Леонид Филатов

ДВОЙНОЕ СОСТОЯНИЕ ДУШИ

Встреча Леонида Филатова с Эльдаром Рязановым произошла в 1987 году. На «Мосфильме» снималась комедия «Забытая мелодия для флейты», в которой главную роль — чиновника Филимонова — Эльдар Александрович предложил сыграть Леониду. «С Рязановым, — вспоминает Леонид, — у меня складывались просто замечательные отношения. Я к нему и пошел по любви. Когда он пригласил меня сниматься, я был еще на другой картине, но, как говорится, все на свете бросив, помчался читать сценарий и тут же определил: хочу работать, делать картину. И сразу пошла работа. Мы репетировали сцену, вернее, оговаривали ее и снимали на монитор, потом обсуждали, что удалось, а что нет. Эльдар Александрович — человек распахнутый, когда смотрит материал, он как бы советуется: „...Плана нет... Давай, давай, чуть общее... А вот здесь можно такую? Можно, давай сделаем... Хотя нет, черт! А ну-ка еще раз сделаем... Нет, ничего, может быть...“ Он открыт для любых предложений, хотя все равно в результате тихонько-тихонько прибирает картину к своим параметрам, к тому, как он понимает и как он любит. Поэтому ощущение вольности у артистов может быть иллюзорным. Я вижу, как он потом монтирует.

Артист все равно в жестком графике его работы, и все сыграют то, что ему нужно. Работать с ним безумно легко и весело. С ним не устаешь от рабочего дня....

Фильм снимался, когда в стране забрезжил рассвет перестройки. «Дорогие» каждому кадры из времен застоя прямо-таки захватывали нас в фильме...

Утренний час пик. Затор машин. Замерли переполненные троллейбусы и автобусы. И хотя все газетные заголовки призывают нас к работе с ускорением, жизнь на дороге замерла. Все ждут. Вот он, долгожданный «Зил» с важной персоной, а может быть, и без нее. Движение возобновилось, ускорение началось...

Образ чиновничества заявлен с первых же кадров. А обличительная песенка о чиновниках «Мы, как в танках, в своих кабинетах», звучащая на титрах, — бальзам для каждой измученной бюрократией души зрителя.

С момента выхода фильма «Карнавальная ночь» облик бюрократа Огурцова сильно изменился, стал менее веселить нас, это уже не малограмотный «злодей», а умный, образованный человек, который, в отличие от своего предшественника, прекрасно ведает что творит. Именно такого чиновника новой формации и предстояло сыграть Леониду. Леня, как ему казалось, ничего подобного до сих пор еще не играл и не совсем понимал, почему Эльдар Александрович увидел в нем образ бюрократа-чиновника. Однако режиссер и актер нашли общий язык в ненависти к этому племени, но в чем-то обличение этого явления сорвалось, вернее, прошло не совсем так, как всем хотелось. В одной из рецензий на фильм в «Советском экране» критик Нина Агишева писала, что не верит в искреннюю любовь героя, для нее это все равно что Иудушка Головлев влюбился! А вот в фильме «Гараж», пишет она, «героями были мы с вами, рядовые, так сказать, граждане эпохи застоя, которые изливали душу дома на кухне, на собраниях молчали...» Самое, наверное, страшное и еще не осознанное должным образом на нашем экране — тип тех людей, которые молчат на собраниях, а иногда и говорят, но не то, что думают, а то, что надо говорить, и при малейшем появлении у них власти, а порой даже и без нее, они все те же Филимоновы. В фильме Э.Рязанова самодеятельный театр, где играет героиня фильма Лида, ставит модернизированную версию «Ревизора» Гоголя. Критики усматривали в этом выборе Эльдара Александровича тайный намек на сложившуюся на Руси преемственность чиновничества. В этом великом произведении И.В.Гоголя есть фраза, которую очень хочется вспомнить, когда смотришь фильм: «Над кем смеетесь? Над собой смеетесь!» Да, в этом фильме во многом над собой, потому что Филимонов Филатова —прежде всего тип психологии, сложившейся в нашем обществе! Думаем одно, говорим другое, а поступаем уже вообще непредсказуемо. Филимонов как явление значительно шире понятия чиновничества. Это образ существования целых поколений, живущих в конфликте между официальными установками общества и истинными живыми явлениями в нем. Филимонов — не просто чиновник, а чиновник от искусства, как бы повелитель талантов, а главное, он проводник тех идеологических установок, которые существуют в обществе. И если, например, направление авангарда признано вредным, то он его запретит. Поэтому и народ, что самое страшное, признает авангард вредным, а критики вообще лучше всяких бульдозеров «сметут» с лица земли выставку вольных художников в Битце. Однако после разноса, как знать, давайте пофантазируем, может быть, дома будут наслаждаться альбомами Фалька и Малевича, вывезенными из дальних стран. Опять она — эта «кухонная» свобода! Замкнутый круг, по которому вслед за Филимоновым бежим мы все. Двойное состояние души, в котором так долго пребывало наше общество, породившее особое состояние вечной лжи и потери нравственных критериев. Молчание— тоже вид соглашательства, иногда более страшный, чем действие. Все мы, больные вирусом лжи, пытаемся найти его источник где-то на стороне и с криками «распни!» бросаемся судить и карать, не чувствуя симптомов болезни у себя.

Э. Рязанов и Л. Филатов ограничили себя рамками показа бюрократии чиновничества, но рамки лопнули, и мы увидели нечто большее — состояние больной души нашего общества. Так хотели мы осудить Филимонова, а он возьми и ускользни, показал нам нос и сказал: «Сами такие!»

Вспомним фильмы «Полеты во сне и наяву» режиссера Балаяна, «В четверг и больше никогда» режиссера А. Эфроса. Что же там? Вы скажете: «Там же совсем другое». На мой взгляд — все тот же серьезный разговор, но в другом жанре, на другом материале. Филимонов в какой-то мере продолжает портретную галерею и даже выигрывает в отличие от своих братьев из названных фильмов. Он еще делает попытку любить. Иногда в мечтах, иногда в действительности совершает поступки... Отчаянная борьба за сохранение хоть какого-то движения души, истинных ценностей и радостей.

«...Леонид Филатов кажется мне в каждой роли невероятно естественным. Ощущение, что этот человек не играет, а он и есть такой. Как он этого добивается? Причем роли самые разные. Например, в фильме „Грачи“—такой неистовый, темпераментный уголовник, сыгранный просто с бешеной страстью, или у нас во „Флейте“ — степенный, с достоинством чиновник, делающий карьеру. Леня, кроме Чичерина, где он делался „портретный“, не меняет своего лица, то есть это жан-габеновская традиция. Жан Габен играл своей внешностью, но персонажи были разные. Это и каменщик, и миллионер, и полицейский, и преступник. Леня Филатов принадлежит к этому направлению артистов. Чичерин — исключение, которое только подтверждает правило. Во всех остальных ролях он снимается практически без какого бы то ни было грима. Значит, первое качество, которое меня в нем покоряет, — это необыкновенная натуральность. Этого очень трудно добиться, можно только в одной роли, которая совпадает с твоим психофизиологическим устройством. Он же играет такие разные, противоположные роли: еще можно, например, вспомнить „Успех“, где он прекрасно сыграл режиссера. И, наконец, немец, аристократ барон Б.К. в фильме Соловьева...

Во всех ролях из самых разных времен, национальностей и социальных слоев Леонид необыкновенно достоверен, и это главное. Филатов — одно из редких исключений среди актеров, когда ум и талант присутствуют одновременно. Обычно актеру все равно что играть, лишь бы роль была хорошая. У Филатова же необыкновенно развито гражданское самосознание, то, что он актер Таганки, то, что он воспитывался в любимовском коллективе, — все это наложило отпечаток на его индивидуальность. Я ругал его за две-три роли, когда он поддавался уступкам и играл людей с другой идеологической группой крови. Кстати, Костя Худяков тоже ругал его за это. Однако не они определяют его сущность, которая прежде всего в неистовой гражданской позиции и в любви к справедливости. Филатов олицетворяет для меня актера перестройки. Человек, который никогда не занимался общественной деятельностью, как и я, кстати, сейчас становится секретарем Союза кинематографистов, потому что Родина в опасности и ей надо помогать. И Филатов взялся за не свойственную ему роль. В нем существует гражданский темперамент независимо от того, занимает ли он должность или нет. Я это хорошо знаю по работе над «Флейтой», где Леня в первую очередь согласился играть потому, что им владела та же ненависть, что и мной, к племени бюрократов, которые довели нашу страну до ручки. Это они, люди без стыда и совести, могли ради должности, ради выгод, ради каких-то собственных карьер и набивания карманов продать все и по большому счету и по всем частностям и отдельностям. Вот эта ненависть объединила нас в этой работе. Как ни странно, в первую очередь нами управляла не художественная, а идеологическая и политическая задача, потому что мы искали портретное сходство, привычки, манеру поведения, потому что мы оба наблюдали много, очень много. Он и я, каждый из нас, натерпелся и настрадался и находился по кабинетам. Мы видели этих равнодушных, якобы интеллигентных держиморд. Вот почему в эту роль Филатов вкладывал не только чисто актерское мастерство, но еще и свою идеологическую страсть. Надо сказать, чем мне дорог и близок Леня в этой роли. У него не видно ненависти к моему персонажу, которая мешает объективным результатам. Возьмем, например, у А.И.Солженицына «В круге первом» главу о Сталине. Она художественно слабее всего остального, потому что ненависть так захлестывала автора, что это было в ущерб художественности. В Филатове было прекрасно то, что эта ненависть, которую я точно знаю и ощущаю, это омерзение к своему персонажу нигде не были видны. Он играл человека со своими убеждениями, со своей прямотой. Он влез в шкуру этого человека и как бы не осуждал его. Хотя на самом деле, конечно, он его осуждал, высмеивал и издевался над ним. Это качество не очень часто встречается в актерах. Потому что актеры, как правило, все-таки люди аполитичные. В данном случае я говорю это в хорошем смысле. Для них важна роль, лицедейство, и это естественно, это в натуре артиста, и в этом ничего плохого нет. Однако иной раз артист ради хорошей роли может пойти в какую-то подлую вещь. Гражданское чувство всегда сопутствует Леониду. Например, факт ухода из эфросовской Таганки. Можно по-разному относиться к Эфросу, к Любимову, можно допустить любую точку зрения в этом вопросе, но поведение Филатова говорит о его принципиальности. Он не побоялся поставить на карту свою судьбу. Вот мы подбираемся к самому главному, к тому, что Филатов — это личность. Слово это затрепанное, очень часто употребляющееся, и тем не менее Филатова не спутаешь никогда и ни с кем; это одновременно хорошо и вроде бы плохо. Тем не менее хорошо, потому что примат филатовской личности во всем очень важен. Я не могу не упомянуть еще об одном качестве: он просто замечательный поэт. Я давно знал его очаровательные, острые пародии на Евтушенко, на Рождественского, причем эти пародии он исполняет мастерски, обезьяний талант — он им владеет абсолютно, но редко им пользуется, хотя я убежден, что Филатов, если ему предложить роль Панталоне в «Принцессе Турандот», справится с ней замечательно. Просто ему таких ролей не выпадало ни в кино, ни в театре. Я думаю, что Филатову было бы интересно попробовать себя в каком-нибудь фарсе, гротеске, какие-то совершенно невероятные пластические вещи, потому что он зажат, он снимается в основном в современных картинах. В костюмных фильмах я его совершенно не помню. Мне кажется, ему интересно бы было сыграть, например, «Сам у себя под стражей» Кальдеропа. В таких вещах может открыться совершенно неведомый нам Филатов. В театре он явно не раскрыт, и думаю, что и в кино в нем видят социального героя. Надо попробовать его и в характерных ролях и в ролях простаков. Думаю, что там он может сказать свое филатовское слово, не похожее ни на кого другого. Потому что главным образом эксплуатируются его физические данные, такие его качества, как естественность, натуральность, правдивость. Необходима попытка вывести его за рамки того, что называется у нас перевоплощением (в данном случае я не имею в виду даже грим), но просто вывести за пределы, я бы сказал, ползучего реализма. Он играет в этих пределах очень разные роли. Я называл уже: «Грачи», «Чичерин», «Успех». Но думаю, что впереди может быть прыжок совершенно неожиданный, просто-напросто пока нет режиссера, который бы осмелился увидеть его таким образом и предложить ему что-то хулигански непривычное.