Че Гевара. Последний романтик революции

Итак, полторы тысячи наемников (в основном из кубинских эмигрантов в США), обученных на американских секретных базах, высадились в районе Плайя-Хирон с американских десантных судов. Высадку прикрывали военные корабли и самолеты США, а действиями десанта руководили офицеры американской морской пехоты, одетые в такой же камуфляж, что и их подопечные. В распоряжении интервентов имелись танки, самолеты, орудия разных калибров, минометы, огнеметы и большое количество боеприпасов.

Первый удар этой лавины приняли на себя местные части народной милиции (в те тревожные дни она была переведена по всей стране на положение боевой готовности и взяла на себя охрану важнейших объектов, помогала армии нести пограничную службу по всему периметру границы, составляющему около 3 тыс. км). Именно они задержали продвижение агрессоров в глубь острова. Быстро прибывшие в район боев воинские подразделения разгромили десант, мужественно сражаясь с превосходящими силами противника в течение 72 часов. Большая часть наемников была пленена, захвачена военная техника и снаряжение. Стоявшие вблизи кубинских берегов корабли американского флота с морскими пехотинцами и 100 ракетными истребителями Вашингтон задействовать не решился: сказались стойкий отпор кубинцев и заявление советского правительства, предупреждавшее о возможном принятии СССР мер необходимой помощи Кубе, если агрессия не будет прекращена.

Об этом знаковом в истории страны событии вспоминал Фидель Кастро: «Их встретил шквал снарядов, огонь танков (сидевший в одном из них Фидель выстрелом из орудия потопил десантное судно наемников. — Ю.Г.)... эти танки и орудия мы получили за несколько недель до этого из Советского Союза» [240].

А команданте Гевара по сигналу тревоги прибыл на свой командный пункт в Пинар-дель-Рио и занялся подготовкой отражения возможной агрессии на западе острова. До этого он, как и Фидель, учился у наших инструкторов вождению советских танков и стрельбе из них на танкодроме (кстати, упомянутая выше Фиделем техника пришла из СССР раньше остальной, в том числе самолеты, о чем говорилось выше).

Весьма показательным был социальный состав «армии освобождения», как ее называли в Штатах. Из тысячи наемников, захваченных в плен у Плайя-Хирон, 800 человек были выходцами из семей, владевших ранее почти 400 000 га земли, 10 000 домов, 70 промышленными предприятиями, 10 сахарными заводами и плантациями тростника, 2 банками, 5 шахтами. Среди остальных пленных 135 — бывшие военные батистовцы, 75 — бродяги и другие деклассированные элементы [241].

Пленные, собранные в большом спортивном зале, были показаны всей стране по телевидению во время суда над ними. Принимавший участие в этой акции Э. Гевара увидел среди них негра и обратился к нему:

— Отдаешь себе отчет, в какую компанию ты попал? Ты знаешь, что 800 человек из них (показывает на пленных) или их родители владели огромными богатствами на Кубе? А чем владел ты?!

— Ничем, команданте.

— Может быть, ты был членом аристократического клуба «Наутико» или играл в «Гольф-клубе»? Забыл, как подобных тебе не пускали даже в приличный бассейн?

— Вы правы, команданте...

— Ты еще меньше их заслуживаешь снисхождения...

— Я знаю, команданте... — потупил голову пленный.

Дальнейшая судьба наемников уже известна читателю — они, по предложению Че Гевары, были обменены в США на тракторы.

Победа у Плайя-Хирон имела особое значение не только для Кубы, но и для всей Латинской Америки: миф о всесилии североамериканцев был развеян...

Кубинцы получили передышку (как станет известно позднее, всего на полтора года), да и то относительную, для дальнейших преобразований в стране. Но теперь они — более решительные и радикальные. Если в результате первой аграрной реформы 1959 года государственный (общественный) сектор охватывал 41 процент всей сельскохозяйственной площади и около 80 процентов промышленного производства, то в 1965 году (в том числе и благодаря второй аграрной реформе 1963 года) упомянутый сектор стал господствующим во всей экономике. Был ликвидирован слой сельской буржуазии и сосредоточено в общественной собственности более 60% земли. Бывшие батраки, арендаторы и безземельные крестьяне получили землю. На месте сахарных и скотоводческих латифундий возник обширный государственный сектор в виде народных имений (в последующие годы этот сектор стал охватывать все промышленное производство и около 70% сельскохозяйственной площади [242]).

На столь быстрые темпы преобразований, безусловно, не желая того, влияли и те, кто противостоял им. Об этом говорилось в тексте закона (под редакцией Э. Гевары) от 23 октября 1960 года:

«Многие крупные частные предприятия страны не желают перестраивать свою работу в соответствии с целями и задачами революционных преобразований экономики и проводят политику, противоречащую интересам революции и экономического развития. Это с полной очевидностью проявляется в саботаже производства, изъятии капиталов без последующего их вложения, в злоупотреблении государственными кредитами, в то время как собственный оборотный капитал... переводится за границу...» [243]. Недвусмысленно по этому поводу (хотя и несколько цинично) говорил тогда советский руководитель Н.С. Хрущев:

«Нет, Фидель Кастро не коммунист... По если Соединенные Штаты еще немного «постараются», то они сделают его коммунистом» [244].

Как бы вторя советскому лидеру, Че в те дни заявил журналистам:

«Может быть, они (американцы. — Ю.Г.) будут нападать на нас, Фиделя. Рауля и меня, как на коммунистов, каковыми они считают нас, но вряд ли им удастся покончить с нами, приняв за дураков» [245].

На наш взгляд, очень точной дефиницией здесь может стать меткое наблюдение французского философа и публициста Жана Поля Сартра:

«В Париже я спрашивал у многих приезжавших к нам кубинцев, но не мог понять, почему они избегали прямого ответа на мой вопрос, намерена ли Кубинская революция строить социализм или нет. Но дело в том, что оригинальность этой революции состоит именно в том, чтобы делать только то, что нужно стране, и при этом не пытаясь предварительно подгонять сделанное под идеологические клише» (подчеркнуто мною. — Ю.Г.) [246].

Мы уже упоминали о проблеме с финансами. Чтобы решить ее, еще до сражения на Плайя-Хирон Совет министров назначил Эрнесто Че Гевару директором Национального банка Кубы с полномочиями министра финансов страны. На этом посту он пробыл всего четыре месяца до своего назначения министром вновь созданного министерства промышленности.

Но и за этот короткий срок он сумел превратить, банк из инструмента в руках буржуазии в важнейший экономический орган на службе у нового государства. Это назначение было произведено не в силу каких-либо особых знаний Гевары в области финансов, а с учетом огромной важности этого ключевого поста, который можно было доверить далеко не каждому из революционеров. Несколько примитивно этот факт отобразил уже известный читателям американский журналист Херберт Мэтью:

«Это был весьма логичный шаг Фиделя. Че ничего не знал о банковском деле, но для этой должности лидеру нужен был надежный революционер, а где взять банкиров-революционеров?..» [247].

Но совсем «несерьезно» рассказывал в кругу друзей про это назначение сам Гевара (мне об этом говорил К.Р. Родригес. — Ю.Г.):

«Фидель собрал своих соратников и спросил, кто из нас экономист. Учитывая его шутливый тон, я поднял руку. Он сделался серьезным и спросил: «С каких это пор ты экономист?» Чтобы сохранить хорошую мину при плохой игре, я ответил: «Мне послышалось, что ты спрашиваешь, кто из нас — коммунист». «Это тоже неплохо, — в тон мне заметил главнокомандующий и заключил: — Вот мы тебя, экономист-коммунист, и назначим главным банкиром Кубы!»