Избавление от КГБ

Здравые, мудрые мысли, в справедливости которых до сих пор приходится убеждаться.

От зарубежных политиков я немало узнал об опыте их стран в деле установления политического и общественного контроля за деятельностью спецслужб; создания правового фундамента, на котором строится их работа; в разрешении конфликта между необходимостью соблюдения прав личности и спецификой работы секретных служб. Я признателен и Джеймсу Бейкеру, и Дугласу Хэрду, и Пьеру Жоксу за проявленную ими готовность предоставить в наше распоряжение нормативные материалы, которые могли бы помочь в разработке наших собственных законов о спецслужбах, направить к нам соответствующих экспертов.

Конечно, я понимал, что приглашение в КГБ экспертов из-за рубежа приведет в ужас тех, кто привык от всех иметь секреты. У нас многие еще с предубеждением относятся к приглашению иностранных советников. Помню, какое замешательство вызвало у некоторых сотрудников Комитета известие о том, что получившие независимость государства Балтии прибегают к услугам специалистов из ЦРУ, создавая свои новые службы безопасности. Я это воспринимал совершенно спокойно. Зачем изобретать велосипед там, где можно использовать чужой опыт. И нельзя, ошибочно, вредно считать опыт КГБ высшим достижением спецслужб мира. Учиться нам явно бы не помешало.

Некоторые западные государственные деятели ставили вопрос об объеме операций советской разведки, которая превышала размеры разумной достаточности. Такие проблемы с нашей стороны предполагалось решать в общем контексте реформ КГБ и в свете новых представлений о реальных потребностях национальной безопасности.

Представители всех государств, с которыми я встречался, проявляли большой интерес к прямому сотрудничеству по линии специальных служб. И эта заинтересованность придала развитию таких контактов новый, совершенно беспрецедентный импульс.

За три с лишним месяца работы на Лубянке я встречался с руководителями или видными представителями разведывательного сообщества и служб безопасности Республики Польша, Чехо-Словацкой Федеративной Республики, США, Великобритании, Италии, Аргентины, Франции, Пакистана и другими. Результатами этих встреч становились формальные и неформальные соглашения о взаимодействии по широкому спектру проблем, представляющих взаимный интерес.

Конечно, набор вопросов, которые обсуждались в ходе переговоров на уровне спецслужб, как и содержание достигнутых договоренностей, были различными, зависели от интересов той или иной страны, и не все подлежит огласке. Но о некоторых следует рассказать.

В разговорах с польскими коллегами наибольшее внимание уделялось проблемам поиска документов о польских военнопленных, трагически погибших в Катыни, Козельске, Осташкове, деятельности КГБ в Польше, вывода советских войск с территории этой страны. Представители Аргентины наибольший упор делали на вопросы взаимодействия в сфере борьбы с наркобизнесом и терроризмом, где у них имелся большой опыт.

Руководство Службы информации и военной безопасности Италии активно помогало нам в поиске достоверных данных о судьбе пропавших в Югославии советских журналистов Геннадия Куринного и Виктора Ногина.

Особый вопрос — возвращение в страну наших парней, используемых как политическая разменная монета, дважды преданных в Афганистане.

Я быстро обнаружил, что вокруг этой очень острой проблемы немало искренних и разных помощников и политиков. Царит разнобой и спекуляция. Кто-то с кем-то договаривался. Кто-то хотел лететь, чтобы договориться. Кому-то нужны были деньги для выкупа, кому-то — самолет, кому-то — гарантии безопасности… Все занимались, а результат был крайне незначительным. КГБ, а точнее, ПГУ могло бы стать координирующим центром, естественно, опирающимся на дипломатическую активность МИДа.

В начале октября мною был подписан приказ о создании в рамках ПГУ специального отдела по розыску, вызволению и возвращению на Родину военнопленных, заложников и пропавших без вести советских специалистов в ходе боевых действий в Афганистане и других регионах. В имевшемся в ПГУ списке было более трехсот человек, и существовала надежда, что многие из них живы. Работа в этом направлении была связана с большим риском для сотрудников Комитета. Я не считал возможным, что КГБ может здесь поскупиться. Например, одного из освобожденных вызволили за 12 миллионов афгани. Однако надо было отдавать себе отчет в том, что все наши действия будут неэффективными, если мы не наладим сотрудничество со спецслужбами Пакистана и Соединенных Штатов. Я считаю, нам удалось продвинуться в этом направлении. Помог и приезд моджахедов в Москву.

О контактах с представителями центральной разведки США следует сказать особо, хотя бы в силу беспрецедентности самих этих контактов. В развитие договоренностей, достигнутых с госсекретарем США, 2 октября 1991 года Председатель КГБ впервые в истории принял видных представителей ЦРУ. Я был согласен со словами, произнесенными тогда послом Соединенных Штатов в Москве Робертом Страуссом: «С точки зрения нашего правительства, это не обычная встреча, а начало нового процесса, который откроет новые перспективы для двух стран и для всего мира». Мы действительно вступали в новую эру взаимоотношений, основанных на возможности реального сотрудничества. Основные направления этого сотрудничества были определены в Москве, а их конкретное наполнение — 26 октября—2 ноября в Вашингтоне, где по приглашению ЦРУ находилась делегация советских служб безопасности и разведки во главе с моим заместителем Федором Мясниковым. Сотрудники КГБ также впервые в истории перешагнули порог штаб-квартиры Центральной разведки в Лэнгли. Советские представители встретились с исполнявшим тогда обязанности директора ЦРУ Ричардом Керром, с ответственными работниками его ведомства и Федерального бюро расследований. В качестве приоритетных направлений сотрудничества были определены борьба с наркобизнесом, терроризмом, организованной преступностью, контроль за распространением ядерного оружия. Объединение усилий двух государств открывало хорошие перспективы для того, чтобы снизить угрозу этих поистине глобальных вызовов.

Но, конечно, направления взаимодействия с каждой спецслужбой учитывали как их, так и наши интересы. Стремиться к какой-то универсальности не имело смысла. Но общих, хорошо известных глобальных проблем, которые с большим успехом могли быть решены во взаимодействии со службами безопасности всех государств, было немало.

Для нашей страны, как и для других стран Восточной Европы, характерно стремление организованных преступных групп переносить свою деятельность на экономически более развитые страны. Используя эмиграционные каналы, современные средства связи, транспортировки товаров и перевода денежных средств, преступные формирования, действующие на территории республик бывшего Союза, приступают к созданию своих зарубежных анклавов. Осенью 1991 года члены более 10 действовавших в СССР преступных групп совершали довольно интенсивные «гастрольные» поездки в европейские страны. Их активность на территории некоторых стран (в частности, в Германии, Венгрии, Финляндии) уже начинала вселять опасения. Обычно эти группы начинали там с рэкета в отношении выходцев и туристов из СССР, а затем стали угрожать и коренному населению, обладая возможностью осуществлять самый широкий набор операций — от заказных убийств до транспортировки наркотиков, оружия и, что вызывало наибольшую тревогу, радиоактивных веществ.

Вместе с тем, являясь невольным «экспортером» организованной преступности за рубеж, наша страна сама все больше становилась объектом деятельности зарубежных преступных сообществ. Беспокойство вызывала и безопасность соотечественников, выезжающих в другие государства.

Растущую тревогу внушала проблема незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ. Известно, что около 1/3 мирового производства наркотиков приходится на страны, граничащие с республиками нынешнего СНГ. То, что еще недавно рассматривалось у нас как отдаленная угроза и головная боль для одного лишь Запада, стало явью. С 1985 по 1990 год правоохранительными органами было пресечено 1597 попыток контрабанды и транзита наркотиков, конфисковано около 16 тонн наркотических средств. Можно было с абсолютной очевидностью предполагать, что с большей открытостью в экономике и политике наркообстановка существенно осложнится. Наш рынок может стать привлекательным для международных наркосиндикатов, а отечественный наркобизнес, в свою очередь, попытается стать конкурентоспособным — прежде всего на Европейском континенте.