Крупская

Большевистская группа в Париже в 1911 году состояла из сорока человек, она имела обширные связи с родиной, боролась против оппортунистов всех мастей.

О работе Крупской в Париже в 1911 году один из старейших членов партии, Т.Ф. Людвинская, писала: "Надежда Константиновна принимала активное участие в работе парижской секции большевиков, и мне, как члену комитета этой секции, действительно часто приходилось обращаться к ней за советом и помощью. Организация весьма нуждалась в деньгах. Они добывались обычно устройством лекций, рефератов, лотерей, вечеров-концертов и т. п. Один из вечеров секция поручила организовать мне, и я решила посоветоваться по этому делу с Надеждой Константиновной. Мы принялись вместе разрабатывать программу вечера".

Надежда Константиновна хотела, чтобы это были идейно направленные вечера. На один из них пригласили Монтегюса, который пел с большим успехом революционные песни французских рабочих.

И здесь, в Париже, Ленин и Крупская объединяли людей, связывали всех единомышленников в одну группу. Как-то осенью Надежда Константиновна зашла к жившему на бульваре Монпарнас Курнатовскому. Бледный, страшно худой, почти оглохший, он встретил ее с радостью. Теперь Курнатовский отошел от активной работы — ушли физические силы, но он с огромным интересом слушал рассказ Надежды Константиновны о школе в Лонжюмо, о нарастании нового подъема революции в России. Вернувшись домой, Надежда Константиновна рассказала о разговоре Владимиру Ильичу и попросила его навестить Виктора Константиновича. Они не встречались некоторое время, так как Курнатовский занимал примиренческую позицию, теперь он целиком был согласен с большевиками. Владимир Ильич, обрадовался и стал частенько заглядывать в бедную комнатушку на Монпарнасе.

Надежда Константиновна вместе с Людмилой Сталь вели еще и работу среди женщин русской эмиграции и среди француженок — шляпочниц, швеек. На собраниях женщин Крупская выступала с докладами о роли женщин в революционной борьбе.

В 1911 году на повестку дня встал вопрос о возрождении руководящего партийного центра, о созыве общепартийной конференции. В конце мая 1911 года происходило совещание ЦК, на котором было принято решение о созыве конференции.

Владимир Ильич отдавал все силы подготовке VI партийной конференции. Крупская, как всегда, помогала ему. Надежда Константиновна поехать в Прагу не смогла, она осталась в Париже, чтобы держать Владимира Ильича в курсе событий, чтобы вести всю текущую партийную и издательскую работу. К ней приезжали за направлением на конференцию, от нее узнавали адрес в Праге. И она помешала попасть на конференцию некоторым подозрительным лицам. Она обладала каким-то особым чутьем к фальшивым, лживым людям. И теперь она внимательно выслушивала приезжающих, выясняла их связи, сферу их деятельности. Так, подозрение товарищей вызвал некто Бряндинский. Крупская попросила Филиппа (Голощекина) привести Бряндинского (тот был арестован незадолго до приезда в Париж, затем выпущен. — Авт.) и пока ему не говорить, где будет конференция. "Разговор с Брендинским [30] у нас вышел очень странный… Я стала спрашивать Брендинского, по какому адресу, кому он передает литературу, а он смутился, сказал, что передает не организации, ибо теперь это опасно, а своим знакомым рабочим. Я стала спрашивать фамилии. Он стал называть явно наобум — адресов-де не помнит. Видно было — врет человек. Я стала расспрашивать о его объездах, спросила что-то о каком-то городе, кажется Ярославле; он сказал, что не может туда ездить, ибо там был арестован. Я спрашиваю: "По какому делу?" А он отвечает: "По уголовному". Я так и опешила. Чем дальше, тем путанее были его ответы. Я ему чего-то наплела, что конференция будет в Бретани, что Ильич и Зиновьев туда уже уехали, а потом сговорилась с Филиппом, что они с Григорием уедут ночью в Прагу, и он оставит записку Брендинскому, что уезжает в Бретань. Так и сделали. Потом я откомандировалась к Бурцеву, который специализировался в то время на раскрытии провокаторов… Я очень гордилась тем, что уберегла конференцию от провокатора".

Пражская конференция имела большое значение, так как это была первая партийная конференция с русскими работниками, созванная после 1908 года. На ней были приняты резолюции о современном моменте и задачах партии, о выборах в IV Государственную думу, о социал-демократической фракции в Думе, о ликвидаторстве и группе ликвидаторов и другие.

Конференция избрала Центральный Комитет партии. Центр работы, борьбы переносился теперь в Россию. Конференция определила политическую линию и тактику партия в условиях нового революционного подъема. Велико и международное значение конференции.

Большевики рвались на работу в Россию. Владимир Ильич и Надежда Константиновна решили тоже перебраться поближе к русской границе. Самым удобным местом казалась Польша. Надежда Константиновна пишет письмо Карпинскому с просьбой выяснить условия жизни в Польше:

Начались энергичные сборы, в Польшу ехали почти как домой, ведь это так близко от России. Квартиру на улице Мари-Роз передавали но объявлению поляку, краковскому регенту. Он придирчиво осмотрел комнатки, в которых уже все было готово к отъезду, кухню, вышел на малюсенький балкончик. Затем повел с Владимиром Ильичей "солидный разговор" о хозяйстве, о дороговизне, о жизни в Париже. Надежда Константиновна и Елизавета Васильевна с трудом удерживались от смеха, видя, как Владимир Ильич недоуменно пожимает плечами в ответ на вопросы о рыночных ценах. Поляка интересовало, сколько стоят гуси, телятина и другие продукты, которых русские эмигранты и не пробовали. Когда регент наконец ушел, Надежда Константиновна сказала: "Ну, Володя, почему же ты не просветил его? Разве ты не помнишь, сколько стоил последний рождественский гусь?" — "Последнего гуся я ел в Шушенском, и он мне ничего не стоил", — смеялся в ответ Владимир Ильич.

В ПОЛЬШЕ

В Краков приехали 22 июня 1912 года. По предварительной переписке, их должен был встретить секретарь Краковского союза помощи политзаключенным Сергей Багоцкий. Он вспоминал, что встречу назначили в саду возле знаменитого Ягеллонского университета: "Был солнечный летний день. Кругом играли дети. Из университета небольшими группами выходили студенты. Я с напряжением приглядывался к проходящим, высматривая Ленина, которого никогда не видел, но почему-то представлял себе высоким широкоплечим мужчиной с черной бородой.

Прошло около получаса после условленного времени. Скамейки около меня заполнились. На одну из ближайших села немолодая пара — мужчина в котелке, с небольшой бородкой и скромно одетая женщина. Но я не обратил на них внимания. Начиная нервничать, я нетерпеливо ходил взад и вперед. Вдруг женщина встала и нерешительно спросила:

— Простите, вы, очевидно, кого-то ждете? Не вы ли Багоцкий?

— Значит, вы Ульяновы! — воскликнул я. — Мы уже давно ждем друг друга, сидя почти рядом.