За кулисами

«Сожалею, что Вам пришлось ждать!» — Цейлер выскочил из офиса, чтобы пожать мне руку. Он сразу включил видеомагнитофон. На экране появилось добродушное светловолосое лицо Пита Уотерманна, знаменитого продюсера Кайли Миноуг и Рика Эстли.

Оп–ля–ля, — подумал я. Если он как–то связан с этим делом, в этом есть какой–то смысл. Потому что Пит заслуживает моего всяческого уважения. Итог его деятельности в Америке: триста хитов + полтора миллиарда распроданных пластинок = успех больший, чем у меня. Типа, мой учитель. И еще в одном он заслужил золотую медаль, тогда как мне пришлось довольствоваться серебром: он крал, тащил, перерабатывал и копировал песни еще похлеще меня. И сам в этом открыто признавался.

А раз уж он так легко–непринужденно переходил на тему «Укради как Уотерманн», то также с удовольствиемобвинял в этом других. «Полет Валькирий» Вагнера, по его мнению, был переделан на электронный манер и назывался «You spin me around» группы Dead or Alive. А немецкий маэстро времен Барокко Пахельбель, он был в этом уверен, работал для того, чтобы Pet Shop Boys могли спеть «Go West». А песня Beatles «Because» была всего лишь переделанной «Лунной сонатой».

Лишь в одном мы с Питом Уотерманном занимаем равное место: несмотря на его гигантский успех, с ним скандалят так же, как и со мной (что за прелестное чувство!)

Но вернемся в офис Герхарда Цейлера. На экране Уотерманн как раз обслуживал кандидатку в черном платье–кишке: «Эй, детка, садись–ка в машину, да езжай отсюда! Поешь ты отвратительно!»

Эй, да это же прям я, подумалось мне спонтанно.

Затем на экране появился доходяга номер 3918 в рубашке в бело–розовую полоску.

«Что ты хочешь спеть?» — спросили его.

"'Never gonna give you up' Рика Эстли» — прозвучало в ответ. «О, это ж я написал» — обрадовался Уотерманн, а дохляк начал петь:

«… nevergo–honna gi–hiveyou–hu up,

ne–hever go–honna le–het you–hu dow–hown,

ne–hever go–honna ru–hun arou–hounnd

a-hand deseeeert you–huuuu…!»

А дальше — одна минута двадцать девять секунд какофонии в чистом виде. Телесные муки на дыбе — ничто по сравнению с этим.

«Мммм», — произнес Уотерманн с отвращением на лице, — «Кажется, все–таки это писал не я».

Следом появился симпатичный мальчик с номером 1175 на пиджаке, которому понадобилось полминуты, чтобы выговорить собственное имя «Ггггггарет Ггггггейтс». Но что за чудо: его пение было таким грандиозным, что я мог думать только: приходи ко мне в студию, приходи ко мне в студию…

А Уотерманн, словно мое собственное эхо: «Эй, парень, у меня от твоего пения мурашки по коже побежали!»

В таком духе все и продолжалось. Какое клевое шоу, — пронеслось в моей голове. В конце концов, это не было похоже на невыносимое Я–любезничаю–со-всеми.

«Йу–ху, где мне подписать?» — ликовал я. Несколько глупо, ведь Герхард Цейлер еще не сделал мне никакого предложения. С точки зрения тактики мое поведение было суперглупым. Я ведь живу в мире, где все всем спекулируют, словно на базаре, и играют с делами, словно с резиновой лентой.

Но маэстро сказал только: «Окей! Давай руку! Вы сделаете для нас немецкую версию «Поп–идола»! Чего Вы хотите?»

Я назвал сумму, на которую моя маленькая Эcтeфaния дома, в Тетенсене, если бы захотела, смогла бы в последующие двадцать лет каждый день вызывать полицию с мигалками и сиреной.

«Окей, господин Болен, Вы это получите! Я хочу, чтобы все было быстро готово».

Такого со мной не случалось за все двадцать лет работы в шоу–бизнесе. Так быстро. Без «Да и нет». Без «Мы подумаем!» Просто тяп–ляп и готово.

Хомячок по имени Олли.

Через три недели я встретился за обедом в гамбургском супер–пупер ресторане «Генцлер и Генцлер» с Томом Сенгером, правой рукой Цейлера и его лучшим теле–менеджером. Я был удивлен: я ожидал увидеть одного из тех интриганов с телевидения, которые невероятно много болтают, но за этой болтовней ничего не стоит.

Вместо этого передо мной сидел тихий, скромный, задумчивый, очень впечатлительный человек, тип вроде Тома Хенкса, невероятно чувствительного, которого я скорей заподозрил бы в собирательстве почтовых марок, чемв жестоком теле–бизнесе. Оптически — почти что роскошное издание Фила Коллинза.

Я увидел в Томе Сенгере менеджера, готового к принятию решений, когда дело дошло до заказа суши: Я выбрал «No Risk» c кучей авокадо, горошинками сои и кунжутной смесью. А он «Challenge» из пяти килограммов сырой рыбы. И рыбу к ней.

Но в тот момент я не догадывался о том, что глядел на человека, у которого самый лучший нюх на успех на телевидении. И притом, на настоящего друга. Через огонь и воду. В счастье и горе.

«Когда ты смог бы подготовиться с модератором шоу?» — осторожно выспрашивал он, будто я пришел в консультацию по вопросам брака.

Многие люди, которые не заняты в бизнесе, свято верят, что существует целый склад хороших модераторов. Типа: Эники–беники–ели-вареники — сегодня я выбираю тебя! А другие, пожалуйста, шагом марш в коробочку.

Но, к сожалению, для каждой новой передачи режиссер лишь разочарованно перелистывает свой красный маленький телефонный справочник. Чтобы потом снова навязать TUV «типичного–обычного подозрительного субъекта».

Так что за всех приходится отдуваться Кернеру, Бекману, Яуху и Пфлауме. Эти имена уже набили нам оскомину, как трехдневная лежалая солонина.

«Я бы выбрал Олли Гейсена», — сказал я, — «Он молод, он хорошо выглядит. Он каждый день мелет ерунду в своем шоу, но людям он нравится».

Собственно, Олли Гейсен вовсе не заслужил, чтобы я важничал, изображая его промоутера.

Для меня он — просто слабенький мальчуган. На вечеринках он вечно стоял, не зная, куда себя деть. Никто его не узнавал. Как будто он был в шапке невидимке. Когда мы однажды вместе были в ночном клубе «J's», Олли все время подбивал клинья к темноволосой стриптизерше. Я тоже был знаком с ней, потому что она в белых лаковых сапогах под именем Нонны исповедовала меня однажды в отеле «Элизе».

«Что это за тип?» — спросила меня дама, слегка рассерженная, потому что Олли не отставал.

А я: «Ты же его знаешь! Он с телевидения». А она только: «Нет. Никогда не видела».

В профессиональном плане Олли уже давно грозит хорошая взбучка, потому что это наглый самонадеянный грызун, который любит поживиться за чужой счет.

Впервые мы столкнулись во время выступления Модерн Токинг в передаче Олли «Большой Брат».

«Пршу, пршу, Дидеррр!» — приглашал он меня на своем северо–немецком диалекте, — «Позволь же наконец мне взять у тебя интервью!»

«Ой, нет!» — пытался я отделаться от него, — «Я хочу просто спеть 'Win the race' и сразу уйти».

«Но правда, это было бы лучче для меня, если бы мы поболтали еще несколько минут. Черт возьми, не бойся, все пройдет легко!!!» — продолжал он меня уговаривать. Он прямо бросился к моим ногам, так что мне даже стало жаль его. Поэтому я дал себя уговорить.

«Привет, Дидээээ!», — поприветствовал он меня, как мы и договорились, и широко ухмыльнулся: «Ты же совсем ня умеешь петь».

Какая наглость, что за мелкий хитрый хомяк!«Ну, тогда можешь продолжать разговор с Toмacом Андерсом!» — на этом я прервал интервью.

Вот что я думаю: если я пригашаю к себе домой кого–то, Кто не хочет приходить, скажу ли я ему вместо приветствия: эй, ты паршиво выглядишь?

То, что я не злопамятен, легко заметить по тому, что я снова пришел в гости на ток–шоу Олли. На этот раз передача называлась» Десять волнующих событий столетия». Были приглашены двое финалистов «Суперстар», Даниель Кюбльбек и Грасия Баур, а в придачу к ним я.

«О, привет, Дидээ, хорошо, что я тебя встренул» — Олли и его команда делали вид, будто все происходит спонтанно, хотя он, возможно, уже давно разыгрывал это перед выключенной камерой, — «Ты сегодня пэррвый. Ты выйдешь на сцену перед Грасией и Даниелем».