Кто вы здесь, в Америке?(СИ)

Как только кто-то на аренах поднимает российский флаг, тысячи американцев начинают скандировать "U-S-A... U-S-A!!" - аж стены дрожат. Наши поднимают плакат: "Вперед, Россия!" Зал улюлюкает. Рядом со мной толстый прыщавый подросток орет: "Дави красных!!" Это значит, меня. И моего сына, который радостно размахивает российским флажком.

Да нет, я не провожу аналогии между реакцией зала на спортивном матче и событиями, несравненно более серьезными.

Просто, потаенное желание нас придавить проскальзывает везде, где выступающий или пишу-щий не опутан тяжкими веригами международного политеса.

Давите, ребята, давите! Только, наверное, опоздали. Раз недодавили Россию при пьяном Ель-цине, когда все, кому не лень, пинали ее со смехом, теперь уже, думаю, поздновато. Россия уже не на коленях.

Мстите нам за свой многолетний страх пе-ред Союзом? Так вы и сейчас нас боитесь.

Я думаю, умные дяди, защищая Америку, аккуратно прикармливают всю эту арабскую сволоту и подталкивают в сторону России. Лишь бы подальше от себя. Туда их, на Кавказ. А там гордые, "доведенные до отчаяния" борцы за сво-боду выбирают, в какой еще школе, в каком детс-ком саду удобней сотню-другую российских детей расстрелять. Но, ведь, российских же, не своих!

Миннесота

3 сентября 2004 г.

Дорога

Наверное, где-то в ветвях моего генетиеского древа среди листвы притаилось лицо цы-анкой национальности. Иначе, чем бы объ-яснить пристрастие к перемещениям? Точнее, к дороге.

Ну, что особенного в продвижении из точки А в точку В? Да ничего. Вовсе ничего особенного. Но меня медом не корми, дай только сорваться и полететь к этой самой точке В.

Я возвращаюсь из Айовы. Три дня перево-дил в университете. А теперь домой. Правда, сдуру уже умудрился заблудиться. Вроде и свернул на нужный мне фривей, а он вдруг перешел в хайвей, а потом и вообще в деревенский проселок. И ока-зался я, как говорят американцы, "посредине ниче-го". Вокруг кукуруза да редкие фермы торчат.

И никаких городков вокруг, хоть бы на зап-равке карту Айовы купить, посмотреть, где я и как мне из этой идиллии выбираться.

На дорогу несет пыль от комбайнов, все вет-ровое стекло в останках безвинно погибших му-шек, мошек, блошек.... А я все еду и еду неведомо куда, как герои "Затоваренной бочкотары".

Вот, вроде и какие-то признаки цивилиза-ции. Как бы городок. А вон и заправка. Кстати, зап-равиться и правда не мешает.

На заправке, как ни странно, карты Айовы нет. Есть Иллинойса, есть Небраски, а вот Айовы нет. "А куда тебе?" - спрашивает мужик в красной бейсбольной кепке, услышав мой диалог с продав-щицей.

- Twins, Minnesota, - отвечаю.

Twins - Близнецы, точнее, "Города-близнецы", это вполне официальное название Миннеаполиса и Сент-Пола.

- Twins, Minnesota, а пока хоть до фривея добраться. -

- Ну, это запросто, так и двигай, не сворачивая, по 218-й, она приведет к 20-му фривею, а там до тридцать пятого. -

- Далеко до фривея? -

- Да миль двадцать. -

Пустяки....

"Держи" - высокий плотный старик, прохо-дя мимо меня на выход, протягивает сложенную книжечкой дорожную карту Айовы.

- Thanks a lot. Сколько я вам должен? -

- Ничего не должен. -

Продавщица, улыбаясь, говорит: "Это же Айова". -

В Миннесоте, выручив тебя , скажут: "Это же Миннесота". -

В машине рассматриваю карту и выясняю, где же я свалял дурака, где меня унесло с истин-ного пути. Приличный получился прыжок в сто-рону. Да, ладно....Цели ясны, задачи определены, за работу, товарищи!

Есть, вырвался на фривей. Можно разгоня-ться.

Ставлю скорость на автомат, снимаю ногу с педали газа. На гладкой дороге пустынно. Машина почти неслышно скользит. Однообразный пейзаж скрадывает ощущение скорости. Обычно в такой ситуации начинает клонить ко сну. Но не сегодня. Сегодня я как бы раздваиваюсь. Под звучащую в машине музыку я ухожу из реальности. Придержи-ваю руль, поглядываю вперед. Иногда вбок на ку-курузную равнину. Но это все рефлекторно. А сам я витаю неведомо где. Музыка, мысли, картины, картины, лица мелькают...

В Айову меня выдернули на три дня для синхронного перевода. В университете Айова-сити чуть ли не сильнейший в Америке литературный факультет. Кроме обычных студентов туда при-езжают на стажировки писатели и поэты из самых разных стран. Наших подопечных трое: Саша, Ди-ма и Катя. Два поэта и писательница. Моя напар-ница Маша уже неделю с ними, а я только на три дня.

Про поэтов сказать ничего особенного не могу. Не берусь судить о мощи их таланта, не моя это стихия. Один сутулый, картавит и удручающе серьезен, другой представляет лиц нетрадиционной сексуальной ориентации. О чем он, горделиво по-тряхивая вьющимися длинными волосами, с ра-достью извещает американскую аудиторию на вто-рой минуте своего выступления. Беспроигрышный вариант. Назовись гомиком, и тебя полюбят всей душою.

Оба говорят по-английски, один похуже, другой получше. Так что переводим мы в основном для Кати. Бывают и такие парадоксы в нашей рабо-те - два переводчика на одного человека. А с груп-пой еще и фасилитатор из Москвы, серьезная кра-савица Надя. А еще и Келли, координатор прог-рамм из университета.

Катя вначале показалась мне совсем некра-сивой, просто, даже, дурнушкой. Буквально через минуту, наоборот, лицо, вдруг, оказалось очень ин-тересным. Вроде бы застенчивая и замкнутая. Раз-говорились - совсем не так. Думал ей чуть больше двадцати - оказалось тридцать один.

Пишет с юности. Сейчас профессиональная писательница.

Любопытен ее рассказ о том, как она рабо-тает. Обычно я не запоминаю то, что перевожу. Но здесь мне чем-то запал нарисованный образ:

"Начинается все с возникшей неизвестно откуда картины. Например, с какого-то времени я вижу полутемную комнату и стол. Точнее, не весь стол, а только его угол, покрытый голубой ска-тертью с несколькими пятнами на ней. Свет лампы, голубоватая ткань и руки над скатертью. Гибкие руки. Я не знаю, чью это руки и что это за комната. Но это толчок."

На второй день вечером приехавший в уни-верситет классик американской поэзии, Джон Эш-бери, читает свои произведения. Зал набит битком. Сидят в проходах, стоят у стены.

Рассматриваю аудиторию. Отвык я в Аме-рике от интересных лиц, да еще в таком количест-ве.

Назавтра нам переводить встречу Эшбери со студентами, поэтому больше всего меня он ин-тересует с практической стороны: как строит речь, какая дикция. Отвратительная дикция, голос глу-хой и говорит невнятно. То-то весело завтра бу-дет...

Теплым вечером возвращаемся с Катей и Надей в университетскую гостиницу. Остальные рассеялись, кто куда. Маша с Келли почему-то отправились в сторону центра. Сексменьшинство исчезло из зала еще во время чтения. Был еще сту-дент университета, словак Михал, который явно неравнодушен к Кате, но тоже затерялся в толкучке выходящих из зала студентов и преподавателей.

Болтаем о том, о сем. Катя и Надя внешне совсем разные, но, похоже, хорошо поладили друг с другом. С ними легко. Какие же они СВОИ! Приятно расслабиться и отключить внутреннего цензора, который в общении с американцами бди-тельно следит, чтобы ты не ляпнул что-то полити-чески некорректное или неуместное в их культуре.

На следующий день, отмучившись с перево-дом динозавра американской поэзии, прощаюсь с Катей и Надей.

- Удачи вам, девочки, и счастья. -

Закидываю на плечо сумку с причиндалами для синхронного перевода и бреду вниз по склону холма к закрытой парковке. Вещи уже в машине, пора в путь-дорогу.

К чему я об этом? Да, ни к чему. У вас разве воспоминания возникают к чему-то?

К чему, скажем, меня заинтересовал зеле-ный чистенький тракторочек "Джон Дир" на трейлере трачка, который я сейчас обгоняю?