Чорная тайна Есенина
Чорная тайна Есенина читать книгу онлайн
Замечено, что к каждому более или менее значительному писателю прицепляется обычно какое-нибудь ходячее меткое определение сущности его творчества, каковое определение в литературном «паспорте» писателя является как бы его званием. К Чехову быстро прилепилось: «певец сумерек». А вот относительно Есенина до сих пор решить не могут, что он собственно такое: «певец деревни», «поэт Москвы Кабацкой», то ли — «певец Руси уходящей», и сколько еще этикеток приклеивают к Есенину. И все это в некоторой мере верно, но — верно не до конца. Кажется, только одно определение полно и непререкаемо останется за ним: Есенин — поэт безнадежности и самоубийства.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Это уже сплошной бред, душевный тик. «На шее ноги» — образ, нормальным сознанием почти не воспринимаемый.
Если эти стихи показать врачу-психиатру, он, конечно, не скажет: «имажинизм» или «крестьянская поэзия». Он скажет: «бред преследования» и будет прав.
Действительно, если мы проследим бредовые образы поэмы «Чорный Человек» и сравним их с бредовыми образами, которые видит больной в белой горячке, — мы увидим, что образы эти, в сущности, одни и то же. Вот как описывает Э. Крепелин бред при delirium tremens, психическом заболевании, являющемся следствием «продолжительного злоупотребления алкоголем».
— «Зрительные обманы носят необычайный характер.
Больной видит „стеклянных людей“, — „всадника — на ходулях“…
Некоторые восприятия могут наводить на него страх: черные люди… огненные всадники… привидения».
Неправда ли, эти цитаты из учебника психиатрии чрезвычайно напоминают выдержки из поэмы Есенина «Чорный человек»? Далее это сходство еще разительнее:
«У двух черных людей вырастают из рук мыши. Нередко разыгрываются более или менее сложные события.
В комнату врываются люди… К обманам зрения присоединяются обманы слуха, в форме человеческой речи.
В большинстве случаев голоса… всячески бранят и грозят ему (больному). „Что это за оборванец“. — слышит он; „он лентяй, сволочь, лжец“… „Ты никуда негодный человек“. „Мы его умертвим, его песенка спета“. „Эй, ты, бродяга“.»
Мы позволим себе еще раз привести соответствующие цитаты из «Чорного человека»:
И опять из Крепелина:
— «Больные видят беспутства, совершаемые девушками и мужчинами».
И — соответственно — из Есенина:
Так, мы видим, что образы «Чорного человека» являются не столь интуитивно — поэтическими образами, сколь практически клиническими.
В воспоминаниях о Есенине А. Воронский пишет («Красная Новь» № 2, 1926 г.):
Несомненно, он болел манией преследования. Он боялся одиночества. И еще: передают — и это проверено — что в гостинице «Англетер» пред своей смертью, он боялся оставаться одни в номере. По вечерам и ночью, прежде чем войти в номер, он подолгу оставался и одиноко сидел в вестибюле.
Развитие этой мании — тема «Чорного человека».
В первой строфе еще мелькает проблеск сознания.
Во второй строфе призрак уже не кажется поэту следствием болезни или «осыпающего мозги алкоголя» — призрак стал самостоятельной реальностью. Мы имеем право предположить, что этот призрак долго рос и развивался в сознании поэта; он является последним, суммированным воплощением всего ужаса безвыходности и самоосуждения, который сопровождал Есенина на протяжении всего его творчества.
Разве мы не слышали нарастания этого настроения в прежних книгах Есенина, в таких, например, строках:
(Сравни: «прохвост и забулдыга»),
Или еще:
Вот из всего этого самобичевания и вырос, в конце концов, Чорный человек, который «глядит в упор»:
Личность героя поэмы (может быть, самого поэта) здесь уже не только «раздваивается», более того — она распадается на три почти самостоятельных комплекса. Два из них видны сразу, с первого взгляда: это, во-первых, действующее лицо поэмы и во-вторых — Чорный человек, который является ничем иным, как проекцией во вне, внутренних переживаний. Но есть и еще один, есть третий. Образ его мелькает в строке —
Кого же? И по ходу поэмы и по предыдущим стихам Есенина можно сказать, что этот «кто-то» — опять-таки сам герой поэмы (или сам поэт). Это тот самый же Есениным «загубленный мальчик»
о гибели которого неоднократно скорбит автор. Этот «обокраденный» «кто-то» — Есенин — юноша, прошлое, ушедшая молодость, прежняя радость, навсегда потерянная возможность настоящей здоровой жизни. Этот «кто-то» есть опять-таки проходил во вне, на этот раз проекция своего собственного идеализированного «я», точно также, как чорный человек есть проекция во вне «я» — этического, осуждающего и издевающегося — жестокой совести.
Проецирование во вне внутренних психических состояний свойственно каждому поэту; для Есенина оно особенно характерно (см. об этом также в нашей книжке «Есенин и Москва Кабацкая»).
Есенин пытался спасти «желтоволосого мальчика» из «простой крестьянской семьи» и пытался бороться с «Чорным человеком».
Просматривая стихи Есенина, мы убеждаемся, что он порывался вернуться в деревню, вернуться к прежней жизни; он попробовал было поехать в родные места, но там сразу же убедился в том, что:
и что:
Следовательно, «желтоволосый мальчик» погиб навсегда. Остался «скандальный поэт», «пропащий», перед которым «чорная гибель». (Все эти выражения взяты нами не разных стихотворений Есенина).
И вот к атому пропащему, «прохвосту и забулдыге» приходит чорный человек, рассказывающий ему о его погибшей жизни. Чорный человек чрезвычайно назойлив и жесток: особенно неприятные вещи он повторяет несколько раз — «жулик и вор, шарлатан», «называл скверной девочкой» и т. д. А за ним стал метаться и повторяться и герой поэмы. Наконец, он делает последнее усилие. Если не удалось ничто другое, может быть удастся уничтожить страшный призрак Чорного человека
