Самоубийство Владимира Высоцкого. «Он умер от себя»

– Володе плохо. Бери билет и возвращайся.

Я сразу же села в поезд…

И с приезда началось… Практически ни дня Володя не бывал трезвым. Если и был, то один какой-то день. Он все время был в каком-то болезненном состоянии. Все время что-то болит – то рука, то нога… То есть очень больной человек… И тем не менее были и концерты, и спектакли… Как он работал, я не представляю».

Барбара Немчик тоже чувствовала приближение трагического финала: «Володя приехал в очень плохой форме. Потом стало немного лучше – были спектакли, концерты… Но в принципе, до моего отъезда во второй половине июня – все было плохо.

Однажды я сидела в кабинете и собирала свои вещи. Володя вошел и с отчаянием сказал:

– Ты знаешь, мне ничего не осталось кроме пули в лоб.

Я начала возражать, но он меня перебил:

– Ты же сама прекрасно все понимаешь…

У него было просто страшное лицо. И тогда я поняла, что приближается конец».

Но даже в таком состоянии Высоцкий, когда мог, делал добрые дела. Юрий Любимов вспоминал: «Я очень сильно болел, и так случилось, что моя жена с сыном были в Будапеште (моя жена – венгерка). Я был один и лежал с очень высокой температурой – за сорок. И был в полубессознательном состоянии, но слышу – кто-то настойчиво звонит. Я по стенке, по стенке долго-долго шел. Звонит еще – знал, видно, что я дома, и думает – почему не открываю? Я открыл, зашел Владимир. Увидел меня в таком состоянии и говорит:

– Как же так? Вы – один?

– Ничего, ничего… Я как-нибудь отосплюсь, Володя.

– А что у вас?

– Не знаю, просто температура очень высокая.

Но Владимир увидел, в каком я состоянии, сказал: «Подождите» – и уехал. Я даже не помню, сколько времени его не было.

Привез мне какой-то сильный антибиотик. И я глотал это лекарство через каждые четыре часа. Действительно, через два дня температура спала».

Этот антибиотик в середине июня раздобыла Барбара Немчик в американском посольстве в Москве.

Отсчет последних недель жизни Высоцкого начался с 18 июня, когда он по предложению концертного администратора Владимира Гольдмана приезжает на гастроли в областной Калининград. С 18 по 22 июня Высоцкий дал 22 концерта. Надо было давать по три концерта в день. Вел концерты Николай Тамразов, художественный руководитель Творческой мастерской сатиры и юмора Москонцерта. Он вспоминал: «К этой гастроли я сначала не имел отношения и был занят в Москве подготовкой к выступлениям на Олимпиаде артистов разговорного жанра. Но звонит Гольдман из Калининграда: «У Володи сильно болит горло, неизвестно, будет ли петь. Нужно спасать ситуацию». Я бросил все и прилетел. В первом отделении во Дворце спорта выступали «Земляне», во втором Володя. Но он запаздывал, и я стал общаться с публикой, потому что «Земляне» отказались спеть еще пару песен в ожидании Высоцкого. И тут Володя выбегает на сцену, обнимает меня: «Здорово, Тамразочка!» И вроде бы все ничего. И настроение у него хорошее, но мы уже знали, что здоровье у него оставляет желать лучшего… Володя работал на износ. Но ему нужны были в тот момент деньги. Каждый день мы обсуждали его творческие планы, мы просиживали до трех-четырех часов ночи, чаи гоняли. Потом вставали днем: первый концерт начинался в три или четыре часа, второй – в пять и третий – в семь вечера. Почти все эти пять дней Володе было плохо. На последнем выступлении он уже не мог петь, голос превратился в сплошной хрип. Но он все же вышел к зрителям, развел руками: «Извините, сами видите – не могу…» И в течение часа отвечал на вопросы и рассказывал о своих творческих планах. Когда он ушел со сцены, звукорежиссеры включили фонограммы песен с его предыдущих концертов. Володя минуты полторы смотрел в зал из-за кулисы, повернулся ко мне со счастливым лицом: «Тамразочка, они слушают, они не уходят». Это случилось на последнем, 22-м концерте.

У Владимира Гольдмана картина последнего концерта вышла не столь благостной: «Мы отработали четыре дня, на пятый – перед последним концертом  – Володя говорит:

– Я не могу. Не могу больше работать.

А потом спрашивает:

– А тебе очень нужно?

– Володя, откровенно говоря, – надо. Если ты сможешь… Пять тысяч человек приехали из области…

– Ну ладно, я буду работать, только без гитары.

– Хорошо, гитару оставляем здесь.

На сцену вышел Коля Тамразов и сказал, что Владимир Семенович Высоцкий очень плохо себя чувствует:

– Петь он не может, но все равно пришел к вам. Он будет рассказывать и читать стихи. Вы согласны?

Все:

– Конечно!

И впервые Володя работал концерт без гитары: час стоял на сцене и рассказывал. Муха пролетит – в зале слышно…

А с нами в Калининграде работали «Земляне»… И они должны были заканчивать концерт. Володя – на сцене, а они за кулисами стали бренчать на гитарах. Я подошел, сказал:

– Ребята, потише, Владимир Семенович плохо себя чувствует.

Раз подошел, второй, а один сопляк говорит:

– Да что там… Подумаешь, Высоцкий?!

– Что?! Ах ты – мразь! Ничтожество! Если услышу хоть один звук!

И только я отошел, он снова – дзиньк! Я хватаю гитару и ему по голове! А они все четверо человек – молодые, здоровые жлобы – накинулись на меня. Я один отбиваюсь от четверых этой гитарой… Тут Коля Тамразов спускается по лестнице, увидел, бросился ко мне!

– Сейчас Высоцкий скажет в зале только одно слово – от вас ничего не останется!

Ну, тут они опомнились, разбежались…»

Василий Акимович Чепрасов, в то время – заместитель начальника УВД Калининградской области и большой поклонник творчества Высоцкого, тоже присутствовал на этом последнем калининградском концерте. Высокие милицейские друзья в Москве давно уже сообщили ему, что Высоцкий болен и сидит на игле. Поэтому состояние актера Чепрасова не удивило: «На последнем концерте запомнился мне артист бесконечно усталым человеком. Хотя внешне он выглядел, в том числе и благодаря облегающему фигуру летнему джинсовому костюму, как всегда статно и модно… Приблизившись к рампе, Высоцкий вдруг неожиданно для собравшихся заявил: «Сегодня я петь не буду. У меня нет настроения. Лучше я вам расскажу о Театре на Таганке, о его спектаклях, о своих творческих планах и отвечу на вопросы». Как только он начал свой рассказ, из зала посыпались записки. Высоцкий тут же начал их зачитывать и отвечать на вопросы».

Сопровождавший Чепрасова майор милиции Семен Кушнеров дополнил рассказ своего начальника рядом красочных деталей: «Рассказывал артист много интересного, но в тот день в зале была, видимо, не его публика…

Тишина в зале постепенно стала переходить в гул, послышался свист, спорадические выкрики: «Кончай сказки! Пой! Что дурачишься, напился, что ли?»

Развязка наступила неожиданно. Очередная записка была такого содержания: «Кончай трепаться. Начинай петь!» Как и предшествующие, Высоцкий прочитал ее вслух, на какое-то мгновение он умолк и растерянно посмотрел в зал. Но затем, как бы спохватившись, бросил записку на пол, повернулся и скрылся за занавесом».

О том же сообщил и композитор Николай Луганский, помогавший организовать концерты в Калининграде: «Наступил последний концерт в Калининграде. Самый последний. Высоцкий чувствовал себя очень плохо. Об этом он и сказал публике, выйдя на сцену. Извинившись за свое состояние, предложил вместо исполнения песен рассказы о своем творчестве, о ролях, о работе в театре и кино. Блистательный, остроумный рассказчик и импровизатор, он рассказывал, показывал сцены, читал знаменитый монолог Гамлета. Кто, когда и где мог бы все это слышать и видеть?! Выступление Высоцкого прервал пьяный окрик из зала:

«Кончай болтать, бери гитару и пой!»

Высоцкий остановился, долго смотрел в притихший зал и ушел за кулисы.

Я с трудом сдерживал в дверях толпу пьяных «поклонников». Жестко и твердо остановил Высоцкий прорвавшуюся за кулисы публику: «Выступать не буду».

В закулисной комнатке он сидел, потрясенный свершившимся, прижимал гитару, как будто кто-то хотел ее отнять. В глазах были слезы».