Мемуары дипломата

В это же время происходили переговоры с Румынией, Грецией и Болгарией, и сначала слова Г. Братиано позволяли нам надеяться, что Румыния последует примеру Италии. Зная, что Италия находится накануне объявления войны Австрии, она, однако, упустила благоприятный момент весною 1915 г., когда в руках русских были самые важные карпатские высоты и когда ее выступление совместно с русской армией могло бы спасти положение. Успех военных действий перешел на сторону Германии, и чем дальше отступали русские, тем менее была расположена Румыния бросить перчатку центральным державам. Но, помимо военных вопросов, переговоры о политическом соглашении, ценой которого она хотела вмешаться, затянулись на целые месяцы. Братиано требовал Прут и Тиссу, как свою будущую границу, что означало включение в состав Румынии Буковины и Баната.

С точки зрения своих национальных интересов Россия сильно противилась отдаче Румынии всей Буковины и, как и союзники, не хотела расширить ее границ до самого Белграда, обещав ей весь Банат. Но необходимость — суровый учитель, и мы не могли рисковать тем, что Румыния разрешит Германии перевозить через свою территорию военные припасы туркам. Сазонов первый сделал уступку, согласившись отдать ей большую часть Буковины, а затем, поддавшись настояниям союзников, он уступил в вопросе и о Банате. Последняя уступка послужила поводом к некоторым условиям, выставленным сэром Э. Греем с целью охраны интересов Сербии и защиты ее столицы, а также к соглашению, что союзные державы компенсируют Сербию, облегчив ее об'единение с Кроацией, если последняя согласится. Далее Сазонов поставил условием, чтобы Румыния выступила в течение пяти недель. Братиано отказался от этого условия. Он соглашался заключить политическое соглашение на вышеприведенных основаниях, но настаивал, что дата выступления должна зависеть от военного положения, и что условия этого выступления должны быть закреплены военной конвенцией.

Военное положение в конце июля было действительно таково, что Братиано был прав, говоря, что выступление Румынии в данный момент повело бы к большому несчастью для нее. Если бы нам удалось завербовать Болгарию на нашу сторону, положение было бы иное: ее вмешательство так улучшило бы дело, что Румыния могла бы решиться на риск выступления. С другой стороны, уверенность в совместном выступлении Румынии облегчила бы значительно наши переговоры с Болгарией. Но мы, как говорил мне Сазонов, вращались в заколдованном кругу. Мы, по его словам, все время старались удовлетворить всех, и это нам не удавалось, потому что, удовлетворяя одно из Балканских государств, мы оскорбляем другое. Мы поэтому должны были решить, которое из них окажет нам самую существенную поддержку, и которое своим присоединением к неприятелю представит для нас наибольшую опасность. Греция пользовалась всяким предлогом, чтобы избежать необходимости помочь Сербии, и поэтому нельзя было надеяться на ее помощь, но если бы она перешла на сторону Германии, ее берега были бы открыты для союзного флота. Сербия, с другой стороны, никогда не заключит договора с центральными державами, и, если бы она не начинала наступления на Австрию, это тоже не имело бы для нас большого значения. Единственным важным фактором была Болгария. Форсирование Дарданелл было вопросом жизненного значения для России и по политическим и по национальным основаниям, и помощь болгарской армии значительно облегчила бы исполнение этой задачи. Он уверял поэтому, что мы должны сконцентрировать все наши усилия, чтобы обеспечить себе эту помощь, даже с риском оскорбить другие государства.

Британское правительство с самого начала учло важность помощи Болгарии, но, несмотря на свои неутомимые усилия, ему не удалось убедить правительства Белграда и Афин в необходимости пожертвовать кое-чем, чтобы заручиться ею. Греция отказалась отдать Каналу, Сербия заявила, что она не может уступить национальной территории без согласия Великой скупщины, которую невозможно было созвать из-за войны. Румыния, с другой стороны, соглашалась на уступку, при известных условиях, Добруджи и Балчика. Во время этих переговоров сделалось очевидным, что помощь Болгарии можно купить не меньшей ценой, чем уступкой ей так называемой бесспорной зоны в Македонии. Эта зона по Сербо-болгарскому договору 1912 года была признана болгарской, но после второй Балканской войны отошла к Сербии по Бухарестскому миру.

В конце июля было решено, по предложению сэра Эдуарда Грея, что представители союзников в Белграде должны настоятельно посоветовать Сербии согласиться на эту уступку по окончании войны взамен немедленного выступления Болгарии. Они должны были добавить, что союзники обещаются обеспечить Сербии такую обширную компенсацию, которая вполне удовлетворит ее политические и экономические стремления и гарантирует ей сохранение ее территориальной границы с Грецией. С целью придать больше веса этому совету, я получил инструкции испросить аудиенцию и указать его величеству, чтоб он напомнил принцу-регенту, что он в начале войны передал судьбу Сербии в руки царя, и что весь успех войны подвергается опасности, если сербское правительство откажет в нашем требовании.

28 июля царь принял меня в аудиенции, и после того, как я об'яснил ему положение вещей, он сказал, что вполне понимает значение помощи болгарской армии для успеха наших операций в Дарданеллах. Но он не может, однако, послать такой телеграммы принцу-регенту. Совершенно верно, что мы начали войну из-за Сербии, но Сербия была нашим союзником, и мы не очень хорошо с нею обращались. Мы, не спросившись ее, пожертвовали некоторыми ее очень важными интересами с целью удовлетворить Италию, а теперь мы собираемся отдать Румынии Банат. Отказ принца-регента, прибавил царь, поставил бы его в очень затруднительное положение.

Я ответил, что героизм Сербии вызывает наше беспрерывное восхищение, и что мы вполне ценим заслуги, оказанные ею в первые стадии войны, но что уже несколько месяцев она не предпринимает никаких серьезных действий. Союзники, с другой стороны, не переставали приносить огромные жертвы, и Сербия не может ожидать, чтобы поступали так до бесконечности, не требуя жертв и с ее стороны. Как бы мы к ней хорошо ни относились, мы вполне вправе потребовать от нее уступку, которая бы уменьшила срок войны. Во время первой Балканской войны главным об'ектом ее притязаний был выход к Адриатическому морю, а не Македония, а сейчас ее честолюбие будет удовлетворено в такой мере, какой она никогда не ожидала. Более того, Македония принадлежит Сербии только с лета 1913 года, тогда как до этого она была признана болгарской областью царем Александром II в 1877 году и самой Сербией в 1912 г. Кроме того, мы просим у ней сделать лишь необходимое для ее собственного спасения, ибо, в случае присоединения Болгарии к центральным державам, ее собственное существование будет находиться под угрозой.

То, что я сказал, подействовало на царя, и он обещал пересмотреть вопрос, прибавив, что ему легче было бы действовать, если бы король Георг, президент Пуанкаре и итальянский король послали бы такие же телеграммы принцу-регенту. Сазонов, которому я передал содержание этого разговора, всецело присоединился к просьбе царя, которая затем и была принята. Сазонов заметил также, что он очень рад, что я говорил таким образом, потому что все симпатии царя были на стороне Сербии.

Ответ Сербии на заявление, сделанное ей всеми державами, носил характер компромисса. В принципе она принимала его, но представила ряд ограничений, которые сводили ее согласие на-нет, так как болгары соглашались только на всю бесспорную зону. Союзным договором, заключенным весной 1913 года, Греция и Сербия сговорились не уступать никаких областей к западу от Вардара. Греция, которая рада была избегнуть необходимости оказать помощь, которую она обещалась оказывать по договору, требовала выполнения этого пункта; хотя переговоры в Софии и в Белграде продолжались, каждый лишний день делал виды на будущее все безнадежнее и безнадежнее. Позиция России во время второй Балканской войны не была забыта в Софии, а после падения Варшавы и Ковно союзники, казалось, были обречены на неудачу. Король Фердинанд, все время интриговавший с центральными державами, не хотел связывать себя с терпящей поражение стороной, особенно, когда Германия обещала уплатить вдвое, чем давали союзники за ее помощь. Кроме того, наши предложения казались вообще туманными. Только абсолютная уверенность Болгарии в передаче ей бесспорной зоны могла еще остановить ход событий, а в армии была популярна мысль об уплате старого долга Сербии.