Советский ас Александр Клубов

...14 июля был сбит и тяжело ранен командир 16-го полка Борис Глинка. На его место был вновь назначен Григорий Речкалов.

К.В. Сухов вспоминает, что в полк тогда поступила развединформация, что противник, уступая в силах, стремится в первую очередь сбивать внезапными атаками сверху ведущих наших групп, лучших асов.

Тревожили своими действиями бандеровцы. Советские контрразведчики-смершевцы арестовали руководителя бандеровского подполья района, директора местной школы, на квартире которого несколько дней жил Покрышкин. Был обстрелян ночью аэродром. В бандеровской засаде погибли летчик Герой Советского Союза Михаил Лиховид, а также техник и механик.

Когда немецкой авиации стало меньше, истребители сосредоточили свои усилия на штурмовках наземных вражеских войск, благо у многих, и, конечно, у Александра Клубова, был в этом немалый опыт.

Боевая работа дивизии была четко организована. На наиболее вероятных направлениях полета немецких бомбардировщиков установлены радиолокаторы, радиостанции наведения, оборудованы площадки для действий «Аэрокобр» из засад. Начальник штаба 9-й гвардейской дивизии Б.А. Абрамович писал: «Все данные воздушной обстановки, которые мы беспрерывно получали по радио, наносились на планшет. Это давало нам возможность постоянно «видеть» складывающуюся воздушную обстановку и своевременно принимать необходимые меры. Наши асы во главе с Покрышкиным быстро разгадывали все новинки противника и в ответ на них применяли свои новые тактические приемы, которые приводили в замешательство врага».

9-я гвардейская Мариупольская истребительная авиадивизия была награждена орденом Богдана Хмельницкого. 16-му гвардейскому полку присвоено почетное наименование Сандомирский.

Настроение покрышкинцев хорошо выразил летчик 104-го гвардейского полка Владимир Чичов, дважды вылетавший в боях на Сандомирском плацдарме в группе комдива: «Эти полеты остались у меня в памяти до сегодняшнего дня. Присутствие в группе Покрышкина вселяло во всех уверенность в нашей непобедимости, добавляло смелости и силы воли идти на риск. Казалось, что если бы нам встретилась группа немцев и из ста самолетов, то мы, не задумываясь, бросились бы своей восьмеркой на них».

Молодые парни, «братья-славяне», они навечно входили в историю державы как особое поколение — поколение победителей.

Запоминается и такой эпизод из книги К.В. Сухова. Это было уже в январе 1945-го, в Германии. Летчики 16-го гвардейского полка с интересом осматривали залы рыцарского замка, ставшего для них временным пристанищем на пути к Берлину. На стенах — портреты немецких аристократов в золоченых рамах.

В углу зала — кипа нацистских знамен из искусственного шелка. В шкафах библиотеки — книги на разных языках, есть и тома русской классики.

Уже смеркается, на пианино летчики зажигают «коптилку» — снарядную гильзу с фитилем. Примостившийся у пианино на вращающемся стуле комэск-3 Николай Трофимов вдруг начинает вслух читать «Тараса Бульбу» Гоголя из собрания владельца замка. Негромкий внятный голос капитана с тремя орденами Красного Знамени на груди завораживающе звучал в гулкой тишине. Молодые летчики, всем им по 20— 25 лет, и напоминают они порой буйной удалью легендарных запорожцев, собираются у огонька «коптилки»: «Почитай всем, Николай!»

И Трофимов, именно он, читает ставшие особенно ясными в этот час сокровенные строки.

«Вот в какое время подали мы, товарищи, руку на братство! Вот на чем стоит наше товарищество! Нет уз святее товарищества! Отец любит свое дитя, мать любит свое дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь свое дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови может один только человек. Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей. Вам случалось не одному помногу пропадать на чужбине; видишь — и там люди! Также Божий человек, и разговоришься с ним, как с своим; а как дойдет до того, чтобы поведать сердечное слово, — видишь: нет, умные люди, да не те; такие же люди, да не те! Нет, братцы, так любить, как русская душа, — любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал Бог, что ни есть в тебе... Нет, так любить никто не может!»

О Н.Л. Трофимове уже не раз говорилось в этой книге. После войны он с золотыми медалями окончил Военно-воздушную академию и Академию Генштаба, воевал в Корее с американцами, блестяще командовал полком и дивизией, авиацией армии ПВО. Последняя должность — начальник управления войск ПВО страны. Ушел он в отставку с репутацией честнейшего бескомпромиссного человека. С Покрышкиными Трофимовы дружили семьями.

Автору этих строк доводилось встречаться с Николаем Леонтьевичем, уже генерал-лейтенантом авиации в отставке, в его квартире на Тверской улице в Москве. Воспоминаний о своем боевом пути Трофимов, несмотря на уговоры М.К. Покрышкиной и своей жены Веры Васильевны, писать не стал, вообще был суров и неразговорчив. Но когда называли имя Александра Клубова, и у него на лице появлялась светлая улыбка. В его личном архиве сохранились редкие фото боевого товарища, которые публикуются в этой книге.

В Мокшишуве, пригороде польского города Тар-нобжега, ночью 19 августа Покрышкин узнал о присвоении ему звания трижды Героя Советского Союза. Он вспоминал: «Некоторое время я молчал... В памяти пронеслись три года боев, побед и неудач, успехов и огорчений. Эта высокая награда касалась всех моих подчиненных, отважно сражавшихся за нашу великую Родину, касалась и тех, кто в совместных боях отдал свою жизнь во славу нашего Отечества».

До конца войны Александр Иванович оставался единственным трижды Героем Советского Союза. Георгий Константинович Жуков был награжден третьей медалью «Золотая Звезда» 1 июня 1945 года, Иван Никитович Кожедуб 18 августа того же победного года.

Мы видим Александра Клубова на снимке, где боевые товарищи поздравляют комдива с присвоением высшего звания. Менее известна фотография, запечатлевшая двух друзей у кока винта «Аэрокобры». В рукопожатии героев, их взгляде друг другу в глаза очевидна крепкая дружба, о которой так проникновенно сказал в своих книгах А.И. Покрышкин.

25 августа 1944-го Клубов в паре с младшим лейтенантом Андреем Иванковым (его постоянный ведомый после гибели Николая Карпова) вылетел на «свободную охоту», встретил истребитель Me-110 и внезапной атакой его сбил. Это был последний сбитый им самолет.

В 1985 году племянник дважды Героя Владимир Алексеевич Клубов встретился в Волгограде с Андреем Петровичем Иванковым. Он служил в истребительном полку до 1961 года, когда во время прыжка с парашютом получил тяжелую травму и остался парализованным. Старый летчик был окружен заботой семьи, сохранил волю к жизни. Со слезами на глазах вспоминал своего командира. И не только победные бои, но и случай, когда только молниеносный маневр спас их после внезапной атаки сверху пары немецких «экспертов»-охотников летом 1944-го. После посадки на своем аэродроме, вспоминал А.П. Иванков, ноги дрожали. Смерть прошла совсем близко.

2 сентября Клубов назначен помощником командира полка по воздушно-стрелковой службе. В наградном листе позднее отмечалось: «Работая командиром эскадрильи и помощником командира полка по воздушно-стрелковой службе, отлично готовил летный состав к выполнению боевых заданий, передавая им свой опыт боевой работы. С работой справлялся отлично».

Всех авиаторов дивизии потрясли в те дни посещения Майданека — немецкого концлагеря близ польского Люблина, освобожденного в июле. Воочию предстали перед солдатами и офицерами Красной армии атрибуты «нового порядка» для оккупированных территорий — газовые камеры, крематории, виселицы. Здесь массово уничтожались советские военнопленные, поляки, евреи... Всего через Майданек прошли почти 1,5 миллиона узников пятидесяти национальностей. А.И. Покрышкин вспоминал: «Пепел сожженных отвозился на удобрение полей. В Майданеке нам показали большие бараки-склады. В них были два миллиона пар обуви, от маленьких детских туфелек до ботинок сорок пятого размера. В другом бараке хранились сотни мешков с волосами... Никогда не изгладится из памяти это пребывание в бывшей фашистской фабрике смерти. Каждый из нас чувствовал, что побывал в преисподней. Охватывала ненависть, ярость к тем, кто придумал и творил эти изуверства... Многие дни после посещения лагеря смерти нас преследовали тяжелые воспоминания».