Ложное впечатление (в сокращении)

Джеффри Арчер

Ложное впечатление

Сокращение романов, вошедших в этот том, выполнено Ридерз Дайджест Ассосиэйшн, Инк. по особой договоренности с издателями, авторами и правообладателями.

Все персонажи и события, описываемые в романах, вымышленные. Любое совпадение с реальными событиями и людьми — случайность.

9/10

Виктория Уэнтворт в одиночестве сидела за столом, за которым в свое время Веллингтон и шестнадцать его офицеров ужинали накануне отъезда в Ватерлоо.

В тот вечер генерал сэр Гарри Уэнтворт сидел по правую руку от Железного Герцога. Он командовал левым флангом, когда поверженный Наполеон уехал с поля боя, чтобы отправиться в ссылку. Благодарный монарх даровал генералу титул графа Уэнтворта, который семья гордо носила с 1815 года.

Именно эти мысли кружились в голове у Виктории, когда она во второй раз читала заключение доктора Петреску. Перевернув последнюю страницу, она с облегчением вздохнула. Решение всех ее проблем отыскалось буквально в последнюю минуту.

Дверь в гостиную бесшумно отворилась, и Эндрюс, который, проделав путь от второго лакея до дворецкого, служил уже трем поколениям Уэнтвортов, ловко убрал десертную тарелку Виктории.

— Спасибо, — поблагодарила она и, дождавшись, когда он дойдет до двери, спросила: — Все ли подготовлено для вывоза картины?

Заставить себя произнести имя художника было выше ее сил.

— Да, миледи, — ответил Эндрюс. — Картина будет отправлена, прежде чем вы спуститесь к завтраку.

— И все ли подготовлено к приезду доктора Петреску?

— Да, миледи, — повторил Эндрюс. — Мы ожидаем доктора Петреску в среду около полудня, я уже сообщил на кухню, что доктор Петреску будет обедать с вами в зимнем саду.

— Спасибо, Эндрюс, — сказала Виктория.

Дворецкий отвесил легкий поклон и тихо закрыл за собой тяжелую дубовую дверь.

Когда доктор Петреску приедет, самая заветная семейная ценность будет на пути в Америку. Хотя этот шедевр уже не вернется в Уэнтворт-Холл, знать об этом будут только ближайшие родственники.

Виктория сложила салфетку, встала из-за стола, взяла заключение доктора Петреску и вышла из гостиной в мраморный зал. Она остановилась у лестницы, чтобы полюбоваться портретом кисти Гейнсборо, на котором в полной рост была изображена Кэтрин, леди Уэнтворт. На ней было великолепное платье, которое выгодно оттенял комплект из бриллиантового колье и серег. Виктория дотронулась до мочки уха и улыбнулась, подумав, что столь экстравагантные серьги в то время могли счесть весьма вызывающими.

Глядя прямо перед собой, она поднялась в спальню по широкой мраморной лестнице. Ей было стыдно смотреть в глаза предкам, изображенным на полотнах Ромни, Лоренса, Рейнолдса, Лели и Неллера. Виктория понимала, что уронила честь своей семьи. Она уже смирилась с тем, что должна написать письмо сестре и сообщить ей о принятом решении.

Арабелла всегда была мудрой и здравомыслящей. Если бы любимая сестра-близнец родилась на несколько минут раньше, а не позже, она бы унаследовала поместье и, несомненно, разрешила бы проблему много успешнее.

Виктория закрыла дверь спальни и положила заключение доктора Петреску на стол. Перед тем как надеть шелковую ночную сорочку, оставленную горничной в изножье кровати, она несколько минут расчесывала волосы. Не имея более никакой возможности уклониться от ответственного шага, она села за письменный стол.

Виктория услышала, как открылась дверь спальни. Она удивилась тому, что кто-то из прислуги решился войти без стука.

Она обернулась и обнаружила рядом с собой незнакомую женщину, худенькую и невысокую, ростом ниже даже самой Виктории.

Незнакомка улыбнулась, и Виктория улыбнулась в ответ, прежде чем заметила в руках у женщины нож.

— Кто… — начала Виктория, когда женщина схватила ее за волосы и оттянула голову назад.

Виктория ощутила на шее прикосновение тонкого, острого как бритва лезвия. За долю секунды нож перерезал ей горло, словно ягненку на бойне.

Виктория была еще жива, когда женщина отрезала ей левое ухо.

9/11

Анна Петреску тронула кнопку будильника на столике у кровати. Высветилось 5.56 утра. Всю ночь она провела в размышлениях о том, что ей следует делать, если Фенстон не захочет принять ее рекомендации. Она выключила будильник, спрыгнула с кровати и прямиком направилась в ванную. Там, чтобы окончательно проснуться, она простояла под холодным душем немного дольше обычного. Ее последнего парня — одному Богу ведомо, как давно это было, — забавляло то, что она принимает душ перед утренней пробежкой.

Анна натянула белую футболку и синие шорты, застегнула молнию спортивной куртки, на которой до сих пор виднелось выцветшее «П» на месте отпоротой синей буквы. Анна не хотела демонстрировать, что в свое время входила в команду по бегу Пенсильванского университета. В конце концов, это было девять лет тому назад. Всунув ноги в кроссовки, она прицепила ключ от квартиры к тонкой серебряной цепочке на шее.

Анна закрыла свою четырехкомнатную квартиру на два замка и вызвала лифт. Спустившись в вестибюль, она улыбнулась своему любимому портье, который поспешил открыть ей дверь.

— Доброе утро, Сэм, — поздоровалась Анна, выбежала из Торнтон-Хаус на 54-ю Восточную улицу и направилась к Центральному парку.

По будням она всегда делала круг по Южному кольцу. По выходным, когда лишние несколько минут не имели значения, пробегала более длинный круг в десять километров. Сегодня эти минуты значение имели.

Брайс Фенстон тоже встал еще до шести утра, поскольку и у него была назначена ранняя встреча. Принимая душ, он слушал утренние новости.

«Еще один ясный солнечный день, ветер слабый, юго-восточный», — щебетал женский голосок, когда он выходил из душа. Серьезный мужской голос сообщил, что индекс «Никкей» в Токио поднялся на четырнадцать пунктов, а гонконгский «Хан сен» опустился на один. Биржевой индекс лондонской «Файнэншл таймс» пока не решил, куда двигаться ему. Фенстон подумал, что на курс акций «Фенстон-банка» ни то, ни другое сильно не повлияет, так как о его удачном ходе знали только два человека. С первым он сегодня завтракал в семь часов, второго увольнял в восемь.

Без двадцати семь Фенстон был уже одет. Он взглянул на отражение в зеркале — ему бы хотелось быть сантиметров на пять повыше ростом и на те же пять сантиметров потоньше в талии. Впрочем, это можно поправить — нужны только хороший портной да пара ботинок со специальными стельками. Еще ему бы хотелось снова отрастить волосы, но время не пришло, слишком много эмигрантов из Румынии могли бы узнать его.

Хотя отец Фенстона был трамвайным кондуктором в Бухаресте, всякий предположил бы, что безукоризненно одетый мужчина, спускающийся по ступенькам роскошного особняка на 79-й Восточной улице, родился где-нибудь в Верхнем Ист-Сайде. И только очень хороший наблюдатель заметил бы в мочке его левого уха маленький бриллиант — изыск, который, по мнению Фенстона, выделял его среди более консервативных коллег.

Он расположился на заднем сиденье своего лимузина и рявкнул:

— В офис.

Он нажал кнопку на подлокотнике, и между ним и водителем с легким жужжанием вырос дымчато-серый экран. Фенстон взял с соседнего сиденья номер «Нью-Йорк таймс». Когда лимузин повернул на ФДР-драйв, он изучал финансовый раздел, а когда остановился у Северной башни, добрался до некрологов. Ни одна газета не напечатает до завтрашнего дня тот некролог, который нужен ему, но, справедливости ради, следовало заметить, что никто в Америке и не знал, что она мертва.