Высоцкий — две или три вещи, которые я о нем знаю

Это чувство еще более усиливало постоянно ухудшающееся состояние его здоровья. К проблемам — с сердцем, с зависимостью от алкоголя и наркотиков, с неоднократно сорванным голосом добавились еще проблемы с ногой.

Фотограф Юрий Кадобнов, который за четыре месяца до смерти актера по просьбе своих друзей фотографировал его на концерте 27.03.1980 г., вспоминает: «Думаю, что фотографирование мешало Владимиру Высоцкому. Я много снимал, и постоянные блики от вспышки и щелканье фотоаппаратом, должно быть, его раздражали и выбивали из колеи, когда он пел. Но что мне оставалось делать? Я хотел, чтобы у меня были эти снимки. Владимир Высоцкий вначале спокойно реагировал на мои действия, терпеливо их переносил. Но где-то после часа пения он улучил момент между песнями и та-а-ак на меня посмотрел! Никогда этого не забуду! Я храню фотографию с тем его гневным взглядом. Потом был короткий перерыв. Высоцкий отвечал на вопросы из зала и пел еще больше часа. Только когда уходил со сцены, я заметил, что он довольно сильно хромает. А ведь весь концерт пел стоя…».

Даже на знаменитые шутки, чтобы поднять себе настроение, в последние месяцы жизни у поэта не осталось сил. Был угнетен. Хотел уйти из театра. Отношения с Любимовым и актерами становились все хуже. Одна из знакомых Высоцкого вспоминает разговор с ним, который она не может забыть: «Володя где-то подвозил меня. У него были проблемы, состоялся какой-то бурный разговор с Любимовым… Говорил мне об этом с обидой — об их конфликте. Я пробовала его успокоить, а он все говорил и говорил, нервничал. Наконец успокоился. Я не знала, что ему сказать. Молчала. Видела, что он подавлен. Володя посмотрел на меня с удивлением: «Почему молчишь? Марина в таких случаях кричит».

Радостных событий в жизни Высоцкого было все меньше. И все меньше оставалось того, что могло бы его утешить. Он находился в каком-то странном состоянии — не то апатии, не то надлома, не то отрешенности. Вот что вспоминает друг поэта Владимир Шехтман: «Последний день рождения Володи был очень грустным. Мы сидели втроем: Володя, его импресарио Валерий Янклович и я. Не было ни одного проблеска радости. Было ужасно тоскливо».

Владимир Шехтман считает, что в последние месяцы жизни у Высоцкого все его проблемы завязались в своеобразный гордиев узел: «Из театра Володя практически ушел, играл только Гамлета, разбил спортивный «Мерседес», о чем сильно сокрушался, потом разбил еще один «Мерседес»… К Марине в Париж, как мне кажется, в последний раз он не хотел лететь. К тому же опоздал на самолет! Но, правда, таможенники, диспетчеры полетов, обслуживающий персонал аэропорта — все его знали. Когда он собирался уходить, сказали: «Подожди, Володя», взяли телефонную трубку: «Диспетчер? Просим задержать рейс на Париж», ну и Володя тогда улетел».

Могло ли хоть что-то изменить его состояние? Могло ли хоть что-либо вытянуть поэта из депрессии? Сегодня трудно ответить на эти вопросы. Незадолго до смерти он сам говорил друзьям: «Ничто не поддерживает мой дух, ничто не радует. Вокруг мрак. Вдохновляюсь, только когда пишу новую песню… ночью…».

Высоцкий чувствовал неотступно приближающуюся смерть. Старался вернуть знакомым взятые у них в долг вещи (например, драгоценную брошь, которую хотел оценить у ювелира и потом выкупить для Марины Влади). Хотел отдать долги, однако всех не вернул, их было слишком много… Другие тоже знали о том, что приближается его смерть. Они предчувствовали… Некоторые друзья поэта делали все, чтобы сохранить для потомков его творчество. Вспоминает Игорь Шевцов: «Я сказал ему как-то: «Володя, ты должен отредактировать и записать свои произведения на профессиональном оборудовании. Тебе это необходимо, так как я, например, совершенно не могу тебя представить шестидесятилетним». Володя тогда посмотрел на меня печально и ничего не ответил».

Высоцкий неоднократно соприкасался со смертью в течение своей короткой, длившейся без малого 42 года жизни. Пережил клиническую смерть, несколько раз попадал в больницу в почти критическом состоянии. Впрочем, попадал поэт в клиники часто. И так же часто убегал оттуда. — Так, сбежал в мае 1980 года, чтобы прилететь в Варшаву и сыграть для польских зрителей Гамлета. Через два месяца поэт умер.

Со смертью Высоцкого русская и европейская литература понесла огромную потерю. Ибо не было в России другого такого творца, который мог столь блестяще отразить специфику времени, творца, который так чувствовал человеческие драмы, который так горячо и активно упоминал об элементарных правах человека, так отважно выступал против системы, порабощающей людей.

Андрей Дравич как-то сказал о том, что в русской литературе его восхищает более нигде, ни в какой другой литературе не встречающееся человековедение. Человековедение Высоцкого было феноменально. Феноменальным был и его лингвистический слух, феноменальным было представленное им знание и умение обращаться с живым русским языком, тем, которым говорила улица, тем, которым говорили в каждом русском доме. Рифмы в поэзии Высоцкого — это еще один связанный с ним феномен. Так же, как весьма интеллигентные и зачастую очень двусмысленные метафоры. И юмор — тонкий, рафинированный, изысканный.

Его поэзия, достигая вершин художественного мастерства, вместе с тем была обращена к делам и проблемам, на первый взгляд, приземленным, мелким, повседневным. Была адресована маленькому человеку, о правах которого он постоянно и неустанно напоминал. Высоцкий отважился вознести прозу человеческого существования в ранг поэзии. Он не надеялся на похвалы, награды и почести.

Так писал Высоцкий, хоть, впрочем, наверное, несколько лукавил. Но он был не прав. В пятнадцатую годовщину смерти — 25.07.1995 года — состоялось открытие памятника поэту на Страстном бульваре в Москве. Страстной бульвар находится между улицей Тверской, Петровским бульваром и улицей Петровка. Именно там воздвигнут памятник Высоцкому. У Петровских ворот… А еще есть корабли, носящие имя поэта, есть горные перевалы, названные его именем альпинистами, покорившими их первыми. Есть планета «Владвысоцкий». Есть улицы Высоцкого… Есть огромная, ни с чем не сравнимая слава. Слава и официальное признание, которое, увы, пришло слишком поздно… Хотя… поздно ли на самом деле? Чиновники редко успевают за художниками и вообще людьми искусства. Усложняя и укорачивая им жизнь, они занимают для себя место в истории. Кто помнил бы о них, если бы не тот факт, что «благодаря» им многие люди искусства вынуждены были покинуть этот мир преждевременно.

Высоцкий же снискал себе невероятную славу. Он завоевал славу, признание и любовь миллионов поклонников не только в России, но и во многих других уголках мира. Наверное, только потому, что он остался в глубине своей души романтиком, не взирая на окружавшую его жестокую и маразматическую реальность. Высоцкий был романтиком. Вероятно, последним в русской поэзии. Смерть Высоцкого стала шоком для почитателей его таланта, но сам он к ней, несомненно, был готов. Он провоцировал приход смерти не раз. Он хотел заглянуть за горизонт человеческого предназначения. Один из его друзей — Борис Диодоров — недавно признался: «Как-то Володя подвозил меня на своей машине домой. И тогда он сказал мне такое, что меня потрясло до глубины души. Во время разговора он неожиданно оборвал предложение и замолчал. А потом крепко сжал руль и, гладя куда-то вдаль перед собой, сказал: «Хотел бы сейчас гнать по шоссе. Быстро, очень быстро. Почти лететь. И хотел, чтобы навстречу ехала другая машина. И чтобы тоже неслась. Прямо на меня. Лоб в лоб. Лицом к лицу. Интересно, свернул бы этот кто-то или нет?».