Царственный паяц

что.

В общей сложности получил около 700 долл<аров>, но, к сожал<е- нию>, жизнь в

Польше и Германии очень дорога, и львиная доля заработка пошла на отели и пр.

Теперь везу книги на продажу (8 рукописей!). К 1-му февраля (день двадцатилетней

моей литерат<урной>деятельности, т. к. первое сти- хотв<орение> было помещено 1-го

82

февраля 1905 г.) изд<ательст>во Бергман выпускает в свет две новые книги. Если

«удастся», вышлю и

Вам. Говорю: «удастся», т. к. наши издатели не очень-то обращают внимание на

просьбы авторов.

Теперь жду от Вас сообщений, как Вы прожили этот год. Весьма жалею, что и

прошлым летом не побывали у нас на озере и на море. М<ожет> б<ыть>, удастся в это

лето? Пишите пока на Тойлу. Следующий адрес сообщу 5.11.

Жена Вас приветствует и поздравляет.

Адрес Мак<ара> Дм<итриевича> потерял. Сообщите, пожалуйста.

Опять в Берлине виделся с Костановым и его семьей всей. Милейшие люди они, его

же трагедия всегда печалит меня: такой одаренный!

Целую Ваши ручки.

Ваш Игорь

36

5 февраля 1925 г.

Дорогая Августа Дмитриевна!

Я очень благодарен Вам за телеграмму с приветствием к моему юбилею и милое

письмо. Я рад, что у Вас все благополучно и что Вы чувствуете себя хорошо.

«Солнечной женщине» было помещено осенью во «Времени» (Берлин).

Стих<отворение> это вошло в сборник моих стихов 1922—1923 гг. «Литавры солнца»,

имеющий выйти в свет до осени. «Поэзу о Иоланте» я вышлю Вам в ближайшие дни.

Сейчас я пишу Вам из ]агуе, от Эссена, куда пришел из Тойлы сегодня. Завтра утром

еду в Ревель. Дней через десять-пятнадцать еду в Берлин — Париж — Прагу. Юбилей

прошел более чем тихо. Этот день провел в Той- ле. Служили на могиле мамы

панихиду и молебен. Никого из городов не приглашал. Тем более своих «односельчан».

Получил пять телеграмм и семь писем, в четырех газетах меня вспомнили немного. Вот

и все. Да, впрочем, иначе и быть в наше время не может... Офокстротти- лись все

слишком. Жена шлет Вам свой искренний привет. Целую Ваши ручки, жду письма.

Поцелуйте от нас Асю.

Всегда Ваш

Игорь

■1агуе, 5. И. 1925 г.

23 февраля 1925 г.

Письмо «вне абонемента»

С большой к Вам просьбой, дорогая Августа Дмитриевна: мне нужно немедленно

выехать в Париж, Берлин и Прагу — дать вечера, продать попутно несколько рукописей

книг. Имею 100 крон, не хватает еще столько же. Будьте хорошая, пришлите

немедленно эту сумму, и я тотчас же выеду, причем обязуюсь честным словом выслать

Вам из-за границы недели через две-три эту сумму. О прежнем долге пока не

упоминаю, это будет теперь трудно, но новый погашу незамедлительно. Со дня на день

ждал 100 крон (в герм<анских> зол<отых> марк<ах>) из берлинского «Времени», но

оно закрылось временно, и вот в результате — моя просьба к Вам, ибо Вы — самый

лучший друг и поможете мне выбраться на заработки. Через месяц вернусь с

обеспечением на все лето и осень, и часть зимы. Все бумаги и визы готовы, нужно

только их взять. Сезон кончается, и я спешу ехать. Жалею, что и то потерял так много

времени. Пока тороплюсь, целую Ваши ручки, жду скорого ответа. Это письмо вне

очереди, 5-го апр<еля> напишу Вам снова и надеюсь - из Франции.

Фелисса просит Вас принять ее сердечный привет. Асю целуем.

Ваш Игорь

ТоПа, II, 23.1925 г.

83

Р. Б. Если я теперь же не выеду, я попаду в такое же положение, как в 1£ годы, а это

ужасно, не правда ли? Верую, что Вы этого не допусти- те: пока еше не поздно, тем

более, половина денег имеется у меня не- прикосновенная, а это так много значит.

Прошлое турнэ по Польше дало мне большую пользу!

Игорь

На днях буду в Юрьеве - достану все-таки книги для Вас - должен достать - и

вышлю с упоением!

Я так настроился ехать, так хочется новых мест, людей, успехов, блеска, тем. Я как-

то не старею, дорогая Августа Дмитриевна, и в свои 37 лет часто чувствую себя

двадцатилетним, и «девятнадцативешние» это так хорошо видят...

Вот и сейчас мне так легко писать Вам, зная наверное, что Вы не погасите во мне

вдохновения, не охладите моего порыва и дадите по

эту остаться поэтом и поступить, как ему хочется, как ему нужно. От неудачи никну,

блекну, от успеха — крылат, жив, блестящ! Еще раз — Ваши ручки!

Игорь

С. Прокофьев писал мне на днях. Он теперь в Германии. Очень хочу повидаться с

ним. Его «Любовь к трем апельсинам» — событие в Европе.

В Америке же она шла 3 года назад с выдающимся успехом.

Я думаю дать ему либретто для новой оперы.

Отчего бы либретто не написать поэту? Ведь их обыкновенно пишут какие-то

фельетонисты из захудалых изданий.

<ПРИПИСКИ НА полях:>

Получив от Вас деньги, выеду на другой же день.

В дороге буду писать Вам каждую неделю.

38

5 марта 1925 г. 5.III. 1925.Toila

Дорогая Августа Дмитриевна,

пусть прежде всего этот месяц ознаменуется присылом мною Вам давно обещанной

«Поэзы о Иоланте»! Наконец-то я, выбрав свободную минуту, переписал ее для вас. И

только для Вас: переписывать не люблю и не имею времени, ибо работаю теперь во

многих изданиях (Ревель, Рига, Берлин, Варшава и Париж), еженедельно посылая туда

стихи, рассказы и статьи об искусстве. Дело наладилось. На днях в Юрьеве вышли в

свет новые поэмы. Т. к. теперешние издатели экземпляров автору, кроме одного, не

дают (экономия!), авторы же зарабатывают так мало, что о покупке не может быть и

речи, сообщаю Вам небезынтересно ознакомиться самой и ознакомить с моими

книгами милого Макария Дмитр<иевича>, адрес издателя: Estland, Tartu, Jaani uul, 26 -

Vadim Bergmann. Книга каждая стоит меньше 1/2 доллара. Конечно, после Парижа

(поездка наша туда пока отложена несколько) я смог бы прислать Вам и сто

экземпл<яров>, но, думается, Вам интересно прочесть теперь же и не откладывая.

Поэтому-то я и сообщаю адрес Вади- Ма Эдуардовича.

В настоящее время я пишу новый большой роман онегинской строфой из жизни

России периода 1890-1917 гг. Написал уже ровно 2 части (80 строф по 14 строк).

Предвидится еще столько же, если не больше. Надеюсь к маю закончить труд. Эта

работа, собственно, и заставляет меня несколько отложить поездку, хотя есть и иные

причины.

Идея Ваша — разговор по телефону — выполнима, думается, и теперь: ТоПа

соединена телефоном с Ревелем, а Ревель, вероятно, со Стокгольмом. Если вы хотите

стихов, вызывайте, — я к Вашим услугам. И мне будет приятно — очень приятно —

читать для Вас, Вам... Предполагаю, когда поеду во Францию, побывать и в Италии, где

мы, м<ожет> б<ыть>, встретимся. А если не там, возможно, и в Эстии: м<ожет>

84

б<ыть>, Вы поедете через Ревель? Если я Вас очень попрошу об этом?

У нас выпал глубокий снег, и ТоПа приняла совсем зимний вид: снова салазки,

лыжи, лунные ночи... Хорошо! Живем мы очень уединенно и, кроме как у Эссена, ни у

кого не бываем: люди вне искусства, — что может быть с ними общего? Всюду

политика, а я ее органически не выношу. Читаем всю изящную литературу, какую

только удается доставать, а это очень трудно.

Целую Ваши ручки, знакомые с шелестом вешним страниц сборников поэз. Жена

свидетельствует Вам свое внимание.

Ваш неизменно

Игорь

7 апреля 1925 г. ТоПа, 7. IV. 1925

Дорогая Августа Дмитриевна!

Вы мне доставили большое удовольствие, исполнив мою просьбу, да и я не

сомневался в этом: ведь Вы — Вы. Очень благодарен Вам и обрадован. В ближайшие

дни еду, — укладываемся. Следующее письмо — из Берлина.