Дела и люди века: Отрывки из старой записной книжки, статьи и заметки. Том 1

Независимо частных резолюций, на лицевой стороне доклада император Александр II собственноручно начертал: «Сообщить военному министру то, что касается военной части».

Генерал-адъютант Милютин, получив высочайшее повеление. 18-то апреля представил государю следующие главные основания отбывания татарами воинской повинности.

Общая численность крымских татар простирается до 60 000 душ мужеского пола. С этого числа, при наборе пяти с половиною человек с тысячи, будет причитаться 330 рекрут ежегодно, вследствии чего, при шестилетнем сроке службы, число крымских татар в войсках достигло бы, за исключением % убыли, до 1900 человек. Помещая весь контингент в особые части, пришлось бы сформировать особые три кавалерийские полка. Но, так как в подобном увеличении кавалерии в мирное время надобности не предстоит, тем более, что мера эта потребовала бы нового расхода до 500 000 р. в год, то и полагалось бы: 1) из общего числа новобранцев из крымских татар ежегодно назначать до 150 человек, желающих служить в коннице на собственном коне, в состав особого крымского эскадрона, нарочно для того формируемого. 2) Новобранцев этих содержать в эскадроне до десяти месяцев, т. е. с января по 1-е ноября, отпуская их, после этого, вместе с лошадьми по домам. В последующие затем два года собирать их при эскадроне на три летних месяца для занятий. 3) Прослуживших таким образом три года зачислять на остальные 12 лет в запас, призывая их в течение этого времени, два или три раза для занятий при эскадроне на срок до четырех недель. 4) Остальных затем татарских новобранцев назначать на службу в ближайшие полевые полки на общем основании. 5) Новобранцы, поступающие в крымский эскадрон, обязаны являться на собственном коне и с собственным седлом и прочим конским убором, но обмундирование и оружие им выдается от казны.

Предположения эти высочайше одобрены и к осени 1874 года крымский эскадрон учрежден. Но подобная мера, как она ни была гуманна и соответственна обстоятельствам, к сожалению, не могла удовлетворить вполне татарского населения. Были довольны люди зажиточные, которые могли являться на службу с своим конем и конской сбруей. Но бедные, подлежавшие отправлению в войска на общем основании, конечно, не сочувствовали ей, и глухое брожение среди татар не прекращалось.

Правда, общее выселение татар из Крыма усилиями князя Воронцова было остановлено, но одиночный уход молодых татар, опасавшихся поступления в службу, и побеги усилились. В одном официальном донесении говорилось: «Бегство татар совершается в Гурзуфе, Севастополе, Евпатории и Судаке. Пробираются они по ночам, в одиночку или по нескольку человек, и турецкие баркасы, плавающие около наших берегов для ловли дельфинов, принимают их и перевозят в Турцию».

Осенью 1874 года, находясь в Крыму, я был в Гурзуфе. Это — татарская деревня, на южном берегу Крыма, в 11-ти верстах от Ялты и 30-ти от Алушты, амфитеатр скал, утесов и громадных камней, оторванных вулканическим извержением от хребта Яйлы и разбросанных на большом пространстве до самого моря, с прилепившимися к ним татарскими домиками и хижинами. Вот выдается в море и склоняется над его волнами высокий конический утес, на котором еще видны следы старинной крепости, обломки стен и лестницы. Вот тихая гурзуфская бухта, закрытая отвесной скалой Аю-Дага, у подошвы которой тихо плещутся волны и баюкают, как в колыбели, приютившиеся в бухте рыбацкие лодочки с садками сребристой кефали. Вот семья скатившихся в море, еще во время вулканического извержения, каменных игол-пирамид, возвышающихся над беспредельной водной равниной до 170 футов. Вот само беззаботное и игривое как дитя, серо-синее как дым, безбрежное Черное море, спокойно катящее свои исполинские валы, под ярким горячим лучом полуденного солнца, и мерным, ровным прибоем расстилающее их по берегу, и вот вдали на этих волнах качаются два-три морских судна… Это — турецкие фелуки, охотящиеся в наших водах на дельфинов, а при случае забирающие и татар.

Я видел, что фелуки эти появлялись, большей частью, на одних и тех же местах. Порой на них как будто появлялись условные знаки: днем реял какой-то странный флаг, ночью выкидывался фонарь с разноцветными огнями. В ответ на эти сигналы на плоских крышах, двух-трех домов, как говорили, служивших притонами для беглецов, раскидывались простыни, на высотах гор зажигались небольшие костры, в прибрежных ущельях скал раздавались выстрелы или протяжный дикий крик. Раза два мне приходилось встретить идущих с гор чабанов, зашитых в свои бараньи куртки, с ножами у пояса и кожаными футлярчиками с молитвами из корана на перевязи через плечо, в буйволовых сандалиях и остроконечных надвинутых на брови бараньих шапках, раза два мне приходилось встретить собравшуюся в дорогу сельскую молодежь, в сопровождении родственников, женщин и детей. С теми и другими шел известный ходжа. Я спрашивал, кто это? Мне говорили, что это люди, уходящие на заработки. Между тем, как впоследствии оказывалось, это были беглецы, молодежь, уходившая в Турцию, чтобы не служить в русских войсках.

По официальным сведениям, в течение 1874 года (с 1-го января по 1-е ноября) бежало татар: из Ялтинского уезда — мужчин 193, женщин и детей 32, из Симферопольского — мужчин 78, из Феодосийского — мужчин 80, Перекопского — мужчин 9 и Евпаторийского — мужчин 61, женщина 1, всего 474 человека. Беглецы были преимущественно призывного возраста (21 года).

С началом призыва, первого призыва в 1874 году, мне пришлось быть в ялтинском и симферопольском воинских присутствиях при вынутии жребия на прием в службу татар. Они являлись в присутствия без понуждении, зорко, с напряженным вниманием следили за всем, что происходило в присутствиях. Подлежавшие призыву вынимали жребий или сами лично, или через стариков и волостное начальство, безо всякого стеснения и боязни, за исключением горных чабанов, которые со страхом и недоверием подходили к столу присутствия, понурив голову и смотря на всех исподлобья. При раздевании татар для освидетельствования и приема, некоторые из них стеснялись раздеваться вследствие прирожденного чувства стыдливости, но выказанное ими при этом замешательство, кроме одного случая, в сопротивление властям не переходило. Но, за всем тем, общий результат первого приема новобранцев из татар в 1874 году нельзя назвать благоприятным. Принято на службу во всех присутствиях Таврической губернии 203 молодых татарина, не явившихся же к освидетельствованию, по вынутым младшим нумерам, было 130 человек, т. е. более 68 процентов общего числа поступивших на службу. Неявившиеся к призыву заменены другими не были.

В 1875 году, уход татар продолжался, хотя и не в таких, как прежде, значительных размерах. Это вызвало новую командировку. На этот раз в Крым был отправлен директор департамента полиции исполнительной, тайный советник Косаговский, которому было поручено, независимо от мер, необходимых для усиления надзора за крымскими берегами, найти средства успокоить татарское население. Г. Косаговский, по возвращении в Петербург, мог предложить только меры, которые следовало бы принять много и много лет назад, а именно: а) постараться привлечь на свою сторону мусульманское духовенство, т. е. не трогать до времени вопрос о вакуфных имениях; б) порешить как можно скорее вопрос об отобранных у татар землях; в) постановить, что татары, живущие на помещичьих землях, могут быть удаляемы не иначе, как при существовании письменных условий; г) издать сборник на татарском языке, который ознакомил бы татар с их правами и обязанностями и д) устроить пути сообщения в горной части Крыма и по берегу моря от Судака до Алушты.

Предложенные г. Косаговским меры оказались буквальным повторением того, о чём ходатайствовал князь С. М. Воронцов.

Предложение г. Косаговского передано было на обсуждение особо учрежденной для того комиссии, которая полагала, прежде чем будут приняты какие либо другие меры, на первый раз: 1) даровать помилование бежавшим в Турцию татарам, за исключением тех, которые бежали, уклоняясь от воинской повинности, или совершили, помимо побега, другое какое-нибудь уголовное преступление; 2) отменить сбор на содержание крымско-татарского эскадрона; 3) воспретить иностранным судам производить рыбный и звериный промыслы в черте наших территориальных вод и не дозволять им приставать к крымским берегам для жиротопления и рыболовного промысла и 4) учреждение крейсеров и усиление береговой таможенной стражи.