Ведомые Дракона

Вот и центральная часть города. Отчетливо видны массивное здание имперской канцелярии, купол рейхстага, Бранденбургские ворота. Сбросив листовки, мы развернулись над парком Тиргартен и направились в сторону аэродрома Темпельгоф. Здесь по нас открыли сильный огонь зенитки, пошли на взлет две пары фашистских истребителей.

- Снижаемся до бреющего, - спокойно скомандовал Новиков.

Мы спикировали и над самыми крышами вышли к окраине Берлина. Затем взяли курс строго на восток. Домой возвратились без каких-либо происшествий.

Как только мы произвели посадку, нас окружили летчики, техники и механики. Не скрывая зависти, они засыпали нас вопросами. Пришлось подробно рассказывать обо всех перипетиях полета и о том, что довелось увидеть.

- Скоро все будем там, - ободряюще сказал Машенкин. - И победу справим, и насмотримся...

В общежитии Машенкина и меня поджидали Анкудинов и Федоров. Их лица выражали загадочность.

- Дорогие товарищи! - с улыбкой обратился к нам Иван Федоров. - Вы сегодня великие именинники. Поздравляем вас с первым берлинским полетом и считаем, что такое незабываемое событие надо обязательно отметить...

Отступив на шаг, он энергичным жестом пригласил нас к столу. А там, как на параде, выстроилась батарея пузырьков с яркими этикетками.

- Что это? - спросил Машенкин.

- Заграничный ром, - не без гордости ответил Анкудинов. - Специально для вас приберегли...

- А где взяли?

- Танкисты подарили. За хорошее прикрытие.

- Тогда наливай, - предложил Машенкин. - Никогда не пробовал рома, да еще заграничного.

Анкудинов открыл пузырек и вылил его содержимое в кружки - Машенкину и мне. Второй поделил с Федоровым.

- За успех, друзья! - Анкудинов и Федоров дружно опрокинули кружки.

Выпил и я. В нос ударил больничный запах, язык обожгла горечь. Машенкин, пригубив кружку, состроил болезненную гримасу и вылил остатки питья в кадку с фикусом.

- Гадость какая-то, хуже самогона, - сказал он. - А может, это не ром?

- Как не ром? - удивился Федоров, взяв пузырек и ткнув пальцем в этикетку. - Тендлер расшифровывал, а он первый знаток немецкого в полку.

- Конечно, ром не первого сорта, но пить можно, - поддержал Федорова Анкудинов.

Однако пить никто больше не стал. На следующий день врач полка Гусаченко, зайдя в общежитие, обнаружил несколько пустых пузырьков.

- Это что за медикаменты? - спросил он адъютанта первой эскадрильи Корюкова.

- Порожняк из-под трофейного рома, - ответил тот. Врач внимательно осмотрел один из пузырьков, понюхал его и брезгливо поморщился.

- Кто сказал, что это ром?

- Все говорят. Комсорг Тендлер переводил.

- Да здесь по-латыни, а не по-немецки, - засмеялся врач. - Это не ром, а примочка от потертостей кожи... для лошадей.

Корюков раскрыл рот от неожиданности. По его лицу было видно, что в человеке боролись два авторитета: медицинский и комсорговский. Последний, видимо, все же брал верх, и Корюков спросил:

- Это точно?

- Как пить дать!

Когда об этом случае узнали, то Анкудинову и Федорову проходу не давали.

- Как насчет лошадиного рома? - встречали их вопросом. - Неплохо бы отметить...

Анкудинов и Федоров смущенно улыбались. Бориса Тендлера не задевали: побаивались его острого языка.

* * *

Недолго полку пришлось находиться в Иновроцлаве. В конце января части 1-й гвардейской танковой армии вышли к Познани и захватили южный аэродром. Мы сразу же перелетели на него. Совсем рядом шли ожесточенные бои. Окруженные в Познани фашистские войска оказывали упорное сопротивление. Почти месяц потребовался на ликвидацию этого "котла".

Познанский аэродром был оборудован, как говорится, по последнему слову техники. Бетонированная взлетно-посадочная полоса, такие же рулежные дорожки, капитальные ангары и склады. А совсем рядом - авиасборочный завод. Как нам рассказали местные жители - поляки, за несколько дней до прихода советских войск по заводу нанесли удар американские "летающие крепости". Дело было так. Самолеты-разведчики повесили над заводом дымный оранжевый круг. И вскоре в него с бомбардировщиков, летевших на большой высоте, посыпались бомбы. Завод фактически перестал существовать.

Слушая рассказ, мы не могли скрыть своего удивления. Ведь американцы знали, что советские войска находятся поблизости и скоро займут этот район. Зачем же уничтожать завод, который можно использовать в интересах победы над фашизмом? И разве так поступают истинные союзники? Только впоследствии нам стала ясна такая дальновидная политика американского командования.

Не только завод, но и окружавшие его дома рабочих пострадали от бомбежки. Следы пожаров, груды битого кирпича и стекла, поломанные деревья вот что осталось на том месте. Но зато стоял целехоньким старинный замок, находившийся в километре от завода.

- Не иначе, барон здесь жил, - сказал кто-то из летчиков, когда мы подошли к замку, заинтересованные его готической архитектурой. - Теперь понятно, почему пожалели его американцы. Свой, небось, капиталист...

К замку примыкал большой парк. В нем, казалось, были собраны все деревья земного шара: от северной березы до тропической пальмы. Для деликатных пород предназначалась стеклянная оранжерея.

- Вот куда денежки народные шли, - возмутился летчик. - Один, как бог живет, а другие вкалывают. Непорядок...

На окраине парка виднелось несколько прудов, расположенных амфитеатром и соединенных друг с другом шлюзами. Мы подошли к верхнему пруду и удивились: в нем было полно рыбы.

- Люблю руками ловить, - сказал командир полка майор Власов и торопливо начал раздеваться. - Кто со мной?

Мы переглянулись: мол, давай, рыбаки, выходи.

Хотя таковых не оказалось, все по примеру командира разделись и полезли в воду. А она была холодной-холодной: весна еще только вступала в свои права. Как ни старалась наша артель, ничего не получалось: скользкие карпы не давались в руки. Чеховское "За зебры!" тоже не помогло.

За этим занятием и застал нас пожилой поляк - то ли управляющий, то ли сторож. Он недвусмысленно махнул рукой: мол, вылезайте, чудаки, и следуйте за мной. Мы не заставили себя долго ждать. Старик подошел к верхнему пруду и открыл шлюз. Вода через сетку устремилась вниз, ее уровень начал быстро падать. Власов запротестовал:

- Зря открыли шлюз, пропадет рыба.

- Проше пане, теперь вшистско едно, - сказал старик и позвал сына, парнишку лет шестнадцати. Тот мигом притащил две вместительные корзины. Когда они оказались наполовину наполненными рыбой, старик бросился ко второму шлюзу. Но Власов остановил его:

- Берегите рыбу и все остальное. Скоро придут настоящие хозяева...

- Цо пан мови? - удивленно спросил поляк. Пришлось разъяснять, что теперь хозяева замка с его замечательным парком и прудами - польские трудящиеся. Они-то и распорядятся всем по своему усмотрению. Когда мы уходили, старик, обняв сына, долго смотрел нам вслед. Его лицо, иссеченное морщинами, было задумчивым. Кто знает, может быть, этот человек впервые за свою долгую жизнь почувствовал себя хозяином родной земли.

* * *

Обходим аэродром. Повсюду - танки, бронетранспортеры. Многие из них находятся в ангарах, а два танка замаскированы в кустах, у самой стоянки наших самолетов. Как и на сохачевском аэродроме, вооружаемся до зубов трофейными автоматами, пулеметами и гранатами. С тревогой посматриваем на свои самолеты. На земле они выглядят беспомощными.

Едва летчики расположились на ночлег, как поблизости начали стрелять пушки и пулеметы, рваться снаряды: фашисты предприняли попытку захватить аэродром. Мы выскочили из дома, расхватали оружие и приготовились к бою. Но танкисты пушками и гусеницами быстро охладили пыл атакующих, хотя перестрелка не прекращалась до самого утра.

На следующую ночь повторилась та же история. Однако танкисты опять были начеку. Видимо, фашисты решили надолго обосноваться в Познани, чтобы задержать здесь побольше советских войск и тем самым ослабить наш натиск на западе, около Одера.