Ван Гог

Читателю могут показаться спорными и отдельные художественные предпочтения автора, которые иной раз определяются не столько действительными живописными достоинствами произведения, сколько прочитываемой в нём символикой. Так, Азио особо выделяет в качестве этапного творения вполне заурядный в раннем творчестве Ван Гога «Натюрморт с Библией» главным образом потому, что в нём зашифрован некий экзистенциальный спор художника с покойным отцом. Впрочем, упрекнуть в этом автора никто не вправе, так как он написал биографию художника, а не искусствоведческий труд. К тому же никакое суждение о произведении искусства в принципе не может быть бесспорным и окончательным.

Вероятно, многие из тех, кто внимательно прочитает книгу Азио, зададутся вопросом: узнал бы мир живописца Винсента Ван Гога, не будь у него брата Тео? И наверняка большинство ответит на него отрицательно. В книге показано, что Тео был не просто alter egoсвоего старшего брата, которому тот поверял самое сокровенное, благодаря чему мы знаем о Ван Гоге больше, чем о каком-либо другом европейском художнике (за исключением разве что Бенвенуто Челлини, который с необыкновенной откровенностью написал всё о себе сам). Без постоянной материальной поддержки Тео у Винсента решительно не было никаких перспектив остаться живописцем, во всяком случае, стать тем, какого мы знаем. Скажем, у него была возможность успешно продавать симпатичные камерные пейзажи, исполненные акварелью, но, воспользуйся он ею, как ему советовали знающие в этом толк люди, кто бы теперь о нём слышал за пределами антикварного рынка в Нидерландах? И он предпочёл остаться на иждивении младшего брата, благодаря чему сохранил свободу воли и одарил мир своими волшебными творениями. А Тео, который хотя и имел некоторые средства, но вовсе не был богачом, почти безропотно соглашался содержать брата, даже не рассчитывая на скорый коммерческий успех его живописи. Будучи моложе Винсента на четыре года, он ушёл из жизни через полгода после его гибели. Его свели в могилу тяжёлые болезни, когда жизнь утратила для него всякий смысл. По сути, книга Азио – это захватывающий и правдивый роман в письмах о беспримерной, в прямом смысле слова до гробовой доски, взаимной преданности двух братьев – явлении, подобного которому мы не находим ни в истории искусства, ни вообще в истории, ни даже в мифологии. Роман этот не может раскрыть нам тайну мощного обаяния картин и рисунков Винсента Ван Гога. Он не объяснит, чем так завораживают его высохшие бурые подсолнухи в жёлтом кувшине на фоне жёлтой стены, его феерические картины звёздной ночи, его автопортреты и лица и фигуры написанных им крестьян, ткачей, служащих, врачей, военных, молодых девушек, почтенных дам, стариков, подростков и грудных детей… Но он позволяет нам лучше понять, каким человеком был художник, создавший всё это в течение одного десятилетия.

Владислав Зайцев Москва, 2011

Немой укор могилы?

Винсент Виллем Ван Гог попал в затруднительное положение уже в момент рождения. Он появился на свет 30 марта 1853 года, ровно через год, день в день, после родившегося мёртвым брата, который тоже был наречён Винсентом Виллемом.

Могила первого Винсента находилась в нескольких шагах от церкви небольшого, в сотню жителей, южноголландского селения Грот Зюндерт, где его отец служил пастором. Научившись читать, малыш Винсент мог увидеть на надгробии своё имя, словно это была его собственная могила. Он был обречён вечно заменять покойного младенца.

Психологи и психиатры считают, что такая ситуация порождает у ребёнка чувство вины по отношению к умершему, так как ему начинает казаться, что его рождение и сам он стали причиной этой смерти. Чтобы оправдать своё существование, такой ребёнок вынужден бесконечно самоутверждаться, совершать разнообразные поступки или же, если на это недостанет сил, удовлетвориться положением ничтожества и уйти из жизни. Да и кем был этот покойник, что носил его имя? Соперничать с братом или сестрой уже очень трудно, но каково – с мёртвым незнакомцем, которого можно представить себе кем угодно, чем-то вроде кладезя всевозможных достоинств! Что надо совершить, чтобы заслужить право на жизнь? Собственное существование могло показаться Винсенту Ван Гогу выплатой некоего долга.

Полстолетия спустя в похожей ситуации оказался другой великий живописец. У Сальвадора Дали тоже был брат, любимец родителей, он тоже рано умер и тоже носил имя Сальвадор. Художник мог бы из-за этого впасть в нелепое самоотречение человека, который смирился с тем, что ему вечно суждено терпеть неудачи и каждый раз начинать всё заново.

Впрочем, некоторые доводы могут поколебать эти соображения.

Прежде всего, надо принять во внимание, что в середине XIX века детская смертность была такова, что случай с Ван Гогом был нередким явлением: имя умершего малыша обыкновенно давали тому, который рождался после него. Распространённость этого обычая делала его не таким исключительным и пугающим, каким он может показаться в наши дни. Кроме того, известно, что деда Ван Гога по отцовской линии звали Винсентом Виллемом, а дядя художника, брат его отца, богатый торговец произведениями искусства, тоже был Винсент Виллем Ван Гог Таким образом, в одном семействе было сразу четыре Винсента Виллема Ван Гога. А в прошлом генеалогия этого старинного рода, в котором было много пасторов, упоминала и других Винсентов, и художник наверняка о них знал. Другие дяди живописца носили второе имя либо Винсент, либо Виллем… Всё это ослабляет воздействие на судьбу Винсента одноимённой ему могилы, хотя и не устраняет его вовсе.

Так как упомянутый богатый дядя Винсент Виллем был бездетен, имена, которые получил наш Винсент (а до него покойный брат), несомненно, были выбраны в его честь и в надежде на его поддержку, которую Винсент в известной мере получил. Наконец, стоит обратиться к некоторым замечаниям Фрейда в отношении Леонардо да Винчи: окажись в его психологической ситуации кто-нибудь другой, из него наверняка вышло бы нечто противоположное Леонардо. Не все дети, родившиеся после смерти брата и носящие его имя, стали Ван Гогами и Дали. Здесь остаётся тайна, возможную разгадку которой Фрейд отсылает к биологической природе индивида.

Но мы полагаем, что тайну эту не следует упрощать, поскольку личность есть результат воздействия такого множества сил, больших и малых, действующих в разных направлениях, но всюду эффективно,что невозможно предвидеть, как она будет себя вести на том или ином этапе своего развития. Итак, неопределённость лежит в основе существования индивида. Иными словами, можно утверждать, что Ван Гог был волен стать или не стать тем, кем он стал.

Могила брата, чьё имя он носил, была одной из множества тех сил, что действовали на его жизнь, и большинство из них нам неведомо. Какое-нибудь внезапное озарение во время прогулки по голландской равнине могло повлиять на него не меньше, чем эта история.

Это известно всякому, кто имеет отношение к художественному творчеству А творчество Ван Гога не всегда печально или трагично, часто оно наполнено неподражаемой радостью бытия. Поэтому биографу надлежит со смирением расставлять некоторые вешки на пути в незнаемое, но без мифотворчества, – если не для того, чтобы достигнуть в принципе недостижимой полноты понимания натуры художника, то по меньшей мере ради глубокой любви к его произведениям при уважении его свободы, или, по выражению Андре Бретона, «инфрахрупкого ядра ночи», существующего в каждом из нас.

Предки

Если отец Ван Гога, пастор Теодорус, был человеком малозаметным, семью его нельзя назвать заурядной. С конца XVII века Ван Гоги чаще всего были пасторами, торговцами произведениями искусства и волочильщиками золотой проволоки (в XVIII веке). И чаще всего добивались на этих поприщах успеха.

Дед и полный тёзка нашего Винсента был пастором в округе Бреды. У него было пятеро дочерей и шестеро сыновей: Хендрик Винсент, книготорговец, позднее живописец; Йоханнес, вице-адмирал флота Нидерландов; Виллем Даниэль, сборщик казённых доходов; Винсент Виллем, торговец произведениями искусства; Теодорус, отец художника, пастор; Корнелиус Маринус, владелец картинной галереи в Амстердаме. Члены семейства Ван Гогов, как правило, получали превосходное образование, были осторожны, предприимчивы, умны, ценили деловые связи.