Дэн Сяопин

Поводом к нему послужили три документа Фуцзяньского комитета партии, полученные Бо Гу и Ло Фу, возглавившими вновь созданный орган власти в Центральном советском районе, Центральное бюро Компартии Китая, вскоре после их приезда. Два документа принадлежали исполняющему обязанности секретаря парткома Фуцзяни Ло Мину, а третий — одному из уездных секретарей. В них выражалось сомнение, правда, весьма осторожное, в эффективности военной тактики Центрального комитета применительно к Советскому району юго-западной Фуцзяни¹²². Естественно, вожди партии остались этим недовольны. Тем более им стало известно, что накануне написания документов Ло Мин встречался с Мао и обсуждал необходимость ведения чисто партизанской оборонительной войны в Советском районе юго-западной Фуцзяни, после чего созвал совещание, где не только открыто поддержал военную тактику Председателя Центрального исполнительного комитета и Совнаркома, но и убедил в правоте Мао весь фуцзянский партком. Этот худой и застенчивый на вид юноша, пятью годами моложе Дэна, интеллигент-очкарик, изучавший когда-то в Сямэньском педагогическом училище эстетику, проявил характер¹²³. Да еще в тот самый момент, когда Красная армия готовилась к отражению четвертого карательного похода Чан Кайши [29]. Похоже, он не боялся, что несогласие с военной тактикой ЦК могло обрушить на него обвинение в «предательстве»!

В середине февраля 1933 года Бо Гу и Ло Фу атаковали секретаря Фуцзяни, развернув в партии борьбу против так называемой «линии Ло Мина». Строптивого фуцзяньца и его сторонников, будущих известных деятелей китайской компартии Тань Чжэньлиня, Лю Сяо и других (всего 28 человек), сняли со всех постов¹²⁴, а других единомышленников Ло Мина стали выискивать повсеместно и в первую очередь, разумеется, в Цзянси, где находились главные силы Красной армии. 23 февраля в органе Центрального бюро, журнале «Доучжэн» («Борьба»), появилась статья «Что такое наступательная линия?», в которой впервые злобной критике был подвергнут Дэн Сяопин — за то, что в своем подрайоне следовал «чисто оборонительной» тактике.

Выбор Дэна в качестве главного объекта для проработки в Цзянси не был случаен. И объяснялся не только тем, что на ноябрьской партконференции Дэн пытался защитить Мао. Главное заключалось в том, что в Хойчане и двух других подведомственных ему уездах он действительно вел партизанскую войну, а за три месяца до статьи, в ноябре 1932 года, под ударами гуандунской армии ему и его партизанам пришлось сдать врагу город Сюньу, расположенный близ границ Центрального советского района. А это, с точки зрения Бо Гу и Ло Фу, неоспоримо подтверждало их правоту: что же, как не партизанская оборонительная тактика, привело к поражению!

Через пять дней после появления статьи Цзянсийский партком направил в три подчиненных Дэну уездных комитета директивное письмо, в котором объявил, что «оборонительная линия» Дэна и «линия Ло Мина» — из одного источника. В то же время, пытаясь спасти старого друга, секретарь парткома Ли Фучунь в срочном порядке перевел Дэна из Хойчана на должность заведующего отделом пропаганды Цзянсийского комитета, взяв его, таким образом, под крыло. Окружила Дэна заботой и жена Ли Фучуня, Цай Чан, исполнявшая в парткоме мужа обязанности заведующей женским отделом¹²⁵.

Между тем критическая кампания в адрес Дэна продолжала нарастать. И в середине марта его вызвали для отчета на заседание Центрального бюро компартии, где подвергли разносу. После этого Дэн, верный раз и навсегда избранной во время первого кризиса в Шанхае линии поведения, написал самокритичное заявление, признав «ошибки». Он понимал, что лучше несколько раз «потерять лицо», чем один раз голову. Но его самокритика не помогла. В конце марта Ло Фу прибыл в Хойчан, чтобы лично провести собрание партийных активистов. Под его давлением собрание приняло осуждающую Дэна резолюцию, квалифицировав на этот раз его «ошибки» как выражение «линии Ло Мина в уездах Хойчан, Сюньу и Аньюань»¹²⁶.

Вслед за тем в качестве объектов борьбы были определены и остальные три «больших алмаза»: брат Мао — Цзэтань, Се Вэйцзюнь, занимавший в то время пост командующего военным подрайоном северной части Центрального советского района, и Гу Бо, бывший тогда уже министром культуры Советского правительства Цзянси. Вожди Центрального бюро и их подручные начали и их усиленно «огранивать». Но все в Центральном советском районе понимали: не эту четверку им хотелось свалить, а самого Мао Цзэдуна. Ведь именно он был не только главным апологетом партизанской войны, но и наиболее авторитетным противником Бо Гу и Ло Фу в партии. Бо Гу и Ло Фу «на самом деле, указывая на курицу, поносили собаку», — говорил позже Мао Цзэдун¹²⁷. То же впоследствии признавал и сам Бо Гу: «Борьба против линии Ло Мина в действительности была борьбой против старого руководства в советских районах, руководимых Мао Цзэдуном. Так называемая линия Ло Мина в Цзянси, то есть борьба против Дэна (Сяопина), Мао (Цзэтаня), Се (Вэйцзюня) и Гу (Бо) — это открытая борьба против председателя Мао»¹²⁸.

И эта борьба не утихала всю весну 1933 года. Во второй половине апреля в деревне Цилицунь уезда Нинду состоялось расширенное заседание Цзянсийского парткома, в котором приняли участие более двухсот цзянсийских ганьбу (секретари уездных комитетов, политработники и сотрудники парткомовского аппарата). На заседании с совершенно убийственным докладом выступил старый знакомый Дэна по Шанхаю, гулявший когда-то на его свадьбе с Чжан Сиюань, Ли Вэйхань, ставший в марте 1933 года заведующим орготделом Центрального бюро компартии. Стремясь выслужиться перед начальством, он объявил всех четверых уже не только «творцами линии Ло Мина в Цзянси», но и вождями «антипартийной группировки», проводившими «антикоминтерновский» курс¹²⁹.

Дэн вынужден был написать второе самокритичное заявление, а затем и третье. «Я и сам чувствую и понимаю, что ошибался, — признавался он. — Здесь нет вопроса. Хочу только побыстрее заняться практической работой»¹³⁰. Вместе с тем он отверг обвинения в «правом уклоне» и «оппортунизме», которые на него, как и на Мао, стали навешивать особо рьяные сторонники Бо Гу. Аналогичным образом повели себя и остальные члены четверки.

В начале мая Дэн получил «последнее серьезное предупреждение» и был снят с поста заведующего отделом пропаганды Цзянсийского парткома. Такое же «предупреждение» получил Гу Бо, также лишившийся должности. Цзэтаня же только отстранили от работы в армии, а Се Вэйцзюня перевели на другую работу. Всех четверых лишили права носить оружие: на одном из собраний на глазах затаившей дыхание публики у них демонстративно отобрали револьверы¹³¹.

Но в целом четверка более или менее легко отделалась. Никого из них не арестовали и даже не исключили из партии. В мае Дэн был послан в один из уездов на границе Центрального советского района с инспекционной целью, однако через десять дней отозван: кто-то наверху испугался, что он «сбежит»¹³². Какое-то время с ним, похоже, не знали, что делать, но тут в его судьбу вмешался влиятельный член Центрального бюро, заведующий Главным политуправлением армии 1-го фронта Ван Цзясян. По рекомендации своего заместителя — знакомого нам Хэ Чана, того самого, который, будучи секретарем гуандунского комитета, осенью 1929 года ездил с Дэном в Наньнин устраивать съезд гуансийских коммунистов — он взял Дэна к себе заведующим секретариатом Главпура. А в июле назначил понравившегося ему помощника главным редактором находившегося в его ведении печатного органа Центрального реввоенсовета — журнала «Хунсин» («Красная звезда»).

Наиболее серьезные последствия вся эта история имела для Дэна в личном плане. В начале мая, поверив в виновность мужа, от него ушла Цзинь Вэйин.

Да, прав, очевидно, был Мао Цзэдун, сказавший когда-то: «[Отстаивая правду] нужно обладать „духом пяти бесстрашии“: во-первых, не страшиться лишиться должности, во-вторых, не страшиться быть исключенным из партии, в-третьих, не страшиться того, что с тобой разведется жена [Мао употребил простонародное выражение «лао по», «старушка»], в-четвертых, не страшиться попасть в тюрьму и, в-пятых, не страшиться смерти»¹³³.