Книга об отце (Ева и Фритьоф)

В последние дни судно дрейфовало на север. За одну неделю оно продвинулось на 13 минут. Теперь они находились в таких мес­тах, куда еще не проникала ни одна живая душа.

«Должно быть, ледяная канонада была просто салютом в честь достижения нами столь высоких широт. В таком случае надо при­знать, что салют получился на славу. Ну да ладно, пусть трещит и сжимает со всех сторон, только бы нам дрейфовать на север. Те­перь-то уж „Фрам" выдержит».

Колуны и лопаты были в работе весь день. Дело шло живо, весело, с шутками. Нансену невольно взгрустнулось при мысли, что придется покинуть эту веселую компанию. На корабле было хо­рошо, а что-то будет на льду? При взгляде на карту казалось, что пути конца не будет. Сделано много, надо ли добиваться большего?

Но тут ему пришли на память слова Карлейля [85]: «Мужчине пристало бесстрашие, он должен идти вперед и вести себя как мужчина,  непоколебимо веря в свое призвание и  назначение».

IX. К СЕВЕРНОМУ ПОЛЮСУ

Неделя за неделей проходили в энергичных сборах, но обнару­живались все новые дела, и отъезд снова откладывался. Все надо было предусмотреть и заранее подготовиться к возможным опас­ностям. Нансен и его товарищи были уверены в успешном завершении задуманного похода. Однако отец по опыту знал, что Ледо­витый океан опасен и может произойти что-нибудь непредви­денное. Поэтому совершенно понятно, почему он решил напи­сать брату Александру письмо, в котором было сказано, что следует делать семье, если дело, против ожидания, обернется плохо. Из письма также видно, как любил Нансен своего брата и как полагался на его доброту и глубокое чувство ответственности.

Прощались трижды.

В первый раз порвались два боковых крепления саней, при­шлось возвращаться, чтобы их починить. Во второй раз оказалось, что сани перегружены и собакам трудно их тащить. Снова верну­лись, чтобы разгрузиться.

14 марта друзья устроили в их честь прощальный салют, а не­которые немного проводили их.

Сначала путники продвигались по снежной равнине, без пре­пятствий, если не считать небольших торосов, которые они легко обходили на санях. За первую неделю они прошли значительный отрезок пути. Но уже 24 марта ровный путь кончился. Препят­ствий встречалось все больше и больше, а переходы с каждым днем становились все меньше. В тот вечер забили первую собаку. Так было задумано с самого начала — постепенно убивать собак, чтобы прокормить живых. Забой собак был одной из самых неприятных обязанностей во время перехода. Собаки долго отказывались есть мясо себе подобных, но после того как изрядно проголодались, начали есть.

По вечерам, когда разбивали лагерь, было холодно и промозгло. Нередко не хватало времени на то, чтобы разбить палатку, приго­товить обед, накормить собак и как следует устроиться на ночлег. Поэтому приходилось нещадно погонять собак, и Нансен не мог без сожаления смотреть на них. Но надо было идти вперед, ни на что не обращая внимания.

Благодаря великолепному аппарату для приготовления пищи им не приходилось страдать от «арктической жажды», которая за­мучила их во время Гренландского похода. Но зато были другие неприятности: заледеневшая одежда до крови натирала тело, а раны легко обмораживались. Все это вызывало жгучую боль и доставляло много хлопот. Вечерами, забравшись в спальные меш­ки, они не могли согреться, пока не оттаивала одежда. Но часто они настолько изматывались, что, забыв о поставленной вариться пище, моментально засыпали, несмотря на боль и холод.

Но чем дальше они продвигались к северу, тем труднее было идти по льду. На пути вставали огромные торосы, полыньи с об­рывистыми ледяными краями, ямы, замаскированные снежной пленкой, трещины и ловушки. Оба то и дело проваливались, про­мокали насквозь и утешались тем, что хоть руки и ноги пока целы. Хуже всего было то, что они мало успевали пройти за день, хотя выбивались из сил. Во время пути Нансен производил рас­четы, и вскоре для него стало очевидным, что до полюса им не дойти — из-за дрейфа льда, направление которого все время меня­лось под действием ветра и течений. Собаки тащились из по­следних сил, и Нансен начал замечать, что они сдают. Горько, конечно, было отказываться от мысли достигнуть полюса. Но в конце концов это не главное. Лучше вернуться домой с тем, что уже сделано, чем рисковать жизнью ради рекорда.

«Вопрос сводится лишь к одному: не попытаться ли нам до­стигнуть 87° северной широты? Не знаю, долго ли еще мы продер­жимся, если путь не станет легче, чем теперь». Но легче он не стал. «Вечно перетаскиваешь на себе сани через торосы, тут и богатырь из сил выбьется».

8 апреля дошли они до 86°14'. Эта стоянка оказалась самой северной точкой их пути. Нансен прошел еще немного на север, чтобы разведать дорогу. Но дальше тянулись те же непроходи­мые льды.

«Тогда я решил остановиться и идти к мысу Флигели [86]». Не­легко было принять это решение, может быть, самое важное в его жизни.

По возвращении Нансена Бьёрнстьерне Бьёрнсон сказал: «Он сумел увидеть,  где  лежит  предел  человеческих  возможностей».

Нансен и его спутник водрузили на льду норвежский флаг и отметили это событие праздничным ужином.

На другой день утром они повернули на юг. К своему удивле­нию, они обнаружили, что идти стало легче. Легче стало обходить торосы, и реже приходилось переносить на себе сани. Но вот на­чался северный дрейф и вернулись прежние мучения. Они шли и шли на юг, но почти не сдвигались с места.

С наступлением весны путь стал еще тяжелее. В мае задул юго-восточный ветер. Для «Фрама» это было хорошо, но для них плохо. У Нансена начались приступы застарелой болезни — прострелы. Собаки выбились из сил, и их приходилось забивать одну за дру­гой. Особенно тяжело было расставаться с Квик. Но она была самой крупной собакой, ее мяса хватило для восьми оставшихся на три дня.

Запасы провизии подходили к концу. Путники разделили ее на порции и уже не смели наедаться досыта. Из мяса собаки Стурревен приготовили себе что-то наподобие кровяной каши. Они уже подумывали, не забить ли теперь всех собак, чтобы пополнить за­пасы, но кто же поможет им тащить сани?