Четвертая воздушная

23 июля меня вызвал командующий войсками фронта генерал-лейтенант Р. Я. Малиновский.

- Ознакомься, Константин Андреевич, с директивой Ставки, - сказал он.

Директива была адресована Р. Я. Малиновскому, Маршалу Советского Союза С. М. Буденному и генерал-лейтенанту В. Н. Гордову. В ней говорилось: "...Если немцам удастся построить понтонные мосты на Дону и получить таким образом возможность перевезти на южный берег Дона артиллерию и танки, то это обстоятельство создаст большую угрозу Южному, Сталинградскому и Северо-Кавказскому фронтам. А если же немцам не удастся перекинуть понтонные мосты и они перебросят на южный берег только отдельные пехотные части, то это не составит большой опасности для нас, так как отдельные пехотные части немцев, без артиллерии и танков, легко будет уничтожить нашими войсками. Ввиду этого, главная задача наших частей на южном берегу реки Дон и нашей авиации состоит в том, чтобы не дать немцам построить понтонные мосты на Дону. А если им все же удастся построить их, обязательно разрушить их ударом артиллерии, наземных войск и всей массой нашей авиации..."

- Задача ясна? - спросил Родион Яковлевич.

- Предельно ясна, товарищ командующий.

- Кроме пятой воздушной в интересах нашего фронта будут действовать и части ВВС Черноморского флота, - сообщил Малиновский. - Правда, далековато им придется летать, но они теперь станут дозаправляться на аэродроме подскока в районе Краснодара, вот на этом озере, - указал он на карте.

На той же карте были обозначены основные пункты, где противник приступил к наведению переправ.

- По ним бить надо днем и ночью. О результатах налетов докладывай лично мне, Константин Андреевич. От меня Генштаб тоже требует ежедневных донесений.

В тот же день командиры и политработники, партийные и комсомольские активисты довели требования директивы до каждого авиатора. И закипел, застонал Дон от свинца и стали, помутнела его вода от черной крови оголтелых захватчиков.

238-я смешанная авиадивизия 5-й воздушной армии громила немецкие переправы в районе Морозовская; 49 черноморских экипажей на сухопутных и лодочных самолетах типа МБР-2 наносили удары по скоплениям фашистов и по их плавсредствам у Константиновской и Николаевской; части 4-й воздушной армии уничтожали переправы в районах Мелеховской, Раздорской, Цимлянской. Штурмовики Ил-2 действовали группами по шесть- восемь самолетов, бомбардировщики Су-2 по пять - семь, "петляковы" -по три-четыре.

С 20 по 28 июля был произведен 2431 самолето-вылет, из которых около 98 процентов - на неприятельские переправы. Гул раздирал небо днем и ночью. Летчики-ночники, в том числе девушки из полка Е. Д. Бершанской, совершили 828 самолето-вылетов. И каждый такой вылет приравнивался к подвигу, ибо в большинстве случаев наши самолеты подвергались обстрелу зенитной артиллерии. Днем же кроме зениток за ними охотились немецкие истребители.

За указанный период наши авиаторы уничтожили в воздушных боях 31 самолет противника. Мы тоже потеряли немало боевых машин. Борьба шла не на жизнь, а на смерть, ибо мы выполняли задачу особой важности - сдерживали бешеный натиск врага, рвавшегося за Дон, на оперативный простор.

Трудно найти слова, чтобы выразить восхищение героизмом крылатых бойцов. Он был поистине массовым: в каждой эскадрилье, в каждой части рождались герои, отважные богатыри.

Ведя воздушный бой, лейтенант Кальченко из 265-й истребительной авиадивизии израсходовал боекомплект. Однако летчик не хотел упускать врага. Выбрав момент, он сблизился с "Мессершмиттом-109" и таранил его. Самолет с паучьей свастикой упал в пятидесяти пяти километрах севернее Пролетарской. А лейтенант Кальченко довел свою машину до аэродрома и благополучно приземлился.

Командир 366-го бомбардировочного авиаполка поставил перед звеном старшего лейтенанта Озерова задачу разбомбить скопление автомашин, танков и живой силы противника в районе одной из переправ через Дон. Самолеты поднялись в воздух и взяли курс к намеченной цели. Шли они без сопровождения истребителей, которых у нас в то время не хватало. Командиры экипажей заранее предупредили своих штурманов и стрелков-радистов, что в случае нападения "мессеров" им самим придется отбивать атаки.

У Озерова штурманом был лейтенант Лепешинский, стрелком-радистом старшина Беспалов.

- Смотрите в оба, друзья, - сказал им командир, еще издали заметивший "мессеров" на подходе к цели.

Вскоре завязался воздушный бой. С бортов бомбардировщиков плеснули струи пулеметного огня. Лепешинский и Беспалов умело отражали атаки вражеских истребителей, а Озеров точно выдерживал курс на переправу. Но вот в небе появились черные шапки разрывов. Один снаряд попал в кабину командира экипажа и ранил его в правое плечо.

Заметив, что Озеров истекает кровью и с трудом управляет машиной, штурман приказал стрелку:

- Отбивайся, старшина, "от мессов", а я помогу командиру.

Теперь Беспалов стрелял один по наседающим истребителям. Дойдя до цели, летчик и штурман метко сбросили бомбы и развернули машину на обратный курс.

За линией фронта Озеров потерял сознание. Лепешинскому пришлось вести самолет одному. Но почти у самого аэродрома командир пришел в сознание. Он и помог Лепешинскому посадить машину. Даже в таких крайне трудных условиях взаимная выручка позволила членам экипажа успешно выполнить боевую задачу.

Группа бомбардировщиков 288-го авиаполка во главе со старшим лейтенантом Капустиным нанесла удар по немецкой переправе в районе Цимлянской. На обратном пути ее атаковали три "мессершмитта". Во время воздушной дуэли ведущий получил ранение, а его самолет был серьезно поврежден. Заметив это, гитлеровцы решили добить машину. На выручку командиру ринулись все экипажи бомбардировщиков. В результате схватки один "мессершмитт" был уничтожен, а два других поспешили выйти из боя. Капустин же, несмотря на ранение, сумел довести поврежденную машину до своего аэродрома.

Вообще наши летчики очень бережно относились к самолетам. Мне запомнился такой случай. Старший сержант Коробейников, воевавший в 192-м истребительном авиаполку, после выполнения боевого задания произвел вынужденную посадку: отказала материальная часть. А линия фронта уже отодвинулась на восток. Летчик вот-вот мог оказаться в тылу противника. Коробейников имел полное право сжечь самолет, но решил пока не делать этого: "безлошадник" - уже не воздушный боец.

Летчик попросил колхозников помочь ему доставить машину в полк.

- На чем же повезем ее? Автомашин у нас нет, лошадей тоже. Может быть, на волах?

- И на волах можно. Давайте попробуем, - сказал старший сержант.

Впрягли четырех бугаев и поволокли самолет по проселкам. Четыре дня буксировали, а на пятый попалась попутная автомашина.

- Помоги, браток, добраться в полк, - обратился летчик к шоферу. - А то на волах я и за полмесяца не доберусь до своих.

В части уже считали, что старший сержант Коробейников погиб, но мужественный воин на исходе пятою дня прибыл в полк и доложил командиру:

- Боевое задание выполнил. Самолет сохранил.

Действуя по переправам, наша авиация уничтожила за восемь дней около 100 вражеских танков и 4 бронемашины, 28 артиллерийских орудий, 19 бензоцистерн, 800 автомашин, 2 парома и до 1700 гитлеровских солдат и офицеров. Некоторые переправы разрушались неоднократно. Кочетовская, например, дважды, Константиновская - четырежды, а Николаевская - шесть раз.

Помимо основной боевой работы нам непрерывно приходилось вести разведку на огромном пространстве - от Батайска до Цимлянской. Воздушные следопыты собирали данные о подготовке новых вражеских переправ, о состоянии действующих, о подходе резервов противника, разыскивали скопления его живой силы и техники на донском правобережье. Гитлеровцы довольно часто сооружали подводные переправы. От летчика требовались исключительная наблюдательность и зоркость, чтобы обнаружить мост, проложенный на 20 сантиметров ниже уровня воды.