Андрей Боголюбский

Владимирские Золотые ворота — единственные сохранившиеся от крепости Андрея Боголюбского; более того, единственные, местоположение которых нам точно известно. Они и сегодня остаются главной достопримечательностью, своего рода «визитной карточкой» города. Правда, до нашего времени ворота дошли в сильно перестроенном виде: к XII веку относится лишь их основа — две мощные белокаменные башни; всё остальное — это пристройки или переделки более позднего времени. Тем не менее и в таком виде ворота производят сильное впечатление.

Прежде всего поражает огромный пролёт Золотых ворот с полуциркульным арочным сводом. Нынешнее здание вросло в землю примерно на полтора метра; первоначальная же высота арки была ещё больше и составляла около 14 метров. Это очень много: высота явно избыточна для оборонительного сооружения и создаёт немало трудностей при обороне города. Очевидно, ворота должны были «сочетать две функции: триумфальной арки — главного въезда в столицу и боевой воротной башни, поставленной на очень уязвимой полевой стороне крепости», — отмечал Н.Н. Воронин. Именно поэтому «в пролёте ворот, ближе к стороне, обращенной наружу, была выведена малая арочная перемычка для упора воротных полотнищ»; там же располагалась нижняя боевая площадка, откуда на наступавших можно было сбрасывать камни, лить кипяток или смолу, пускать стрелы. Со стороны города к ней вела каменная лестница, прорезанная внутри башни и насчитывающая 64 крутые ступени. Ещё одна боевая площадка располагалась наверху башни, к ней вёл верхний марш лестницы. С обеих сторон ворота были зажаты земляными валами. Перед воротами был вырыт глубокий ров, через который перекинули деревянный мост. В случае опасности его не поднимали (как это было в Западной Европе), а просто сжигали — благо и дерева, и рабочих рук хватало с избытком ^{121}.

Строили башни русские мастера. На одном из камней Золотых ворот обнаружен княжеский знак, которым мастер клеймил свою работу. Как принято считать, знак этот принадлежал старшему брату Андрея, князю Ростиславу Юрьевичу, умершему ещё в 1151 году ^{122}. [47] Правда, ни о каком строительстве Ростислава ни во Владимире, ни в других городах княжества нам ничего не известно. Но делами управления в Суздальской земле он занимался — очевидно, в соответствии с поручениями отца ^{123}. Если предложенная атрибуция княжеского знака верна, она может свидетельствовать о том, что ворота были построены из каменных блоков, заготовленных много раньше и предназначавшихся для каких-то других, несостоявшихся построек.

Как и киевские, владимирские ворота были точно «вписаны» в геометрически выверенный план города. Исследователи обратили внимание на то, что их пролёт равен ширине главного нефа Успенского собора — подобно тому как пролёт киевских Золотых ворот равен ширине среднего нефа Киевской Софии ^{124}. С Серебряными воротами на восточной оконечности города их соединяла почти прямая линия; это главная улица древнего Владимира, вытянувшаяся на расстояние 2300 метров.

Сами тяжёлые дубовые створы ворот прикрывали лишь нижний ярус арки. Скорее всего, они были покрыты листами железа или даже золочёной меди — не случайно ворота именовались Золотыми. По сторонам арки сохранились массивные кованые подставы петель ворот и паз для толстого засова. Надо сказать, что установка ворот не обошлась без происшествия, даже конфуза, который, однако, высвечивает не только расхлябанность и неорганизованность, столь часто встречающиеся в нашей истории, но и чисто человеческие качества князя Андрея Юрьевича.

Как повествует Сказание о чудесах Владимирской иконы Божией Матери, князь велел завершить строительство Золотых ворот к празднику Успения, то есть к 15 августа, дабы люди могли полюбоваться ими: «Егда снидутся людие на праздник, и врата узрят». Желание вполне понятное, особенно в свете нашей позднейшей истории, наполненной многочисленными «памятными датами», к которым приурочивалось открытие тех или иных строящихся объектов. Но «делатели», исполнявшие волю князя, переусердствовали. Спешка никогда не приводит к добру. Вот и на этот раз, желая угодить князю и уложиться в назначенный срок, распорядители работ не проверили всё как следует и пренебрегли элементарной безопасностью. Известь не успела схватиться, и тяжёлые створы ворот, лишённые поддержки, вырвались из каменных стен и вместе с камнями рухнули на землю, придавив своей тяжестью нескольких человек из числа тех, кто собрался поглядеть на них. «…И падоша на люди, и покрыта 12 мужа», — рассказывает Сказание ^{125}. [48] Так праздник, казалось, обернулся трагедией. Князь тяжело переживал случившееся. И вновь лишь молитва помогла ему. «Се же слышав, князь Андрей начат с въздыханием молитися к иконе Пресвятей Богородици: “Госпоже Пречистыа Владычице, аще сих Ты не избавиши, аз бо грешний повинен бых смерти сих”». Князь послал своего боярина, дабы тот похоронил несчастных на княжеский счёт (велел ему «дати всё на потребу мертвым»). Однако произошло невероятное. Когда боярин приехал на место катастрофы и ворота подняли, то «видиша всех сущих под враты живых и здравых. И се слышав, князь Андрей рад бысть». Случившееся было расценено как ещё одно чудо Пресвятой Богородицы (в Сказании оно обозначено как «чудо 10-е»), как новое подтверждение Её всегдашнего заступничества за жителей стольного Владимира. «И се чюдо видевше, народ чюдишася».

Точный год этого происшествия неизвестен. Зато в летописи обозначен год освящения надвратной церкви во имя Положения Ризы Пресвятой Богородицы на Золотых воротах — 1164-й ^{126}. Очевидно, к этому времени все работы по сооружению и украшению ворот были завершены.

Нынешняя церковь Ризоположения на Золотых воротах — памятник XVIII века. Как выглядела церковь в древности, мы не знаем. Догадываемся лишь, что её купол — в соответствии с названием ворот — был позолочен.

Посвящение надвратной церкви знаменательно. Оно продолжало византийскую традицию особого почитания священных одежд Божией Матери — и прежде всего ризы (покрова), хранившейся во Влахернской церкви в Константинополе. Этой святыне приписывали необычайную защитительную силу, именуя её «священным ограждением», «неодолимой стеной» и «щитом», охраняющим Царственный город лучше любого оружия: в случае нападения врагов ризу выносили на городскую стену или окунали в море. Так случилось, например, в 860 году, когда Царьград подвергся нашествию росов — тогда ещё язычников. Гибель города казалась неминуемой, ибо нападение было внезапным, а враги сильны — но «как только облачение Девы обошло стены, варвары, отказавшись от осады, снялись с лагеря», и жители «были искуплены от предстоящего плена». Так описывал случившееся чудо непосредственный участник событий константинопольский патриарх Фотий в своей проповеди «На нашествие росов» ^{127}; впоследствии рассказ об этом происшествии попал в Хронику византийца Георгия Амартола, а оттуда в русский перевод Хроники и «Повесть временных лет» — древнейшую русскую летопись. А ещё в русских рукописях рядом со Сказанием о чудесах Владимирской иконы читается небольшая статья «О ризе», кратко повествующая о другом чуде, случившемся ещё раньше, во время осады Константинополя аварами в 626 году: «Придоша некогда ратнии по суху и по морю; патриарх же Сергей (Сергий, занимал патриарший престол в 610–638 годах. — А. К.) омочи ризу Святыа Богородица в мори, и въскыпе море, и потопоша ратнии, а инии ослепоша и побегоша от страха» ^{128}. Соседство этой статьи со Сказанием о владимирских чудесах — отнюдь не случайность. Отныне священная реликвия, незримый образ которой неотлучно пребывал на Золотых воротах города, должна была защищать жителей Владимира, как прежде Богородичная риза защищала жителей Царствующего града.