Экскурсия в прошлое

— А у нас в районе воинская часть квартировалась… И на Загородном, по-моему. Они были нашими шефами и проводили у нас в школе иногда вечера. Заодно, участвовали с нами в Зарницах! Это было интересно и полезно.

— А надпись «кафе Ажурное» было как раз на уровне окна моей комнаты.

— Мы с мамой тоже во втором микрорайоне жили, если я не ошибаюсь, на улице Пирогова, дом номер 5, напротив которого стояла поликлиника. Там — то моя мама и познакомилась с моим папой, с которым в дальнейшем и развелась. А ещё, как я помню, в конце улицы Пирогова находился спортзал, полукруглый такой, я всё маленькая мечтала в нём заниматься, а детский садик у меня был через дорогу, в сторону телецентра, хотя я могу и ошибаться, давно это было…

Телецентр и я помню. Ещё бы!!! Где-то там недалеко была больница, на седьмом этаже которой в хирургическом отделении, мне довелось полежать несколько дней. Женщину-врача с печальными глазами и неестественно белым лицом. Девочку, которая любила теребить уши, но взрослые ей не разрешали этого делать. Я позволял… До тех пор, пока однажды не проснулся от тычков… Оказывается, мне так было хорошо, что я сонный перебрался к ней в постель. Наши кровати стояли рядом. У неё была сломана нога, оттого она постоянно лежала. А спал я очень крепко, и будить меня ей пришлось довольно-таки продолжительное время.

Вот возле этой больницы, если мне не изменяет память, я и видел эту тарелку. Тут я утверждать ничего не берусь, так как расположения не помню совершенно. Помню лишь здоровенную чашу, наклоняющуюся время от времени под различными углами. До сего момента эту самую тарелку я видел лишь в заставках перед телетрансляцией местного телевидения. А тут на тебе, можешь её потрогать!.. Если, конечно, дотянешься!.. Я стоял и глазел, разинув рот, не замечая холода. На дворе стоял февраль…

Как нас учили

— Наша классная руководительница преподавала географию. Иногда она выдавала перлы типа:

«А где твой учебник?»

«Я забыл…»

«За ЗАБЫЛО бьют по Рылу!».

— А вообще была очень добрая и справедливая женщина. Относилась к нам как к своим детям…

— Нашему классу я вообще, считаю, повезло с учителями. Это были лучшие учителя школы. Язык и литература!.. Сколько раз мы у филологички дома чай пили. Она имела звание «заслуженный учитель». Математика всегда была любимым предметом. Физику никогда не знала, но учитель был потрясающий. Историчка была умная интеллигентная женщина. Наша классная, воспитывала, как могла. Её знаменитое «Турок американский» запомнила на всю жизнь. Биологичка курила, но нам, девчонкам, всегда говорила: «Девочки, я бросить не могу, но вам курить запрещаю. Целовать курящую женщину всё равно, что облизывать пепельницу».

Да!.. Помню я свой первый поцелуй… Было это за дежурным магазином в сарае. Как мы познакомились, не помню. Кто познакомил, тоже не помню. Помню лишь, что сначала мы зашли к ним в дом. Расположение комнат оказалось совершенно другим, нежели в нашем бараке. Для начала сестрички устроили мне экскурсию по дому. Потом показали спальню родителей. Я тогда не понимал, чего от меня требуется. А старшая сестра этой девочки неоднозначно намекала, что надо лечь на родительскую кровать и делать то, что делают взрослые. Что делают взрослые, кроме работы, я не знал, а потому до меня не дошёл смысл сказанного. Старшая сестра объяснила, что надо целоваться. Я с сомнением посмотрел на аккуратно застеленную постель, на красиво выстроенные в два этажа подушки, накрытые прозрачными кружевными накидками, на свои грязные штаны с рубахой, и отказался. Жалко мне было портить такую красоту. Кстати, тут и сама девочка помогла, сказав, что родители, заметив беспорядок, ругаться будут. Тогда мы пошли в ближайший сарай, видимо, он был ничейным, потому что наполовину был без крыши и замка на двери, даже намёк на него отсутствовал. Дальше валялись кучи переломанной мебели, почти до самых краёв стен. Над дверью сарая крыша была, достаточно плотная. Поэтому любопытные мальчишки пытались заглянуть со стороны отсутствующей крыши. Но сделать это было крайне неудобно. Надо было лечь либо на имеющийся кусок крыши, свесившись при этом над кучей ломаного хлама, либо висеть на противоположной стенке, чтоб попытаться хоть что-нибудь увидеть. А это было крайне неудобно. Только здесь, где была крыша, было темновато, и сестра девочки стала так, чтоб перекрыть видимость любопытствующим. Девочке завязали глаза (по её же просьбе), и я принялся целовать. Девочка стояла и улыбалась. А что при этом испытывал я? Обиду на мальчишек, подглядывающих с крыши?.. Не знаю… Сомневаюсь…

Непреднамеренное воровство

— Да, да! За двадцать шестой школой, в тундре на лыжах по кругу, это каждый год обязательно. Мы на лыжах и в походы подальше ходили, в тундру за ТЭЦ.

— А я помню, в наши годы притащишься в школу с лыжами, лыжным костюмом в авоське, а, оказывается, ветер сильнее, чем надо или температура ниже, чем можно, и физкультура отменяется. И вся школа таскается из кабинета в кабинет на переменах со всем своим скарбом лыжным до конца уроков, после всего ещё домой… Тоска…

Ага, сам попал как-то в такую же историю. Прихожу в школу, а там все на улице, чего-то ждут. Ну, я быстренько выяснил, что к чему. Говорят, в теплицы на экскурсию едем. Таскаться с портфелем мне очень не хотелось, а главное, я надеялся, что наша прогулка затянется надолго и уроков не будет. О! Как жестоко я ошибался?!

Носить в руках вещи я никогда не любил. Это видно врождённое у меня, а потому, недолго думая, я сорвался со всех ног домой. На моё счастье сестра играла во дворе. Я швырнул ей портфель с наказанием отнести домой, а сам поспешил назад, чтоб успеть занять хорошие места в автобусе. Конечно, опоздал. Все места у окон были заняты.

В теплицах было хорошо!.. Жарко!.. Много света. Все порастёгивали свои шубы и пальто.

— Теплицы, как я помню, были рядом с баней, которую помнишь ты. — Подтвердила Тамара. — Ещё теплицы были на 17 шахте, там была ферма коров и лошадей. Нас периодически отправляли классом в тундру рвать траву мятлик для их корма. Уже в 10 классе знакомые мальчишки там воровали лошадей покататься верхом.

Хм!.. Травы не помню… Мох да, сколько угодно, а травы нет… Не помню… Тепличных растений и прочего я не запомнил, а вот стеклянный потолок и громадные лампы, запечатлелись на всю жизнь. Может там цветы выращивали, может огурцы, не знаю. Но в школу мы вернулись вовремя. И тут выяснилось, что я в пролёте! Потому как портфеля у меня нет! Тусклые лампы, окружённые тройными металлическими кольцами, перевёрнутыми пирамидками со срезанными верхушками, свисали из-под потолка и совсем не впечатляли после яркого света теплиц.

Первый урок пришлось мучиться с соседом, а на второй я всё же решил сбегать домой. Галина Ивановна не отпускала меня, говорила, мол, всё равно опоздаешь, за перемену не успеешь. Однако я позволил себе с ней не согласиться, уверяя, что бегаю очень быстро, а мой дом чуть ли не за углом школы. И отправился за учебниками. А когда прибежал, выяснилось, что прошло уже пол урока. И всё же я был горд, что сумел-таки вырвать несколько минут перемены.

В конце урока учительница принялась объяснять звонкие и шипящие согласные. Чтоб не запутаться, я открыл учебник, нашёл упражнение и вместо точек принялся расставлять правильные буквы, стараясь вписать их максимально незаметно и очень-очень тоненькими едва видными мазками авторучки. За этим занятием и застала меня Галина Ивановна.

— Воруешь, — сказала она, — прямо на глазах воруешь.

Ох, как я тогда на неё обиделся. И не потому, что она отобрала учебник, заменив своим, лишив меня тем самым возможности сделать задание хотя бы на четвёрку. Слово «воруешь» обидело меня куда сильнее. Не воровал я никогда, и не любил тех, кто это делает.

Нет, не так. Был случай. Однажды меня послали за хлебом в магазин. Бывший когда-то баней, потом мясным, позже гастрономом, теперь, говорят, толи молочный, толи книжный. Так вот. В этом магазине стояли автоматы по продаже хлеба. Даёшь продавщице денежку, а она взамен вручает тебе жетончик. Толстенький такой, ребристый и блестящий. Хлебный автомат привлекал меня тем, что там, если бросить жетончик, появлялась полочка с хлебом. Бери, иди домой. Никаких тебе проблем. Только вот моим родителям почему-то не нравилось пользоваться подобными достижениями науки и техники. Они утверждали, будто хлеб там всегда чёрствый и старый. Поэтому я стоял в очереди, и ждал, когда гнусная тётка, торчавшая впереди уже полчаса, наконец-то отойдёт, уступив место следующей, за которой ожидал своей очереди я. Продавщица пощёлкала счётами, перекинула несколько костяшек и тут положила на прилавок жетончик. Тот самый, вожделенный жетончик! Некоторое время его никто не трогал, и я решил, что это мне подарили. Схватив жетон, я крепко зажал его в кулаке, чтоб никто не отобрал. И тут тётка принялась что-то искать. Продавщица утверждала, что поклала сюда, и показала, куда именно. Тут до меня дошло, что этот жетончик дали той самой вредной тётке, а я его стащил. Мне стало так стыдно!.. Удивительно, но никто из очереди, стоявшей за мной, не сказал ни слова. Неужели никто не видел?! Я не знал, что делать? Как вернуть, и чтоб главное не ругали. Немного помучавшись, осторожно протянул руку и разжал кулак, поинтересовавшись при этом, не эту ли штуку они ищут? Продавщица, кажется, обрадовалась, тётка, наверное, тоже. В общем, я не помню, чтоб меня ругали. Видимо, не ругали. Врождённое чувство справедливости сыграло со мной в дальнейшей жизни плохую шутку. Но это уже совсем другая история…