетителям трепет и благоговение. Те же чувства испытал и я, хотя часто встречался с руководителями крупных компаний, политиками и миллиардерами.

Саймон Смит вошел через несколько минут. Он был лет на пять старше меня, с густыми седеющими волосами, в очках без оправы, органично сливающихся с его румяным лицом.

— Добрый день, господин Браудер, очень рад встрече, — живо поздоровался он. Его произношение подчеркивало образ эрудированного человека.

Он налил мне чаю из голубого фарфора тонкой китайской работы, и мы сели друг напротив друга. Аромат цейлонского чая наполнил комнату. Смит произнес:

— Итак, у вас возникли проблемы с нашими друзьями в Москве.

— Похоже, что так.

— Полагаю, вы будете рады узнать, что мы уже занимаемся этим вопросом, — деловым тоном сообщил он. — Наш министр по делам Европы в настоящий момент находится в Москве. Завтра он планирует поднять ваш вопрос на встрече с помощником Путина по внешней политике Сергеем Приходько.

Это прозвучало обнадеживающе.

— Прекрасно! Как скоро, по-вашему, мы узнаем о результатах этой встречи?

Смит пожал плечами.

— Надеюсь, что скоро.

Он наклонился немного вперед, придерживая чашку, и заговорщически произнес:

— Однако, Билл, тут есть один важный момент.

— Какой же?

— Я с большим интересом следил за вашими кампаниями по защите прав акционеров, пока работал в посольстве в Москве, и знаю, как эффективно вы взаимодействовали с прессой, отстаивая свои интересы. Однако в этом конкретном случае критически важно не предавать дело огласке. Если случится утечка, мы не сможем вам помочь: русские будут упорствовать, и разрешить ваш вопрос станет невозможно. При любом раскладе русским надо дать шанс сохранить лицо.

Я поставил чашку, стараясь не проявить беспокойство. Просьба Смита шла вразрез с моими убеждениями, но раз ситуация сложилась таким образом, что в трудный момент моей карьеры правительство Великобритании выразило готовность вступиться за меня, я понимал, что должен последовать его совету. Я согласился, и на этом встреча была завершена.

На следующий день после обеда мне позвонил Смит и сообщил последние новости:

— Приходько сказал, что причины вашей высылки ему не известны, но обещал всё выяснить.

Он говорил таким тоном, будто это хорошие новости. Я очень сомневался, что ведущий советник Путина по вопросам внешней политики не в курсе выдворения из России крупнейшего иностранного инвестора.

— И еще, Билл, — продолжил Смит, — мы решили задействовать нашего посла в Москве Тони Брентона. Он хотел бы безотлагательно переговорить с вами.

На следующий день я позвонил Брентону. Начал было рассказывать ему свою историю, но он почти сразу прервал меня:

— Можете не продолжать, Билл, мне известно все о вас и о фонде Hermitage. Думаю, русские совершают большую глупость, выдворяя такого влиятельного в инвестиционных кругах человека, как вы.

— Я надеюсь, что это ошибка.

— Я тоже. Я уверен, что вопрос с визой будет улажен, как только я переговорю с нужными людьми. Держитесь. Вы в надежных руках.

Я действительно чувствовал, что оказался в надежных руках. Тони Брентон мне понравился. Он, как и Смит, искренне старался мне помочь. Я не знал, почему мне отказали во въезде — то ли в результате путаницы с фамилиями, то ли это была месть со стороны тех, кто фигурировал в моих публичных антикоррупционных кампаниях, — но чувствовал: раз правительство Великобритании на моей стороне, рано или поздно победа будет за нами. Первым делом Брентон направил в МИД России запрос с просьбой предоставить официальное объяснение произошедшему. Если отказ во въезде действительно стал результатом ошибки, то это выяснится очень скоро.

Неделю спустя нам позвонила секретарь Тони Брентона и сообщила, что получен официальный ответ. Она отправила мне копию по факсу. Выхватив листок из аппарата, я передал его Елене и попросил перевести.

Елена прочитала вслух:

— «Министерство иностранных дел РФ… имеет честь сообщить, что решение о закрытии въезда на территорию Российской Федерации подданному Великобритании Уильяму Браудеру принято компетентными органами в соответствии с пунктом один статьи двадцать семь федерального закона».

— Что означает статья двадцать семь федерального закона?

Елена пожала плечами.

— Понятия не имею.

Я позвонил Вадиму, который все еще находился в Москве, и спросил его.

— Секундочку… — Он начал что-то быстро набирать на компьютере и через минуту снова взял трубку. — Билл, согласно двадцать седьмой статье закона правительство России может отказать во въезде в страну, «если это необходимо в целях обеспечения обороноспособности или безопасности государства».

— Что?

— Обеспечения безопасности государства, — повторил Вадим.

— Вот черт… — сказал я тихо. — Плохи дела.

— Да уж. Действительно.

Письмо однозначно подтверждало, что отказ мне во въезде не был недоразумением. Меня вовсе не перепутали с Биллом Баурингом. Кто-то очень сильно не хотел видеть меня в России, и этот кто-то занимал весьма серьезный пост.

20. Vogue Café

Я сообщил послу Тони Брентону, что Кремль объявил меня угрозой безопасности государства, на что он ответил:

— Досадно, Билл, но не стоит волноваться. Мы продолжим работать по дипломатическим каналам. У меня назначена встреча с одним из ведущих экономических советников Путина Игорем Шуваловым. Думаю, он с пониманием отнесется к сложившейся ситуации. Но полагаю, что на данном этапе будет нелишним и вам задействовать свои связи.

Я согласился, и мы с Вадимом начали составлять список известных нам российских официальных лиц, которые могли бы помочь.

С момента встречи с Еленой в Москве прошло пять лет. Все это время мы были неразлучны и теперь ждали первенца. За два месяца до родов Елена приехала в Лондон. Вечером пятнадцатого декабря 2005 года я сидел в спальне и добавлял имена в список, когда Елена появилась из ванной. Халат плотно облегал ее округлый живот.

— Билл… — испуганно позвала она, — кажется, у меня только что отошли воды.

Я вскочил, бумаги выпали из рук и разлетелись по постели и полу. Я растерялся. При рождении Дэвида моей первой жене Сабрине делали плановое кесарево сечение, так что опыта в естественных родах у меня было не больше, чем у Елены, которая впервые готовилась стать матерью. Мы перечитали гору литературы и ходили на специальные занятия, но когда это началось, все вмиг вылетело из головы. Одной рукой я схватил заранее приготовленную больничную сумку, другой поддерживал Елену, и мы как могли поспешили к лифту, а оттуда к гаражу рядом с домом. Я помог жене сесть в машину. До ближайшей больницы святых Иоанна и Елизаветы было недалеко, но второпях я свернул на Лиссон Гроув, очутился на улице с односторонним движением и понятия не имел, как оттуда выбраться. Пытаясь в панике разобраться, куда ехать дальше, я отчаянно вертел головой по сторонам, а Елена, обычно кроткая и невозмутимая, выкрикивала слова, которых я в жизни от нее не слышал. Похоже, начинались схватки.

Минут через десять мы уже были в больнице. К счастью, принимать роды на пассажирском сидении не пришлось. Десять часов спустя на свет появилась наша малышка Джессика — красавица весом 3,45 килограмма. Радость рождения дочери затмила все мрачные мысли о проблеме с визой.

Из больницы мы вернулись домой через два дня. Нашу квартиру заполонили друзья с подарками и цветами. Девятилетний Дэвид был в восторге, что теперь у него есть младшая сестренка. То, как Дэвид в первый раз держит завернутую в вафельную пеленку малышку и целует ее, навсегда останется в моей памяти одним из самых счастливых моментов жизни.