Биография, творчество

93. Солдаты с шумом, но без оружия, сбежались и, как всегда, увидев внезапно перед собою своего императора, приветствовали его. Когда он их спросил, чего они хотят, они в его присутствии не осмелились говорить о вознаграждении, но кричали, считая требование, чтоб их уволили, более умеренным, надеясь лишь, что, нуждаясь в войске для предстоящих войн, Цезарь с ними будет говорить и о вознаграждениях. Цезарь же, к изумлению всех, нисколько не колеблясь, сказал: "Я вас увольняю". Когда они были еще более этим поражены и когда настала глубокая тишина, Цезарь добавил: "И выдам все обещанное, когда буду справлять триумф с другими войсками". Когда они услышали такое неожиданное для себя и одновременно милостивое заявление, ими овладел стыд, к которому присоединились расчет и жадность; они понимали, что если они оставят своего императора в середине войны, триумф будут справлять вместо них другие части войск, а для них будет потеряна вся добыча с Африки, которая, как они полагали, должна быть велика; к тому же, будучи до сих пор ненавистны врагам, они станут теперь ненавистны также и Цезарю. Беспокоясь и не зная, что предпринять, солдаты совсем притихли, дожидаясь, что Цезарь им в чем-нибудь уступит и под давлением обстоятельств передумает. Цезарь со своей стороны тоже замолк, и когда приближенные стали увещевать его что-нибудь сказать еще и не говорить кратко и сурово, оставляя войско, с которым столь долго он вместе воевал, он в начале своего слова обратился к ним "граждане" вместо "солдаты"; это обращение служит знаком того, что солдаты уже уволены со службы и являются частными людьми.

94. Солдаты, не стерпев этого, крикнули, что они раскаиваются и просят его продолжать с ними войну. Когда же Цезарь отвернулся и сошел с трибуны, они с еще большей стремительностью и криками настаивали, чтобы он не уходил и наказал виновных из них. Он еще чуть-чуть задержался, не отвергая их просьбы и не возвращаясь на трибуну, показывая вид, что колеблется. Однако все же он взошел на трибуну и сказал, что наказывать из них он никого не хочет, но он огорчен, что и десятый легион, который он всегда предпочитал всем другим, принимал участие в мятеже. "Его одного, - сказал он, - я и увольняю из войска. Но и ему я отдам обещанное, когда вернусь из Африки. Когда война будет закончена, я всем дам землю, и не так, как Сулла, отнимая ее у частных владельцев и поселяя ограбленных с ограбившими рядом, так что они находятся в вечной друг с другом вражде, но раздам вам землю общественную и мою собственную, а если нужно будет, и еще прикуплю". Рукоплескания и благодарность раздались от всех, и только десятый легион был в глубокой скорби, так как по отношению к нему одному Цезарь казался неумолимым. Солдаты этого легиона стали тогда просить метать между ними жребий и каждого десятого подвергнуть смерти. Цезарь при таком глубоком раскаянии не счел нужным их больше раздражать, примирился со всеми и тут же направил их на войну в Африку.

95. Совершив переправу из Регия в Мессену, Цезарь прибыл в Лилибей. Узнав, что Катон с частью морских и сухопутных сил охраняет снаряжение для войны в Утике вместе с теми 300, которые издавна были назначены военными советниками при нем под именем сената, а верховный начальник Луций Сципион с лучшими частями войск воюет в Гадрумете, Цезарь поплыл против Сципиона. Сципион как раз в это время, оказалось, направился к Юбе20, и Цезарь приготовился к бою у лагеря Сципиона, считая, что выгодно сражаться с врагом в отсутствии его полководца. Ему противостояли Лабиен и Петрей, помощники Сципиона, они одержали над Цезарем большую победу, обратив в бегство его войско и преследуя его с гордостью и презрением до тех пор, пока раненная в живот лошадь не сбросила Лабиена. Лабиена тотчас унесли его телохранители, стоявшие со щитами возле сражающегося. Петрей, полагая, что войско оказалось при испытании на высоте и что он сумеет одержать победу, когда захочет, не стал продолжать начатое преследование и сказал: "Не будем отнимать победу у нашего полководца Сципиона". Остальное было делом счастья Цезаря: когда враги, как казалось, могли победить, победители сами внезапно прекратили сражение. Передают, что во время бегства своего войска Цезарь приставал ко всем воинам, чтобы они повернулись, кого-то из несущих "орлов" - самые главные знамена у римлян - Цезарь повернул своей рукой и вновь направил вперед, пока Петрей не повернул обратно, а Цезарь охотно вновь отступил. Таков был результат первого сражения Цезаря в Африке.

96. Когда немного спустя после этого стали ожидать прибытия самого Сципиона с 8 легионами пехоты, 20.000 конницы, среди которых было большинство ливийцев, со множеством легковооруженных солдат и до 30 слонов, а со Сципионом еще прибыл Юба с другими 30.000 пехотинцев и 20.000 нумидийской конницы, множеством копийщиков и 60 слонами, войско Цезаря охватил ужас, и оно было в замешательстве как от того испытания, которому оно уже подверглось, так и от славы наступавших и многочисленности, и большого мужества особенно нумидийских всадников. Пугала и война против слонов, для них совершенно непривычная. В это самое время мавританский вождь Бокх захватил царскую резиденцию Юбы - Цирту, и Юба, извещенный об этом, поспешно со всем своим войском возвратился к себе, оставив Сципиону только 30 слонов. Вследствие этого войско Цезаря настолько приободрилось, что пятый легион даже попросил выстроить его против слонов и одержал над противником полную победу. И еще поныне этому легиону присвоен за это на знамени знак "слона".

97. Происшедшее сражение было значительным, упорным на всем своем протяжении, с переменным счастьем, но к вечеру одолел, хотя и с трудом, Цезарь, который для того, чтобы довести победу до конца, не прекратил победоносного сражения и при наступлении ночи и тотчас захватил лагерь Сципиона.

Враги по частям разбежались, кто куда мог, а сам Сципион с Афранием, бросив все, бежали морем с 12 невооруженными кораблями. Таким образом, и эта армия, состоявшая приблизительно из 80 тысяч человек, в течение долгого времени обученная, после первой битвы внушавшая храбрость и надежду, при втором столкновении полностью была уничтожена. О Цезаре между тем распространилась слава, что у него особая судьба быть непобедимым; никто из побежденных Цезарем не приписывал этого одной только доблести Цезаря, но и свои собственные ошибки они также приписывали счастью Цезаря. Ибо и эта война так быстро была проиграна из-за нерасчетливости полководцев, выступавших против Цезаря, которые, с одной стороны, не изнуряли его, когда он бывал в затруднительных обстоятельствах в чужой стране, с другой стороны, не довели первую победу до конца.

98. Когда на третий день стало обо всем этом известно в Утике, а также и о том, что Цезарь направляется прямо туда, началось невольное общее бегство. Катон никого не удерживал, но всем из знатных, кто у него просил корабли, давал их. Сам он остался в совершенном спокойствии, и утикийцам, обещавшим ему, что будут за него ходатайствовать еще раньше, чем за себя, смеясь ответил, что он не нуждается в примирении с ним Цезаря. Он, Катон, убежден в том, что и Цезарь это прекрасно знает. Перечислив все свои склады и о каждом из них выдав документы утическим правителям, Катон к вечеру принял ванну и, сев за ужин, ел, как он привык с тех пор, как умер Помпей. Он ничего не изменил в своих привычках, не чаще и не реже, чем всегда, обращался к присутствующим, беседовал с ними относительно отплывших, расспрашивал насчет ветра - благоприятен ли он, о расстоянии, которое они уже отплыли, - опередят ли они прибытие Цезаря на Восток. И отправляясь ко сну, Катон также не изменил ничего из своих привычек, кроме того только, что сына своего обнял более сердечно. Не найдя у постели обычно там находящегося своего кинжала, он закричал, что его домашние предают его врагам, ибо чем другим, говорил он, сможет он воспользоваться, если враги придут ночью. Когда же его стали просить ничего против себя не замышлять и лечь спать без кинжала, он сказал весьма убедительно: "Разве, если я захочу, я не могу удушить себя одеждой или разбить голову о стену, или броситься вниз головой, или умереть, задержав дыхание?" Так говоря, убедил он своих близких выдать ему его кинжал. Когда он его получил, он попросил Платона и прочел его сочинение о душе.