Нансен. Человек и миф
Нансен. Человек и миф читать книгу онлайн
Фритьоф Нансен — путешественник, ученый, дипломат и норвежский политический деятель. Символ мужества, воли и гуманизма. Нансен — символ самой Норвегии.
Однако не стоит забывать о том, что Нансен все же был простым человеком, со свойственными ему слабостями и желаниями: о романах красавца-полярника ходили десятки легенд. У Нансена был тяжелый характер, его всю жизнь мучили самые разнообразные противоречия, а современники считали его анархистом. Не секрет, что девизами Нансена были «Против течения!» и «Сжигая за собой мосты!».
Несмотря на широкую известность Фритьофа Нансена, многое о нем забыто, а кое-что и вовсе неизвестно нашим современникам. Нансен был выдающимся ученым-биологом, политическим деятелем, много сделавшим для получения Норвегией независимости в 1905 году, и дипломатом, сумевшим «добыть» для своей страны короля. Кстати, «королевскую должность» предлагали и самому Нансену, но он отказался, заявив, что он «слишком большой эгоист и предпочитает сохранить полную свободу действий и быть свободным человеком». Более того, Фритьоф Нансен был прекрасным художником. Почти все свои книги он иллюстрировал сам, а в экспедициях никогда не расставался с карандашом и альбомом.
Об этом и многом другом рассказывает книга скандинависта Наталии Будур «Нансен. Человек и миф».
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Однако Бальдур Фритьоф Нансен (1817–1875) мало походил на героев, в честь которых получил своё имя.
Бальдур был, как характеризуют его первые биографы Фритьофа Нансена, «прилежный, хороший человек, примерный во всех отношениях, воспитанный в скромности и строгости, весьма культурный, однако без особых талантов», маленького роста и сухонький. И ещё его любимой книгой была Библия.
Юрист по образованию, Бальдур пользовался у своих клиентов неограниченным доверием и вёл их дела по вопросам собственности и распоряжению капиталами. Дочь Нансена Лив писала, что «умеренность и скромность стала наследственной чертой рода Нансена. Это свойство присуще им всем. Фритьоф с благодарностью вспоминал своё спартанское воспитание и старался так же воспитывать собственных детей».
Настойчивость и дотошность Фритьоф унаследует от отца.
Несомненное влияние на него, по мнению всех без исключения биографов и мемуаристов, оказала и мать.
Баронесса Аделаида Юханна Текла Исидора Ведель-Ярслберг (1823–1877) была из очень хорошего и древнего норвежско-немецкого рода [9]. Среди её предков есть даже главнокомандующий норвежской армии и наместник короля в Норвегии.
Сама Аделаида родилась в семье майора барона Кристиана Фредерика Ведель-Ярлсберга из Форнебю. Высокая, крупная, она всегда отличалась своенравным характером и полным отсутствием предрассудков. Каталась на лыжах, что в высшем обществе того времени было неслыханным mauvais ton [10].
Ещё большим позором стало для семьи решение двадцатиоднолетней Аделаиды выйти замуж по большой любви за сына пекаря — унтер-офицера Якоба Бёллинге. Родители не могли ничего запретить своевольной девушке, но вот присутствовать на свадьбе они отказались. Семья жениха была довольно состоятельной, поэтому поселились молодые в собственной усадьбе Недре Блиндерн. В первом браке у Аделаиды родилось пятеро детей.
В 1853 году Якоб Бёллинге умер, и тридцатидвухлетняя вдова осталась одна с пятью детьми, младшей из которых — дочери Сигрид — был всего годик. Однако Аделаида, будучи человеком с сильным характером и незаурядной силой воли, продала Недре Блиндерн и при помощи вдовца Бальдура Нансена, который стал её поверенным в делах в это время, купила усадьбу Стуре Фрёен. А затем, через шесть лет после смерти мужа, 3 марта 1858 года вышла за него замуж. Семья отнеслась доброжелательно к новому браку непослушной дочери — и свадьбу Аделаида сыграла в усадьбе брата.
Лив Нансен пишет, что её бабушка, вероятно, решилась на брак по рассудку, а не по любви: прежде чем пойти на этот шаг, она посоветовалась со старшими сыновьями. Однако такая сильная и знатная женщина могла бы сделать лучшую партию. Возможно, сближению будущих супругов способствовало и то, что их спутники жизни умерли от заразных болезней (муж Аделаиды — от холеры, а жена Бальдура Минна, свояченица известного писателя и собирателя норвежских сказок Йоргена Му, — от скарлатины), оставив совсем крошечных детей (жена адвоката умерла, когда их сыну Хансу исполнилась всего неделя).
В любом случае жили супруги душа в душу. Бальдур занимался адвокатскими делами. А Аделаида была настоящей матерью семейства, воспитывала детей, занималась с утра до вечера хозяйством и всё успевала. По вечерам иногда супруги музицировали: муж играл немного на скрипке, жена — на фортепьяно.
Она во всём советовалась с мужем — а взгляды обоих на воспитание детей были далеко не самыми обычными, их вполне можно назвать прогрессивными и в наше время.
В новой семье «оказалось» шестеро детей. Вскоре (в 1859 году) родился первый общий — Фритьоф, но умер в возрасте одного года. В 1861 году родился второй общий сын, которого опять назвали Фритьофом. Это был будущий великий путешественник и учёный.
Скучно ему в детстве не было, потому что следом, в 1862 году, родился его младший и любимый брат Александр, постоянный спутник со всех детских играх и приключениях. Фритьоф считал, что должен защищать брата, хотя тот был моложе его всего на год. И когда тот, более спокойный по характеру, оказывался втянутым неугомонным братом в очередную авантюру, Фритьоф первым делом старался выгородить Алекса, как он называл младшенького. Он всегда спрашивал не «Можно мне?», а «Можно нам с Алексом?». Когда летом мальчики купались в холодной речке, Фритьоф всегда следил, чтобы Александр не замёрз, и вовремя старался вытащить его на берег. А однажды спас брата, когда тот провалился на тонком льду в воду.
Жило большое семейство Нансенов в усадьбе Стуре Фрёен. «Это была большая усадьба с хлевом, конюшней, сеновалом и другими надворными постройками, с голубятней посреди обширного двора. Усадьба находилась недалеко от города [11]. Вокруг расстилались поля и луга, в которые вклинивались густые леса, а вдали на западе открывалась панорама гор, покрытых густым лесом, — вспоминала Лив Нансен-Хейер. — У самого дома протекал ручей Фрогнербекк, летом его омуты были полны форели, а зимой он покрывался гладким льдом, по которому так чудесно было кататься на коньках».
«От природы у меня был слабый характер, — писал уже много позже Нансен, — но его сформировало спартанское воспитание. Воля и характер часто укрепляются суровым воспитанием. Учёба вырабатывает привычку к самодисциплине. Огромное влияние на меня оказал мой отец».
Все мемуаристы пишут, что для семьи Бальдура Нансена были характерны порядок и дисциплина. И если старшие сыновья Аделаиды могли показать отчиму характер (Эйнар, сильный и крепкий парень, сохраняя полное спокойствие, мог взять Бальдура на руки и вынести из комнаты, когда считал, что нотация затянулась), то младшие отца боготворили. Фритьоф рассказал своей дочери такую историю о силе воли своего отца. Доктор посоветовал Бальдуру выпивать рюмку вина перед обедом для укрепления здоровья, но когда тот заметил, что у него начинается привыкание к алкоголю и настроение резко улучшается, он отказался от рюмки вина перед обедом.
Ложь в семье Нансенов считалась страшным поступком — и детей приучали говорить только правду, внушая им, что лгут трусы. А ещё мать всегда говорила сыновьям, что плакать стыдно.
«Будни в усадьбе Фрёен отличались простотой обычаев и скромностью запросов. Питание было хорошее, но без особых разносолов: на завтрак и ужин полагалась каша и почти на каждый день недели было чётко установленное обеденное меню. А воскресного жаркого и сладкого блюда из варёных ломтиков яблок, чёрного хлеба, обжаренного в сахаре, масла и взбитых сливок все с нетерпением ожидали целую неделю.
Покупных игрушек и в помине не было. Лук со стрелами, удочки, мельнички на ручье мальчики мастерили сами. В качестве карманных денег им выдавалось несколько скиллингов, вероятно, чтобы приучить вести счёт деньгам» — так рассказывал о своём детстве Нансен дочери.
Счёт деньгам Фритьоф вёл — в этом нет сомнений. В 1870 году родители отправляются в путешествие по Европе, и мальчик пишет им в Италию:
«Я был бы очень рад, если бы вы прислали мне из Рима несколько марок — как погашенных, так и без штемпеля. О, да, в общем, и не очень важно, использованные или нет будут марки, просто дело в том, что если я решу продать какую-нибудь из них, то, конечно, больше денег мне дадут за неиспользованную. Но если вы считаете, что я не должен продавать марки, то не беспокойтесь — я вклею их в альбом».
Отец был очень набожен и строго следил за соблюдением в семье библейских заповедей, а мать просто не задумывалась над вопросами религии — Бог был частью её мировоззрения. Каждое воскресенье семья ходила в храм.
Насколько счастлив был Нансен в детстве, становится ясно из письма, которое он написал отцу 20 декабря 1883 года:
«Мой дорогой старенький отец! Вот и наступает первое Рождество, которое мне придётся провести не дома. Рождество, чудесное время, которое было для нас в родительском доме наполнено радостью и счастьем, настоящим раем на земле. Даже когда я вырос, Рождество осталось окрашено для меня в розовые тона, конечно, всё немного изменилось, стало более прозаичным. Но всё же…
Я возвращаюсь на крыльях воспоминаний в тишине и покое Рождества в наш милый дом, полный любви… Какие замечательные рождественские праздники вы нам устраивали!
Как всё дышало покоем и миром! Как прекрасно и тихо, как мягко и бело было кругом во время Рождества, какой пушистый выпадал снег!
На землю опускалась благословенная тишина, и даже детская душа, радующаяся предстоящему веселью, понимала торжественность момента.
И вот наступал великий день — Рождественский сочельник. И наше ожидание достигало своего апогея. Мы не могли спокойно стоять на месте и не могли ни секунды усидеть на стульях. Нам нужно было что-то делать. Чтобы ожидание не тянулось так томительно, мы старались заглянуть во все без исключения замочные скважины, в которых не было ключа, или утащить изюминку, инжир или миндаль из большого мешка, который вскоре уносили в комнату, где была рождественская ёлка. Мы носились по дому или убегали по двор и до темноты катались на коньках и лыжах.
Иногда — и это было для нас большой удачей! — Эйнар или кто-нибудь другой отправлялся за покупками в город, чтобы в последний момент (перед тем как зажгут свечи!) успеть купить что-то ещё нужное, что забыли купить раньше. Как же весело было сидеть в санях, которые мчались по утрамбованной снежной дороге в Кристианию, а затем обратно в усадьбу, как звонко пел колокольчик, как радостно цокали по льду подковы лошадей!
Наконец приходило время, и отец торжественно начинал зажигать в доме свечи, а наши сердечки стучали как сумасшедшие. Ида сидела в углу в кресле и говорила, кому что делать, взрослые понимающе улыбались друг другу в предвкушении сюрприза, о котором они уже всё знали, — и вот наконец отворялись двери в комнату, посреди которой сверкала зажжёнными свечами рождественская ёлка, отражаясь в наших восторженных глазах! Господи, какое чудесное зрелище! Мы бывали поражены и настолько счастливы, что не могли и слова вымолвить первые несколько минут…
Никогда в жизни не забыть мне тех счастливых рождественских дней!»
