Наркомпуть Ф. Дзержинский

Дзержинский был потрясен этим рассказом.

— Почему вы молчите, Феликс Эдмундович?

— Меня так поразило ваше сообщение…

— А в чем все-таки суть конфликта? Ведь Владимир Ильич может меня снова спросить о положении в наркомате путей сообщения…

— Дело вот в чем. За два месяца пребывания в Сибири я своими глазами увидел, в чем основные беды железных дорог. В докладе Центральному Комитету предложил коренную реформу управления транспортом. Но большинство членов коллегии НКПС встретило мои предложения в штыки. Они написали свои возражения в ЦК… И около двух месяцев я не собирал коллегии. ЦК партии одобрил мои предложения, утвердил новый состав коллегии, помог нам партийными кадрами. Реформу начали проводить в жизнь. Так что конфликт в основном улажен…

— А почему вы говорите «в основном»? Значит, еще не полностью?

— Видите ли, руководство профсоюзом транспортников — Цектран выступало и еще продолжает выступать против реформы… Но я смотрю на положение оптимистически. Вскоре соберется профсоюзный съезд транспортников, и я не сомневаюсь, что он поддержит усилия НКПС, одобрит намеченные нами пути восстановления транспорта и выберет новое, более дальновидное руководство профсоюзом… Когда увидите в Горках Владимира Ильича, успокойте его, скажите, что конфликт в НКПС улажен.

— Пришел доложить вам, Феликс Эдмундович, что за последнее время на местах участились случаи незаконных действий агентов железных дорог, — сообщил Благонравов на очередном приеме у наркома.

— Много жалоб получено?

— Нет, я сужу по материалам транспортного отдела ГПУ. [23]

— А почему нет жалоб от пассажиров и клиентов?

Благонравов пожал плечами:

— В довоенное время на станциях и пристанях были жалобные книги, ну, а в годы войны не до них было…

— Надо их восстановить, — распорядился Дзержинский, — вам следует продумать порядок рассмотрения заявлений, поступающих от граждан. В управлениях дорог и в НКПС кто-то должен за этим следить. Полагаю, что есть смысл создать специальные бюро жалоб…

— Я тоже так думаю, — сказал Благонравов. — Хорошо бы вам призвать население и железнодорожников бороться со злоупотреблениями…

— Подготовьте такой приказ, — одобрил нарком. — Закончить его надо бы так: «Всем работникам железнодорожного и водного транспорта республики без исключения вменяю в непременную обязанность твердо помнить и неуклонно проводить в жизнь лозунг: „Транспорт для граждан, а не граждане для транспорта“». Нужно, чтобы все это усвоили и осознали… Теперь скажите мне, я еще вчера хотел вас об этом спросить — закончено ли следствие по делу «Трансуниона»?

— Полностью закончено.

— Как сформулировано обвинение?

— Использование за взятки подвижного состава в интересах частных лиц и в ущерб государственным перевозкам. Подтвердилось, что фактическим хозяином частного товарищества «Трансунион» был инженер Багдатьян. Он получал 35 процентов всех доходов. Это — пройдоха и мошенник высшего класса. До революции был крупным коммерсантом. Его ближайший сообщник — инспектор окружного комитета по перевозкам Гамаженко, которого Багдатьян привлек в правление товарищества. Этот Гамаженко разъезжал по линии в своем вагоне и, пользуясь служебным положением, продвигал маршруты товарищества вне всякого плана… За свои услуги он получил 200 миллионов рублей…

— Установлено, где «Трансунион» брал подвижной состав?

— Установлено. Кирпичников, помнач эксплуатационного отдела НКПС, числился «консультантом» товарищества и получал высокий гонорар в золотой валюте. За это он предоставил в пользование частников несколько паровозов и десятки цистерн. А ремонтировали этот подвижной состав бесплатно и вне всякой очереди в мастерских службы тяги Курской дороги.

— Позорнейшее дело! Преступники сознались?

— Вначале запирались. Но в руки следователя попала личная записная книжка Гамаженко. А там ― подробный отчет — кому и за что давались взятки. Когда ему показали его записную книжку, он упал в обморок…

— Слабонервный преступник… — усмехнулся Дзержинский и распорядился: — Передайте дело для гласного слушания в Военно-транспортную коллегию Верховного трибунала. Пусть управление делами НКПС составит извещение об этом и доведет до сведения сотрудников наркомата… Много дел заведено о взятках?

— Очень много. Характерно дело «Москвотопа», который пользовался «содействием» железнодорожников для продвижения своих маршрутов. Это государственное учреждение оформляло в денежных ведомостях взятки под видом гонорара за «консультации». Установлены такие факты, когда на цистернах общего пользования за взятку ставился трафарет «Москвотоп» и эти цистерны включались в арендованные им маршруты.

— Подумать только, советские учреждения дают взятки, — с огорчением произнес Дзержинский. — Это, конечно, не единичный случай.

— У нас в транспортном отделе, — добавил Благонравов, — есть сведения, что некоторые учреждения имеют замаскированные фонды, предназначенные для подкупа железнодорожников…

— Тут нужны строжайшие меры в государственном масштабе. Меня назначили председателем комиссии Совета Труда и Обороны по борьбе со взяточничеством и мы специально обсудим эти факты. Сколько в транспортном отделе ГПУ зарегистрировано крупных дел?

— За последние три недели нами заведено 342 следственных дела.

— За три недели — 342 крупных дела! — воскликнул Дзержинский. — Нужны чрезвычайные меры. Создадим на транспорте центральную и дорожные тройки по борьбе со взяточничеством. Вас назначаю председателем центральной тройки. Но одного лишь уголовного преследования недостаточно. Нужна идеологическая борьба с помощью печати, партийных и профсоюзных организаций, чтобы взяточник полной мерой почувствовал к себе всеобщее презрение честных людей. Нельзя забывать, что красный и честный транспорт — это база диктатуры рабочего класса.

После обеда Дзержинский обычно работал в своем кабинете на Лубянке. Там он занимался делами ГПУ, но частенько вызывал туда и работников НКПС.

Сегодня его заместитель Уншлихт и начальник транспортного отдела Благонравов сообщили дополнительные подробности о раскрытой контрреволюционной организации в Наркомате путей сообщения.

Выслушав их и уточнив некоторые детали, Дзержинский подвел итоги:

— Итак, выявлено, что они ставили себе целью свержение Советской власти, устраивали конспиративные совещания и даже поделили между собой министерские портфели на случай переворота… Меня вот что интересует — выявлены ли факты саботажа на практической работе, какие-нибудь действия с их стороны во вред транспорту?

— Таких данных у нас пока нет, — ответил Благонравов.

— Нет, — повторил Дзержинский, затем что-то вспомнив, неожиданно улыбнулся и спросил: — Так кого, вы говорите, они прочили моим преемником после переворота? Неужели нынешнего начальника Управления железных дорог?

Уншлихт утвердительно кивнул головой.

— Я бы сказал, — рассуждал вслух Дзержинский, — что эта кандидатура в министры путей сообщения — не из блестящих… Конечно, специалист он крупный, но быть министром — у него очень мало данных. Он — узкий техник, у него нет кругозора, да и в экономике не силен… Что вы думаете дальше делать?

— Полагаю, можно приступить к следствию, — ответил Уншлихт.

Дзержинский задумался, потом, улыбнувшись, обратился к своим собеседникам.

— Знаете, что я решил? Соберу у себя моих «заговорщиков» и поговорю с ними начистоту… Как ваше мнение? Жаль мне терять таких крупных специалистов.

После небольшой паузы Уншлихт усмехнулся: — Наши оперативные работники будут огорчены. Они столько труда потратили, чтобы раскрыть организацию.

— Они — молодцы. Объявите им благодарность от моего имени и разъясните, что эта маленькая группа контрреволюционных спецов нам сейчас не страшна. Им явно не по зубам не только свергнуть Советскую власть, но даже замахнуться на нее. Без поддержки из-за границы эта кучка злобных пигмеев — бессильна. Обстановка же для интервенции в данный момент — неподходящая. Конференция в Генуе — хоть и ненадежный, но все же реальный шаг к перемирию. Возможно даже в ближайшее время будет проведено частичное сокращение Красной Армии… Так что я думаю — целесообразнее оставить пока в покое этих инженеров. Конечно, на пост начальника Цужела я назначу другого специалиста, но вы понимаете, мне жаль совсем потерять группу высококвалифицированных работников, которых еще можно эффективно использовать для нашего дела. Поговорю с ними всерьез и надеюсь переломить их психологию, показать всю бессмысленность и никчемность их затеи…