Мой отец Иоахим фон Риббентроп. «Никогда против России!»

Перенимать, ссылаясь на «предшественника», без проверки или даже вопреки фактам клише и утверждения — общепринятая практика сегодняшних мемуаристов и историков. Здесь один «выдающийся» пример: бывший рейхсканцлер фон Папен, известный «Мюнхгаузен мемуарной литературы», как его называют [163], приводит в своих воспоминаниях [164] пять из примерно 290 строк отчета в такой форме, а именно с датой, адресом и подписью, которая внушает читателю, что речь об оригинальном документе, то есть о полном отчете. Когда мать обратила внимание Папена на это искажение, он, нисколько не смущаясь, заявил, оригинал отчета ему знаком не был. Лишь когда мать указала ему, что в английском издании мемуаров, вышедшем на несколько месяцев раньше немецкого, содержится прямое указание на источник, он снизошел до объяснения:

«(…) Из моей памяти изгладилось то, что я уже цитировал отдельные предложения отчета в английском издании, и я сожалею о забывчивости. Итак, неоспоримо, что я читал отчет в том виде, в каком он был напечатан в 1949 году в Лондоне в “Documents of German Foreign Policy”» [165].

Разумеется, Шпици, бывшего во время составления отчета адъютантом отца, нельзя заподозрить в ошибке. Сегодня он утверждает, что уже в то время принадлежал к заговору Вайцзеккера и Кордта. Шпици дословно перенимает три предложения из книги Папена, также озаглавленные как «заметка для фюрера» (кроме того, с другим лейаутом). В свою очередь он утверждает, будто бы отец представлял Англию Гитлеру упадочной, слабой и, полноты ради, «ожидовленной», делая вывод — Англия не станет воевать. Из приведенного отчета читатель имеет возможность составить независимое представление о том, как отец оценивал Англию, и, между прочим, он сможет также вынести заключение о достоверности утверждений Шпици, по собственному признанию, знакомого с отчетом [166].

Я привожу здесь оба эти примера, чтобы показать, с какой беззастенчивостью обходятся мемуаристы с исторической правдой, когда они сами были активно замешаны в «истории». Обнаружить эту клевету у Шпици любопытно в том отношении, что он хотел бы принадлежать к кругам, распространявшим клеветнические измышления [167] с ясной политической целевой установкой.

Однако вернемся к оценке политической ситуации в мире, нашедшей отражение в отчете. Гитлер долгое время, уже в разгаре войны, не мог распроститься с мечтой прийти к соглашению с Англией:

Ф. (фюрер): Это все альянсы по расчету. Народ знает, к примеру, что союз с Италией является не чем иным, как союзом между мной и Муссолини. Мы, немцы, симпатизируем лишь Финляндии, могли бы (sic) иметь симпатии к Швеции и, естественно, к Англии. Германо-английский союз был бы союзом между двумя народами. Англичане должны были лишь убрать руки с континента. Свою империю и мир они могли бы сохранить! [168]

Его лондонский посол видел ситуацию в 1937 году трезвее. Он представлял мнение, что партнеров или контрагентов невозможно осчастливить в принудительном порядке. Если английское правительство не разделяло мнение Гитлера, нужно было ориентироваться на это. Выводы, сделанные отцом: в таком случае оставалось лишь последовательное продолжение союзной политики, начатой под вывеской Антикоминтерновского пакта, то есть поиск союзников. Он рекомендует это expressis verbis!

Прозападная — иначе говоря, антисоветская — политика Гитлера ориентировала рейх на поиск соглашения с западными державами, то есть с Англией и Францией. Это могло означать, в конечном итоге, что уселись бы мимо всех стульев, однако политика качелей между Западом и Востоком, как это показало начало Первой мировой войны, явилась бы, без сомнения, еще большим риском.

Гитлеровское «воссоединение с Западом», то есть соглашение с западными державами, являлось на тот момент неосуществимым. Гитлер сориентировал на него свою политику, не последовав политике Бисмарка в отношении России, так как, в отличие от эры Бисмарка, он видел в России самую опасную угрозу. Так сказать, «осторожно» в Германии теперь начинали осматриваться по сторонам. Под акцентом antibolschewi stischen компонент производили. Сначала, с акцентом на антибольшевистский компонент, установились свободные связи с Италией и Японией. Естественно, потому, что Антикоминтерновский пакт определялся в высшей степени политической составляющей. Его можно было бы развивать дальше, если бы обе западные державы продолжали уклоняться от соглашения. Во всяком случае, он был — в ситуации 1936 года — все равно лучше, чем ничего. Так как при объективном рассмотрении речь ведь и в 1936 году шла, так сказать, о «выживании». Посольские отчеты выражали это однозначно! Англия могла выступить против Германии, чтобы для сохранения европейского равновесия в английском понимании снова, как выразился Черчилль, разбить слишком сильную Германию. Гитлер должен был с этим считаться. Время начинало работать против него. Под таким аспектом нужно рассматривать следующие шаги Гитлера.

Необходимо здесь также указать, что Советский Союз в отчете отца из Лондона не упоминается. Для него самого идеологические вопросы во внешней политике не играли никакой роли. Он разделял раннее и одностороннее направление немецкой политики против Советского Союза, поскольку этим однозначно акцентировалась прозападная опция рейха. Однако чем более сдержанно приходилось оценивать английскую политику, тем неотвратимей напрашивалось соображение о пересмотре позиции немецкой политики по отношению к России. Время для этого еще не созрело, но отец мог иметь ту или иную мысль в запасе. В «основном отчете» из Лондона, представляющем в действительности возможную концепцию немецкой внешней политики, прямо-таки бросается в глаза отсутствие упоминаний о Советской России, если поразмыслить о том, что враждебность к Советскому Союзу являлась исходным пунктом гитлеровской внешней политики. Отец пишет в своем наследии [169]:

«Естественно, Антикоминтерновский пакт содержал в себе и политический момент. (…) Также принимая во внимание Англию, для нас не имелось другого пути, кроме как продолжать следовать антикоминтерновской политике. Только в качестве возможно более сильного партнера мы могли содействовать в приобретении решительного влияния тем кругам в Англии, которые видели будущее своей страны наилучшим образом обеспеченным в сотрудничестве с Германией. Была выбрана наиболее свободная форма Антикоминтерновского пакта и мировоззренческая сторона выдвинута на передний план, чтобы сохранять дипломатически и дальше свободу рук для возможного союза с Англией».

Когда в 1939 году дошло до сближения с Советским Союзом, обоим партнерам по договору было ясно, что деятельность Коминтерна в тех странах, которые присоединились к Антикоминтерновскому пакту, также и в будущем останется под запретом. Соответствующее требование и не выставлялось советской стороной на переговорах. Отец даже позволил себе в Москве шутливый намек: СССР мог бы и сам присоединиться к Антикоминтерновскому пакту.

Гитлер вновь стоял перед выбором. В 1933–1936 годах он имел дело с необходимостью вооружиться, чтобы заполнить вакуум власти в Средней Европе, не только принимая во внимание «Малую Антанту», но, прежде всего, из-за могущественного Советского Союза. Однако это вооружение уже выводило из равновесия «Balance of Power» (баланс сил) в английском представлении. Теперь Гитлер стоял перед проблемой: односторонне определившись в прозападном, иначе говоря, антисоветском курсе, он установил, что Англия не желала идти с ним на сближение (не говоря уже о германофобской, просоветской политике французского правительства). Он сидел между двух стульев, поддерживаемый в Европе только Италией.