На берегу великой реки

Как только дверь кабинета закрылась, Порфирий Иванович театрально воздел руки кверху и простонал:

– Бог мой! Я решительно не понимаю современных молодых людей. О чем они думают? Куда стремятся? Что из них получится? Оболтусы!

Опустившись в кресло и не обращая внимания на застывшего у дверей Иуду, он продолжал:

– Ярославль – это вообще скопище мошенников и плутов. В этом я больше чем убедился, живя здесь, к сожалению, целую четверть века. Вот, изволите ли видеть: был я недавно, проездом через Москву, на приеме у его сиятельства графа Сергея Григорьевича Строганова, высокочтимого попечителя нашего учебного округа. Вхожу к нему, представляюсь, как полагается. А он меня сразу словно обухом по голове: «Ах, вы из Ярославской гимназии? Говорят, у вас все ученики – разбойники. Правда ли это?» Каково мое положение: разбойники! А ведь я их воспитываю, я за них перед богом, царем и отечеством ответственность несу. Ну, разве не разбойник этот самый Некрасов, скажите мне?

– Сущий разбойник-с, Порфирий Иванович, хоша и дворянский сын, – переступая с ноги на ногу, подтвердил Иуда. – И стишки эти поганые давно маракует. В тетрадях у него лично обнаруживал…

Словно только теперь заметив присутствие надзирателя, Величковский устремил взор на него:

– Стишки, говорите? Вот вы и распорядитесь, Серапион Архангелович. В среду. Вне всякой очереди! А также личность соучастника установите. Непременно.

Иуда подобострастно склонил голову:

– Все будет исполнено, Порфирий Иванович! В самом акурате-с…

Среда была судным днем в гимназии. В среду секли розгами виноватых и невинных, секли у крыльца черного входа, около колокольчика, возвещавшего начало и конец занятий…

Выйдя из кабинета, Николай твердо сказал себе: «Нет, он больше не ляжет на холодную, с острыми занозами плаху-скамью. Довольно! Хватит!»

Решение это пришло как-то сразу. Никакая сила не заставит его теперь явиться на позорную экзекуцию. Будь что будет!

Хорошо бы скрыться, убежать куда-нибудь. Но куда? К пиратам, на море? Ничего не выйдет. Даже до самого ближайшего моря ой-ой как далеко. Да есть ли там теперь пираты? Храброго Конрада давным-давно нет. И Байрон умер – вдали от родины, в Греции, защищая ее свободу.

Нет, никуда не убежишь, никуда не скроешься. Одно только и остается: быть похожим на отважного Конрада, ничего не бояться, ни перед чем не отступать! И он станет таким – гордым, храбрым. Даже отец ему теперь не страшен. Пускай гневается, пускай кричит – все равно не будет Николай под розгами. Никогда!

Серое небо

В бильярдной накурено донельзя. Духота. В сизом воздухе – топор вешай. По зеленому сукну катаются и сухо щелкают блестящие желтовато-белые шары. То и дело слышатся возгласы:

– Дуплетом в угол!

– От борта к себе е середину!

Сегодня среда. Верный себе, Николай не пошел в гимназию. Он здесь, в бильярдной. Играет с молодым, но уже отрастившим себе пышные усы подпоручиком, прибывшим в отпуск с Кавказа. Подпоручик близорук. Его удары неточны, шары упорно не хотят падать в лузу. Но зато амбиции у него – хоть отбавляй!

– Вы – мальчишка, – высокомерно твердит он, делая очередной «мазок». – Имейте в виду: играю с вами исключительно ради времяпрепровождения. Просто нет подходящего партнера. А если возьмусь всерьез, от вас, милейший, пух полетит, как от щипаного гуся!

– От двух бортов в угол налево! – словно не слыша обидных слов, объявляет Николай и уверенной рукой отводит кий назад. Звонкий меткий удар. Шар в лузе. Подпоручик раздраженно барабанит тонкими пальцами по краю неуклюжего бильярдного стола на толстых, похожих на медвежьи лапы ножках.

Скоро год с тех пор, как Николай стал завсегдатаем бильярдной трактира «Царьград». Произошло это так. Приехав в Ярославль, братья Некрасовы поселились в нижнем этаже большого купеческого дома на Воскресенской улице, по соседству с гимназией. В гимназический пансионат отец их не отдал: «Очень уж дорогое удовольствие, снять квартиру – куда дешевле».

Для наблюдения за сыновьями Алексей Сергеевич приставил к ним дядьку, своего лакея Кондратия. Это был уже немолодой человек, видавший на своем веку всякие виды. Он постиг даже грамоту и постоянно читал потрепанную книжку про Еруслана Лазаревича. Не обременяя себя никакими заботами, Кондратий выдавал баричам каждое утро по тридцать копеек на пропитание: «Покупайте сами, что душе угодно!» Сообразительный дядька вскоре пристроился на должность маркера в бильярдной при соседнем ресторане «Царьград». И потекла у него привольная жизнь. «Рубаха пике и нос в табаке», – самодовольно похвалялся он знакомым лакеям. А где деньги – там вино. Поэтому Кондратий редкий день бывал трезвым, или, по его выражению, тверезым.

– Где ты пропадаешь? – сердито спросил его однажды Николай.

Кондратий плутовато заулыбался:

– А уж в таком ли, Миколай Лексеич, интересном заведении, что и вам бы не грех туда заглянуть. Сущее наслаждение для души.

Он привел Николая в бильярдную и очень скоро обучил его игре. Ученик был не из бездарных. Уже через какой-нибудь месяц он имел вполне приличные для начинающего успехи.

И вот сейчас Николай обыгрывал подпоручика. Тот нервничал все больше. Лицо его горело. Резким движением он расстегнул мундир и небрежно бросил его стоявшему в углу денщику, седоусому солдату с медалью на груди.

Началась новая партия. Николай опять вышел победителем.

– Не пожелаете ли еще одну? – простодушно спросил он партнера, натирая мелом кончик кия.

– Нет! – неприятно взвизгнул подпоручик. – Довольно! Финита ля комедиа! [16] Мне надоело. Хочу только спросить господина гимназиста: как он сюда попал? Не следует ли поставить в известность об этом директора гимназии?

С грохотом бросив кий в угол, подпоручик круто повернулся к денщику:

– Надевай!

Старый солдат поспешно шагнул вперед, бережно растянув обеими руками мундир.

– Как держишь? Как держишь, спрашиваю? – захрипел вдруг подпоручик. – Скотина! Я тебя научу!

И плотно сжатый кулак обрушился на солдат «скую скулу. Алые струйки потекли изо рта старого денщика. Жалобно, как ребенок, он простонал:

– Ваше благородие, ваше благородие! За что?

– Как вам не стыдно? – возмущенно сверкнув глазами, крикнул Николай.

От неожиданности подпоручик растерялся. Но вслед за тем его длинные пальцы больно ухватили Николая за ухо:

– Щенок, мальчишка!

Собрав все силы, Николай резким рывком толкнул офицера в грудь.

– Ах, ты так! – задохнулся подпоручик, и, отпустив ухо, начал хлестать Николая по щекам.

Неожиданно дверь бильярдной с шумом отворилась настежь. На пороге стоял Алексей Сергеевич. Левая половина лица его дергалась.

На квартиру возвращались молча. Отец – впереди, Николай – поодаль, сбоку, дядька с понуро опущенной головой – сзади…

Моросил мелкий надсадный дождь. Погода испортилась. Ненастье грозило стать затяжным. На верховой Волге это не редкость. Если уж поплыли низкие облака с севера, значит раньше чем через неделю солнышка не увидишь. Серое скучное небо. Мокрые, простуженно каркающие галки.

Уж не сентябрь ли на дворе? Не спутала ли сроки природа?

Весной Алексей Сергеевич редко выезжал из Грешнева. С утра до ночи метался по полям, ругал на чем свет стоит старосту Ераста: то почему овес поздно сеют, то почему репу рано сажают, таскал мужиков за бороды, хлестал арапником.

Но на этот раз его соблазнил отправиться в город капельмейстер домашнего духового оркестра, отставной унтер-офицер Гонобоблев.

– И чего ради мы на одном-едином месте трубим? – с опухшим от беспробудного пьянства лицом философствовал он. – Что есть духовой оркестр? Это есть тонкое искусство! Оно должно звучать благороднейшим образом повсюду. Вот, к примеру сказать, свадьба. Что есть свадьба? Свадьба есть торжественный семейный обряд. Без музыкального веселья тут никак не обойдешься. Следовательно, оркестр беспременно требуется. А мы им в ответ: четвертную на бочку! Со временем не токмо все расходы на инструмент окупятся с лихвой, но еще и прибыль будет немалая.