Карл Великий

Однако разрыв этот не мог чисто механически вновь разделить те этнические общности, которые сложились в течение нескольких веков. К прошлому возврата быть не могло. Это делал невозможным и самый факт существования (хотя и кратковременного) каролингской империи с ее церковной и светской административной системой и единой военной организацией, объединявшей население отдельных областей, что при слабости экономических связей имело решающее значение. Именно в системе империи усилились консолидация и объединение, с одной стороны, областей Галлии, с другой — Германии и сплочение этнических элементов той и другой групп. Раннефеодальная каролингская империя, ликвидировавшая племенные княжества и объединившая образовавшиеся на племенной основе общности, способствовала слиянию этих общностей. Процессы этнической консолидации, шедшие внутри племен и народностей, искусственно соединенных в рамках империи, имели своим результатом появление определенного нового качества, ставшего ощутимым и зримым, когда империя распалась. С победой центробежной силы, развалившей империю, на свет выступили центростремительные силы, создавшие новые народности в обособившихся частях империи.

При внуках Карла Великого, согласно Верденскому договору 843 года, империя была не просто разделена на три части между тремя членами Каролингской династии; по существу, то было определенное подведение итогов многовековых этнических процессов внутри франкского государства. В недрах племен и народностей, временно слитых в его составе, шли процессы образования новых народностей: французской — в Галлии, немецкой — к востоку от Рейна, итальянской — на территории Апеннинского полуострова. Процессы эти, которые привели впоследствии к формированию соответствующих наций, были, конечно, еще очень далеки от завершения, и, например, жители «западной Франции» в южной Галлии еще долго считались чуть ли не иностранцами. И все же наличие этих процессов в IX веке несомненно; о нем свидетельствует, между прочим, появление упомянутого выше памятника старофранцузского (романского) и старонемецкого языков — «Страсбургской присяги».

Вернувшись к содержанию Верденского договора, отметим следующие особенности его территориально-этнического феномена.

В состав Западно-франкского (Французского) королевства вошли: Аквитания, Септимания, западная часть Бургундии, «западная Франция» (большая часть Нейстрии), иначе говоря, прежние галлороманские области и часть каролингской «Франции», население которой говорило на романском диалекте. В состав Восточно-франкского (Германского) королевства вошли: «восточная Франция» (восточная часть Австразии), Саксония, Тюрингия, Аламанния, Бавария — то есть территории, населенные преимущественно германскими племенными группами; позднее к ним присоединилась и Фризия. В состав так называемого «государства Лотаря», этого по существу «Средне-франкского государства», если оставить в стороне Фризию, о которой сказано выше, и Италию, совершенно чужеродную другим регионам и вскоре окончательно от них отделившуюся, вошли: «средняя Франция», Эльзас и большая часть Бургундии — то есть территории со смешанным романо-германским населением.

Два первых подразделения — Французское и Германское королевства, а также отделившаяся от «государства Лотаря» Италия превратились в дальнейшем в более или менее устойчивые феодальные государства с формирующимся единством территории и языка. Оставшаяся часть «государства Лотаря» — промежуточная зона между Францией и Германией — не обнаружила подобной устойчивости. Распавшаяся позднее на Арелатское королевство и Лотарингию (Lotarii Regnum — «царство Лотаря»), она стала ареной ожесточенной борьбы между разделенными ею государствами. Понадобились века, чтобы часть этих областей соединилась с Францией, часть — с Германией.

После распада державы Каролингов термин «Франция» в значительной мере утратил свой первоначальный этнический смысл: «Францией» еще долго называли северную часть Западно-франкского королевства, «восточной Францией» по-прежнему именовали восточную часть Австразии, вошедшую в состав Германии. Позднее она превратилась во Франконию. Лишь столетие спустя название «Франция» окончательно закрепилось за территорией Французского королевства. Таким образом, распад, а затем и исчезновение «провинции Франции» означали распад, а затем и исчезновение франкской народности. Ей было суждено разделить судьбу своей этнической территории, а также государства, в рамках которого она складывалась и развивалась. На смену «Франции» пришла Европа.

Глава пятая. От истории к традиции

«Милая Франция» и ее обитатели

Но каролингская «Франция» не исчезла бесследно. Она просто изменила менталитет и из одной категории явлений перешла в другую. Она превратилась в «милую Францию» (dulce France) средневековых поэтов. Ее стали прославлять в кантиленах и жестах — героических песнях, которые певцы-жонглеры исполняли рыцарскому войску.

«Милая Франция» — это не «Франция» Карла Великого, но и не «Франция» эпохи крестовых походов — времени, когда сложились жесты. Это — «Франция» воображаемая, как бы промежуточная, обитателей которой величают то «франками», то «французами», столицей которой оказывается то Ахен, то Лан [17], то Париж, и которая включает в себя не только Нормандию, Бретань, Пуату, Овернь, но и Лотарингию, Баварию, Алеманнию, Фризию, иначе говоря, которая одновременно принадлежит и Франции Капетингов, и Франции Каролингов, находясь как бы между ними.

В этой связи совершенно бессмысленным выглядит вопрос, над которым два последние столетия бесплодно бьются «романисты» и «германисты»: на французском или на немецком языке создавались ранние сказания о Карле Великом? Напомним, что в те времена еще не было ни «немцев», ни «французов», что были только франки и покоренные ими народы, что первые сказания писались на латинском языке, а первые героические песни, вероятно, пелись на языке народном, более «романизированном» на западе и более «германизированном» на востоке. Что же касается песен тех времен, когда они были записаны, то здесь спорить не о чем: все они появились на старофранцузском языке, который, в зависимости от места записи, мог быть «итальянизирован», «энглизирован» и т.п., многочисленные же варианты на немецком, английском, испанском и древнескандинавском языках — не более чем поздние переводы. Впрочем, языковая проблема — не наша тема, и коснулись ее вскользь мы лишь потому, что уж очень большое место занимает она в новейшей научной литературе. Нас же интересует в первую очередь, как традиция изобразила великого Карла в его антураже, и почему это произошло.

Говоря суммарно, в жестах и романах средневековья сам император, его родственники и близкие получили вторую жизнь. Все они приобрели новый облик и характер, сохранив при этом некоторые черты, засвидетельствованные историей, и изменив другие почти до неузнаваемости. Исторический Карл, носивший только усы, отпустил седую бороду и прожил вместо семидесяти двести лет, успев за это время слиться не только со своим дедом — Карлом Мартеллом, но и со своим внуком — Карлом Лысым, а его мать, Бертрада, в противовес своему «короткому» супругу, значительно «удлинилась» и стала «большеногой». Не менее деформировались сыновья и внуки Карла, хотя в главном из них, Людовике Благочестивом, точно сохранены его безволие и двоедушие. Из окружения Карла и Людовика «в живых» не осталось никого, за исключением Роланда да еще Гильома Тулузского; впрочем, и эти двое обзавелись и новым обликом, и новой родней: Роланд стал «племянником» Карла Великого, а Гильом получил не менее знаменитых предков. Зато вдруг «ожили» многочисленные герои, которых не знала или почти не знала подлинная история. Появился неугомонный Рено де Монтобан с тремя братьями, появился многострадальный Ожье Датчанин, чей героизм не раз спасал Карла, появились бешеный Рауль де Камбре, предатель Гуенелон и многие, многие другие.